Неточные совпадения
У круглого стола
под лампой сидели графиня и Алексей Александрович, о чем-то тихо разговаривая. Невысокий, худощавый человек с женским тазом, с вогнутыми в коленках ногами, очень бледный, красивый, с блестящими, прекрасными глазами и длинными волосами, лежавшими на воротнике его сюртука,
стоял на другом конце, оглядывая стену с портретами. Поздоровавшись с хозяйкой и с Алексеем Александровичем, Степан Аркадьич невольно взглянул еще раз на незнакомого человека.
Две
лампы освещали комнату; одна
стояла на подзеркальнике, в простенке между запотевших серым потом окон, другая спускалась на цепи с потолка,
под нею, в позе удавленника,
стоял Диомидов, опустив руки вдоль тела, склонив голову к плечу;
стоял и пристально, смущающим взглядом смотрел на Клима, оглушаемого поющей, восторженной речью дяди Хрисанфа...
Ушли они. Мать встала у окна, сложив руки на груди, и, не мигая, ничего не видя, долго смотрела перед собой, высоко подняв брови, сжала губы и так стиснула челюсти, что скоро почувствовала боль в зубах. В
лампе выгорел керосин, огонь, потрескивая, угасал. Она дунула на него и осталась во тьме. Темное облако тоскливого бездумья наполнило грудь ей, затрудняя биение сердца.
Стояла она долго — устали ноги и глаза. Слышала, как
под окном остановилась Марья и пьяным голосом кричала...
Тогда еще о наборных машинах не думали, электричества не было, а
стояли на реалах жестяные керосиновые
лампы, иногда плохо заправленные, отчего у наборщиков к утру
под носом было черно… Пахнет копотью, керосином, свинцовой пылью от никогда не мытого шрифта.
A.П. Лукин встретил меня, и мы прошли в кабинет к фактическому владельцу газеты В.М. Соболевскому, сидевшему за огромным письменным столом с массой газет и рукописей. Перед столом — такой же портрет Н.С. Скворцова. Кожаная дорогая мебель, тяжелые шторы, на столе подсвечник с шестью свечами
под зеленым абажуром. В.М. Соболевский любил работать при свечах. В других комнатах
стояли керосиновые
лампы с зелеными абажурами.
— Вчера у окна подсматривал, — рассказывала Вершина. — Забрался в сад, когда мы ужинали. Кадка
под окном
стояла, мы подставили
под дождь, — целая натекла. Покрыта была доской, воды не видно, он влез на кадку да и смотрит в окно. А у нас
лампа горит, — он нас видит, а мы его не видим. Вдруг слышим шум. Испугались сначала, выбегаем. А это он провалился в воду. Однако вылез до нас, убежал весь мокрый, — по дорожке так мокрый след. Да мы и по спине узнали.
Войдя наверх, Илья остановился у двери большой комнаты, среди неё,
под тяжёлой
лампой, опускавшейся с потолка,
стоял круглый стол с огромным самоваром на нём. Вокруг стола сидел хозяин с женой и дочерями, — все три девочки были на голову ниже одна другой, волосы у всех рыжие, и белая кожа на их длинных лицах была густо усеяна веснушками. Когда Илья вошёл, они плотно придвинулись одна к другой и со страхом уставились на него тремя парами голубых глаз.
Остановясь у столика, на котором
стояла лампа, он вытащил из-под нее небольшую книжечку избранных мыслей из учения Спинозы, перелистывал небрежно страницы и вдруг остановился.
В пустом кабинете губернатора, куда прямо провели Елену Петровну,
стояла уже ночь: были наглухо задернуты толстые на окнах портьеры, и сразу даже не догадаться было, где окна; на столе горела единственная
под медным козырьком неяркая
лампа.
Они вышли в столовую. В столовой
под лампой стоял стол, уставленный свечами и самыми необыкновенными вещами: сифоны, куколки на пробках, вино необыкновенное в графинах, необыкновенные закуски, водки. — Они выпили, съели, еще выпили, еще съели, и разговор завязался. Серпуховской раскраснелся и стал говорить не робея.
Растаптывая пол тяжёлыми ударами ног, поручик, хлопнув дверью, исчез, оставив за собой тихий звон стекла висячей
лампы и коротенький визг Полины. Яков встал на мягкие ноги, они сгибались, всё тело его дрожало, как озябшее; среди комнаты
под лампой стояла Полина, рот у неё был открыт, она хрипела, глядя на грязненькую бумажку в руке своей.
Женщина, кругленькая и стройная,
стояла среди комнаты у стола, задумчиво глядя на сердитый, лиловый огонь спиртовки
под кофейником; её голые руки и детское лицо, освещённые огнём
лампы под красным абажуром, окрашивались в цвет вкусно поджаренной корочки пирога.
Она молча указала лорнетом в угол, — там, на мольберте,
стояла картина — река, деревья. Я удивленно взглянул в лицо женщины, странно неподвижное, а она отошла в угол комнаты, к столу, на котором горела
лампа под розовым абажуром, села там и, взяв со стола валета червей, стала рассматривать его.
Теперь она
стояла на пороге, и свет висячей
лампы падал ей прямо на голову — в белом шерстяном платке. Из-под платка смотрело круглое, миловидное, курносое личико с пухлыми щеками и ямочками на них от улыбки пухлых красных губ.
На столе
стояла большая
лампа под голубым колпаком, и свет от неё падал на пол.
Комната была побольше его кабинета, в два окна, смотрела гораздо веселее от светлых обоев с букетцами. Весь правый угол занят был кроватью с целой горой подушек. Налево, на небольшом рабочем столике,
стояла дешевенькая
лампа под розовым абажуром. Она бросала на все полутаинственный, полунарядный свет. Мебели было довольно: и кушетка, и шкап, и туалет, и пяльцы, и этажерочка, и комод, с разными коробочками и баночками: все это разношерстное, но не убогое. На окнах висели кисейные гардины.
Уже смеркалось, когда я уезжал от них. Отъехав от дома, Я оглянулся. На террасе, освещенной
лампой под пунцовым абажуром,
стояли он и она. Он держал ее за талию, а ее голова лежала на его плече. Красноватый отблеск
лампы падал на них.
Посредине было сделано возвышение, на котором
стояла кушетка
под балдахином, от кушетки полукругом с каждой стороны
стояло по шести ваз из великолепного белого мрамора самой тонкой работы, и в них горели
лампы.