Неточные совпадения
— Да, — ответил Клим, вдруг ощутив голод и слабость. В темноватой столовой, с одним окном, смотревшим в кирпичную стену, на большом столе буйно кипел самовар,
стояли тарелки с хлебом, колбасой, сыром, у стены мрачно возвышался тяжелый буфет, напоминавший чем-то гранитный
памятник над могилою богатого купца. Самгин ел и думал, что, хотя квартира эта в пятом этаже, а вызывает впечатление подвала. Угрюмые люди в ней, конечно, из числа тех, с которыми история не считается, отбросила их в сторону.
Самгин видел, как лошади казаков, нестройно, взмахивая головами, двинулись на толпу, казаки подняли нагайки, но в те же секунды его приподняло с земли и в свисте, вое, реве закружило, бросило вперед, он ткнулся лицом в бок лошади, на голову его упала чья-то шапка, кто-то крякнул в ухо ему, его снова завертело, затолкало, и наконец, оглушенный, он очутился у
памятника Скобелеву; рядом с ним
стоял седой человек, похожий на шкаф, пальто на хорьковом мехе было распахнуто, именно как дверцы шкафа, показывая выпуклый, полосатый живот; сдвинув шапку на затылок, человек ревел басом...
Над пятой уже возвышалась продолговатая куча кусков мерзлой земли грязно-желтого цвета, и, точно
памятник, неподвижно
стояли, опустив головы, две женщины: старуха и молодая.
Мы встретились на кладбище. Она
стояла, опершись на надгробный
памятник, и говорила об Огареве, и грусть моя улеглась.
Почти полвека
стояла зрячая Фемида, а может быть, и до сего времени уцелела как
памятник старины в том же виде. Никто не обращал внимания на нее, а когда один газетный репортер написал об этом заметку в либеральную газету «Русские ведомости», то она напечатана не была.
Остановился на Тверском бульваре, на том месте, где
стоит ему
памятник, остановился в той же самой позе, снял шляпу с разгоряченной головы…
Постояв с минуту, старик махнул рукой и побрел к выходу. Аристашка потом уверял, что Лука Назарыч плакал. На площади у
памятника старика дожидался Овсянников. Лука Назарыч шел без шапки, седые волосы развевались, а он ничего не чувствовал. Завидев верного крепостного слугу, он только махнул рукой: дескать, все кончено.
Слобода Александрова, после выезда из нее царя Ивана Васильевича,
стояла в забвении, как мрачный
памятник его гневной набожности, и оживилась только один раз, но и то на краткое время. В смутные годы самозванцев молодой полководец князь Михаил Васильевич Скопин-Шуйский, в союзе с шведским генералом Делагарди, сосредоточил в ее крепких стенах свои воинские силы и заставил оттуда польского воеводу Сапегу снять долговременную осаду с Троицко-Сергиевской лавры.
Глубокий снег покрывал кладбище, так что нужно было разгребать дорогу лопатами, чтоб дойти до могилы;
памятника еще не существовало, а
стоял простой белый крест, на котором даже надписи никакой не значилось.
Вышли в сад. На узкой полосе земли, между двух домов,
стояло десятка полтора старых лип, могучие стволы были покрыты зеленой ватой лишаев, черные голые сучья торчали мертво. И ни одного вороньего гнезда среди них. Деревья — точно
памятники на кладбище. Кроме этих лип, в саду ничего не было, ни куста, ни травы; земля на дорожках плотно утоптана и черна, точно чугунная; там, где из-под жухлой прошлогодней листвы видны ее лысины, она тоже подернута плесенью, как стоячая вода ряской.
— Нет, не
стоит сего… говорить, — перебил, путаясь, дьякон. — Все я не тем занимался, чем следовало… и напоследях… серчал за
памятник… Пустая фантазия: земля и небо сгорят, и все провалится. Какой
памятник! То была одна моя несообразность!
Фома Фомич лежит теперь в могиле, подле генеральши; над ним
стоит драгоценный
памятник из белого мрамора, весь испещренный плачевными цитатами и хвалебными надписями.
— Я был уверен, — сказал я, следуя за ней, — что вы уже спите на «Нырке». Отчего вы не подошли, когда я
стоял у
памятника?
Грузоотправители, нуждающиеся в портовой земле под склады, возненавидели защитников
памятника, так как Паран объявил свое решение: не давать участка, пока на площади
стоит, протянув руки, «Бегущая по волнам».
— А! — сказал человек и, так как нас толкали герои и героини всех пьес всех времен, отошел ближе к
памятнику, сделав мне знак приблизиться. С ним было еще несколько человек в разных костюмах и трое — в масках, которые
стояли, как бы тоже требуя или ожидая объяснений.
— Мы привели новообращенного, — сказал Трай, владелец огненного плаща. — Вот он. Его имя Гарвей, он
стоял у
памятника, как на свидании, не отрываясь и созерцая.
Едва я отделился от стены дома, где
стоял, прижатый движением, как, поддаваясь беспрерывному нажиму и толчкам, был отнесен далеко от первоначального направления и попал к
памятнику со стороны, противоположной столу, за которым, наверное, так же, как вчера, сидели Бавс, Кук и другие, известные мне по вчерашней сцене.
С трудом рассмотрел я вчерашний стол; он теперь был обнесен рогатками и
стоял ближе к
памятнику, чем вчера, укрывшись под его цветущей скалой.
Вы
стояли у
памятника, один.
На диване сидела Глафира Львовна; перед нею
стоял стол, и на столе огромный самовар возвышался, как какой-нибудь
памятник в индийском вкусе.
Облокотясь на один высокий надгробный камень, казацкий старшина продолжал смотреть задумчиво на этот красноречивый
памятник ничтожества величия земного, не замечая, что седой служитель молодого боярина
стоял по-прежнему подле него и, казалось, пожирал его глазами…
Высокий, седой, сухопарый,
Без шапки, недвижно-немой,
Как
памятник, дедушка старый
Стоял на могиле родной!
Она почти каждый день после обеда приезжала на кладбище и, поджидая меня, читала надписи на крестах и
памятниках; иногда входила в церковь и,
стоя возле меня, смотрела, как я работаю.
Нет! они гордятся сими драгоценными развалинами; они глядят на них с тем же почтением, с тою же любовию, с какою добрые дети смотрят на заросший травою могильный
памятник своих родителей; а мы…» Тут господин антикварий, вероятно бы, замолчал, не находя слов для выражения своего душевного негодования; а мы, вместо ответа, пропели бы ему забавные куплеты насчет русской старины и, посматривая на какой-нибудь прелестный домик с цельными стеклами, построенный на самом том месте, где некогда
стояли неуклюжие терема и толстые стены с зубцами, заговорили бы в один голос: «Как это мило!..
Ночь была лунная; вполовину освещенные шкапы, на которых
стояли вазы, походили на какие-то надгробные
памятники: из одного угла смотрел на меня Сократ, из другого выглядывал Цицерон.
Тихо Вадим приближался к церкви; сквозь длинные окна сияли многочисленные свечи и на тусклых стеклах мелькали колеблющиеся тени богомольцев; но во дворе монастырском всё было тихо; в тени, окруженные высокою полынью и рябиновыми кустами, белели
памятники усопших с надписями и крестами; свежая роса упадала на них, и вечерние мошки жужжали кругом; у колодца
стоял павлин, распуша радужный хвост, неподвижен, как новый
памятник; не знаю, с какою целью, но эта птица находится почти во всех монастырях!
Конечно, Гёте недосягаемо выше школьной односторонности: мы доселе
стоим перед его грозной и величественной тенью с глубоким удивлением, с тем удивлением, с которым останавливаемся перед Лукзорским обелиском — великим
памятником какой-то иной эпохи, великой, но прошлой [Не помню, в какой-то, недавно вышедшей в Германии, брошюре было сказано: «В 1832 году, в том замечательном году, когда умер последний могиканин нашей великой литературы».
— Чуден! Намедни, ночью, обхожу я лес, а он — как
памятник чугунный,
стоит на лошади верхом середь поля и
стоит. До-олго я глядел на него, потом окликнул. Оглянулся и поехал прочь, видимо, не признал, а ведь часто заезжает сюда, в краулку-то. На словах будто и разумен, а вот глаза у него жуткие — вроде как бы смертное из них глядит.
Ибо
памятник Пушкина явно
стоит «под небом Африки моей».
Памятник Пушкина был не
памятник Пушкина (родительный падеж), а просто Памятник-Пушкина, в одно слово, с одинаково непонятными и порознь не существующими понятиями
памятника и Пушкина. То, что вечно, под дождем и под снегом, — о, как я вижу эти нагруженные снегом плечи, всеми российскими снегами нагруженные и осиленные африканские плечи! — плечами в зарю или в метель, прихожу я или ухожу, убегаю или добегаю,
стоит с вечной шляпой в руке, называется «Памятник-Пушкина».
На опушке леса на самом краю берегового обрыва,
стоит покачнувшийся чугунный
памятник, на котором сделана следующая надпись: «Погибшим от цынги в 1853 году транспорта Иртыш штурману Чудинову и 12 матросам с ним и Российско-американской компании 4 матросам и 2 рядовым».
Они ходили с целый час вправо и влево; опускались и поднимались, посетив притворы, в низенькие, тесные, старинной постройки приделы; проходили по сводчатым коридорам и сеням, опять попадали в светленькие или темноватые церквушки;
стояли перед иконостасами, могильными плитами; смотрели на иконы и паникадилы, на стенную живопись, хоругви, плащаницы, опять вышли на двор, к часовне с останками Годуновых;
постояли у розовой колокольни, и Теркин, по указанию служителя, должен был прочесть вслух на тумбе
памятника два стиха, долго потом раздававшиеся в нем чем-то устарелым и риторическим — стихи в память подвижников лавры...
Запойкин обернулся к могиле и с прежним красноречием продолжал прерванную речь. У
памятника, действительно,
стоял Прокофий Осипыч, старый чиновник с бритой физиономией. Он глядел на оратора и сердито хмурился.
— Да Прокофий Осипыч! Вон он
стоит около
памятника!
Это
памятник Ренту; а вокруг, под большими великолепными соснами,
стоят скамейки, на которых любят сидеть охотники до поэтической тишины.
Эта часовня была известной всему Петербургу часовней Спасителя на Петербургской стороне, соединяющей в себе и высокочтимую православными святыню, и
памятник исторической старины, так как построена «в домике Петра Великого», который со дня основания города, уже более чем полтора столетия,
стоит невредимым.
О том, благополучно ли
стоит этот
памятник и послал Григорий Александрович справиться своего бывшего учителя, старого дьячка.
И теперь,
стоя у
памятника Петра Великого, Хрущев вздрогнул всем телом, и в ушах его снова раздался этот роковой вопрос.
Он погребен там же; подле церкви Благовещения, и над его могилою
стоит так называемый «Китайский
памятник».
Мастеровые бросали работу и неслись туда же, и никто не стеснялся своего костюма и неумытого лица; и только, бывало, пронесется крик: «Пожар!», все мужчины и мальчишки лезут на крыши, гремя железными листами, и
стоят, еле держатся, протягивают вдаль указательные персты, как полководцы на
памятнике.