Неточные совпадения
Кожа гладкая без изнеженности, вид смелый без дерзости, физиономия
открытая без наглости — все сие пленяет начальство, особливо если градоначальник
стоит, подавшись корпусом вперед и как бы устремляясь.
Стоя в холодке вновь покрытой риги с необсыпавшимся еще пахучим листом лещинового решетника, прижатого к облупленным свежим осиновым слегам соломенной крыши, Левин глядел то сквозь
открытые ворота, в которых толклась и играла сухая и горькая пыль молотьбы, на освещенную горячим солнцем траву гумна и свежую солому, только что вынесенную из сарая, то на пестроголовых белогрудых ласточек, с присвистом влетавших под крышу и, трепля крыльями, останавливавшихся в просветах ворот, то на народ, копошившийся в темной и пыльной риге, и думал странные мысли...
Чувствуя, что примирение было полное, Анна с утра оживленно принялась за приготовление к отъезду. Хотя и не было решено, едут ли они в понедельник или во вторник, так как оба вчера уступали один другому, Анна деятельно приготавливалась к отъезду, чувствуя себя теперь совершенно равнодушной к тому, что они уедут днем раньше или позже. Она
стояла в своей комнате над
открытым сундуком, отбирая вещи, когда он, уже одетый, раньше обыкновенного вошел к ней.
Дарья Александровна, в кофточке и с пришпиленными на затылке косами уже редких, когда-то густых и прекрасных волос, с осунувшимся, худым лицом и большими, выдававшимися от худобы лица, испуганными глазами,
стояла среди разбросанных по комнате вещей пред
открытою шифоньеркой, из которой она выбирала что-то.
Дом господский
стоял одиночкой на юру, то есть на возвышении,
открытом всем ветрам, каким только вздумается подуть; покатость горы, на которой он
стоял, была одета подстриженным дерном.
Везде поперек каким бы ни было печалям, из которых плетется жизнь наша, весело промчится блистающая радость, как иногда блестящий экипаж с золотой упряжью, картинными конями и сверкающим блеском стекол вдруг неожиданно пронесется мимо какой-нибудь заглохнувшей бедной деревушки, не видавшей ничего, кроме сельской телеги, и долго мужики
стоят, зевая, с
открытыми ртами, не надевая шапок, хотя давно уже унесся и пропал из виду дивный экипаж.
Усадьба, в которой жила Анна Сергеевна,
стояла на пологом
открытом холме, в недальнем расстоянии от желтой каменной церкви с зеленою крышей, белыми колоннами и живописью al fresco [Фреской (итал.).] над главным входом, представлявшею «Воскресение Христово» в «итальянском» вкусе.
Тогда Самгин, пятясь, не сводя глаз с нее, с ее топающих ног, вышел за дверь, притворил ее, прижался к ней спиною и долго
стоял в темноте, закрыв глаза, но четко и ярко видя мощное тело женщины, напряженные, точно раненые, груди, широкие, розоватые бедра, а рядом с нею — себя с растрепанной прической, с
открытым ртом на сером потном лице.
— Вот мы и у пристани! Если вам жарко — лишнее можно снять, — говорил он, бесцеремонно сбрасывая с плеч сюртук. Без сюртука он стал еще более толстым и более остро засверкала бриллиантовая запонка в мягкой рубашке. Сорвал он и галстук, небрежно бросил его на подзеркальник, где
стояла ваза с цветами. Обмахивая платком лицо, высунулся в
открытое окно и удовлетворенно сказал...
Самгин зажег спичку, — из темноты ему улыбнулось добродушное, широкое, безбородое лицо.
Постояв, подышав сырым прохладным воздухом, Самгин оставил дверь
открытой, подошел к постели, — заметив попутно, что Захарий не спит, — разделся, лег и, погасив ночник, подумал...
Спать он лег, чувствуя себя раздавленным, измятым, и проснулся, разбуженный стуком в дверь, горничная будила его к поезду. Он быстро вскочил с постели и несколько секунд
стоял, закрыв глаза, ослепленный удивительно ярким блеском утреннего солнца. Влажные листья деревьев за
открытым окном тоже ослепительно сияли, отражая в хрустальных каплях дождя разноцветные, короткие и острые лучики. Оздоровляющий запах сырой земли и цветов наполнял комнату; свежесть утра щекотала кожу. Клим Самгин, вздрагивая, подумал...
Самгин
постоял на крыльце, послушал; из
открытого окна доносился торопливый тенорок гостя, но слова звучали невнятно.
Она
стояла, опираясь плечом на косяк двери, сложив руки на груди, измеряя хозяина широко
открытыми глазами.
Начиная с Зондского пролива, мы все наслаждались такими ночами. Небо как книга здесь, которую не устанешь читать: она здесь
открытее и яснее, как будто само небо ближе к земле. Мы с бароном Крюднером подолгу
стояли на вахтенной скамье, любуясь по ночам звездами, ярко игравшей зарницей и особенно метеорами, которые, блестя бенгальскими огнями, нередко бороздили небо во всех направлениях.
Посреди двора
стояла главная кумирня — довольно обширное,
открытое со всех сторон здание, под тремя или четырьмя кровлями, все с загнутыми углами.
Но зато мелькают между ними — очень редко, конечно, — и другие — с натяжкой, с насилием языка. Например, моряки пишут: «Такой-то фрегат где-нибудь в бухте
стоял «мористо»: это уже не хорошо, но еще хуже выходит «мористее», в сравнительной степени. Не морскому читателю, конечно, в голову не придет, что «мористо» значит близко, а «мористее» — ближе к
открытому морю, нежели к берегу.
Кроме этих семи женщин, еще четыре
стояли у одного из
открытых окон и, держась за железную решетку, знаками и криками переговаривались с проходившими по двору теми самыми арестантами, с которыми столкнулась Маслова у входа.
Мы
стояли в местечке ***. Жизнь армейского офицера известна. Утром ученье, манеж; обед у полкового командира или в жидовском трактире; вечером пунш и карты. В *** не было ни одного
открытого дома, ни одной невесты; мы собирались друг у друга, где, кроме своих мундиров, не видали ничего.
Члены встретили его с изъявлениями глубокого подобострастия, придвинули ему кресла из уважения к его чину, летам и дородности; он сел при
открытых дверях, — Андрей Гаврилович
стоя прислонился к стенке, — настала глубокая тишина, и секретарь звонким голосом стал читать определение суда.
— Льет да поливает! — ропщет она, — который уж день эта канитель идет, а все конца-краю тучам не видать. Намолотили с три пропасти, а вороха невеяные
стоят. [В то время ни молотилок, ни веялок не было; веяли с лопаты на
открытом гумне, при благоприятном ветре.] Кабы Федот — он что-нибудь да придумал бы.
За моей спиной
стоял один субъект не очень приятного вида, который вдруг выступил и сказал: «От Всероссийской чрезвычайной комиссии объявляю прения
открытыми».
Мы пользовались правом, освященным обычаем,
стоять в это время снаружи, у
открытого окна, причем иной раз из-за нас заглядывало еще личико сестры.
В маленькой фигурке с зелеными глазами я будто видел олицетворение всего, что давило и угнетало всех нас в эти годы, и сознание, что мы
стоим друг против друга с
открытым вызовом, доставляло странно щекочущее наслаждение…
Он
стоял у
открытого окна и любовался пожаром.
Раньше доктор изредка завертывал в клуб, а теперь бросил и это из страха скандала. Что
стоило какому-нибудь пьяному купчине избить его, — личная неприкосновенность в Заполье ценилась еще слишком низко. Впрочем, доктор приобрел благодаря этим злоключениям нового друга в лице учителя греческого языка только что
открытой в Заполье классической прогимназии, по фамилии Харченко. Кстати, этот новый человек сейчас же по приезде на место служения женился на Агнии Малыгиной, дополнив коллекцию малыгинских зятьев.
В шести верстах от Дуэ на
открытом месте уже
стояла Слободка, была уже на Дуйке тюрьма, и вот по соседству мало-помалу стала вырастать резиденция: помещения для чиновников и канцелярий, церковь, склады, лавки и проч.
Обыкновенным образом стрелять журавлей очень трудно и мало убьешь их, а надобно употреблять для этого особенные приемы и хитрости, то есть подкрадываться к ним из-за кустов, скирдов хлеба, стогов сена и проч. и проч. также, узнав предварительно, куда летают журавли кормиться, где проводят полдень, где ночуют и чрез какие места пролетают на ночевку, приготовить заблаговременно скрытное место и ожидать в нем журавлей на перелете, на корму или на ночевке; ночевку журавли выбирают на местах
открытых, даже иногда близ проезжей дороги; обыкновенно все спят
стоя, заложив голову под крылья, вытянувшись в один или два ряда и выставив по краям одного или двух сторожей, которые только дремлют, не закладывая голов под крылья, дремлют чутко, и как скоро заметят опасность, то зычным, тревожным криком разбудят товарищей, и все улетят.
Но тотчас же скользнувший в
открытые ворота конюшни луч месяца показал ему, что он ошибся. У его койки
стоял слепой панич и жадно тянулся к нему своими ручонками.
Родион Потапыч вышел на улицу и повернул вправо, к церкви. Яша покорно следовал за ним на приличном расстоянии. От церкви старик спустился под горку на плотину, под которой горбился деревянный корпус толчеи и промывальни. Сейчас за плотиной направо
стоял ярко освещенный господский дом, к которому Родион Потапыч и повернул. Было уже поздно, часов девять вечера, но дело было неотложное, и старик смело вошел в настежь
открытые ворота на широкий господский двор.
Курень состоял из нескольких землянок вроде той, в какой Кирилл ночевал сегодня на Бастрыке. Между землянками
стояли загородки и навесы для лошадей. Разная куренная снасть, сбруя и топоры лежали на
открытом воздухе, потому что здесь и украсть было некому. Охотничьи сани смиренного Заболотского инока остановились перед одной из таких землянок.
Против формовочной
стоял длинный кричный корпус;
открытые настежь двери позволяли издалека видеть целый ряд ярко пылавших горнов, а у внутренней стены долбили по наковальням двенадцать кричных молотов, осыпая искрами тянувших полосы кричных мастеров.
— Как ты думаешь об этом, Женни? — спросила Лиза,
стоя лицом к
открытому окну.
Уже одетые, они долго
стояли в
открытых дверях, между коридором и спальней, и без слов, грустно глядели друг на друга. И Коля не понимал, но чувствовал, что в эту минуту в его душе совершается один из тех громадных переломов, которые властно сказываются на всей жизни. Потом он крепко пожал Жене руку и сказал...
— Нет, а я… — воскликнула Нюра, но, внезапно обернувшись назад, к двери, так и осталась с
открытым ртом. Поглядев по направлению ее взгляда, Женька всплеснула руками. В дверях
стояла Любка, исхудавшая, с черными кругами под глазами и, точно сомнамбула, отыскивала рукою дверную ручку, как точку опоры.
В часовне было почти темно. Осенний свет скупо проникал сквозь узенькое, как бы тюремное окошко, загороженное решеткой. Два-три образа без риз, темные и безликие. висели на стенах. Несколько простых дощатых гробов
стояли прямо на полу, на деревянных переносных дрогах. Один посредине был пуст, и
открытая крышка лежала рядом.
В купе второго класса, даже при
открытом окне,
стояла страшная духота и было жарко.
— Вот я вам и предлагаю, господин Горизонт, — не найдется ли у вас невинных девушек? Теперь на них громадный спрос. Я с вами играю в
открытую. За деньгами мы не
постоим. Теперь это в моде. Заметьте, Горизонт, вам возвратят ваших клиенток совершенно в том же виде, в каком они были. Это, вы понимаете, — маленький разврат, в котором я никак не могу разобраться…
Он
стоял около своего номера, прислонившись к стене, и точно ощущал, видел и слышал, как около него и под ним спят несколько десятков людей, спят последним крепким утренним сном, с
открытыми ртами, с мерным глубоким дыханием, с вялой бледностью на глянцевитых от сна лицах, и в голове его пронеслась давнишняя, знакомая еще с детства мысль о том, как страшны спящие люди, — гораздо страшнее, чем мертвецы.
На
открытой местности, окаймленной несколькими изгибами широкой реки, посреди низеньких, стареньких и крытых соломою изб и скотных дворов,
стоял новый, как игрушечка, дом Имплева.
Я взглянул на вышку трактира. Там, в
открытом окне,
стояла длинная фигура и махала платком в нашу сторону. Из-за нее выглядывало действительно нечто похожее на попа. Длинная фигура показалась мне как будто знакомою.
— По-моему, это проповедовать
открытый разврат, хотя и теперь нравственность заводского населения
стоит не особенно высоко. Я выпью еще, Мирон Геннадьич?..
Она молча, жадно глотая его слова
открытым сердцем, любовалась сыном, — он
стоял перед нею такой светлый, близкий.
Умом он знал, что ему нужно идти домой, но по какому-то непонятному влечению он вернулся в столовую. Там уже многие дремали, сидя на стульях и подоконниках. Было невыносимо жарко, и, несмотря на
открытые окна, лампы и свечи горели не мигая. Утомленная, сбившаяся с ног прислуга и солдаты-буфетчики дремали
стоя и ежеминутно зевали, не разжимая челюсти, одними ноздрями. Но повальное, тяжелое, общее пьянство не прекращалось.
Часто среди дня он прямо из присутственных мест проезжал на квартиру к Настеньке, где, как все видели, экипаж его
стоял у ворот до поздней ночи; видели потом, как Настенька иногда проезжала к нему в его карете с неподнятыми даже окнами, и, наконец, он дошел до того, что однажды во время многолюдного гулянья на бульваре проехал с ней мимо в
открытом фаэтоне.
Козельцов вошел в длинный, совершенно
открытый со стороны входа блиндаж, в котором, ему сказали,
стоит 9-я рота.
Александр обернулся. В двух шагах от них
стоял старик, под руку с ним хорошенькая девушка, высокого роста, с
открытой головой и с зонтиком в руках. Брови у ней слегка нахмурились. Она немного нагнулась вперед и с сильным участием следила глазами за каждым движением Костякова. Она даже не заметила Александра.
В голове и в ногах покойника
стояли четыре огромные и толстые свечи в серебряных подсвечниках, и светящееся через
открытые окна заходящее солнце слегка играло на них, равно как и на ботфортах.
Около стен залы сидели нетанцующие дамы с
открытыми шеями и разряженные, насколько только хватило у каждой денег и вкусу, а также
стояло множество мужчин, между коими виднелись чиновники в вицмундирах, дворяне в своих отставных военных мундирах, а другие просто в черных фраках и белых галстуках и, наконец, купцы в длиннополых, чуть не до земли, сюртуках и все почти с огромными, неуклюжими медалями на кавалерских лентах.
Разумеется, они никак не могли пуститься прямо с места, из крепости: весь город
стоит на юру,
открытый со всех сторон.
Чуть только бедный учитель завидел Ахиллу, ноги его подкосились и стали; но через мгновение отдрогнули, как сильно нагнетенные пружины, и в три сильных прыжка перенесли Варнаву через такое расстояние, которого человеку в спокойном состоянии не перескочить бы и в десять прыжков. Этим Варнава был почти спасен: он теперь находился как раз под окном акцизничихи Бизюкиной, и, на его великое счастье, сама ученая дама
стояла у
открытого окна.