Неточные совпадения
Он отправлялся на несколько мгновений
в сад,
стоял там как истукан, словно пораженный несказанным
изумлением (выражение
изумления вообще не сходило у него с лица), и возвращался снова к сыну, стараясь избегать расспросов жены.
То, что произошло после этих слов, было легко, просто и заняло удивительно мало времени, как будто несколько секунд.
Стоя у окна, Самгин с
изумлением вспоминал, как он поднял девушку на руки, а она, опрокидываясь спиной на постель, сжимала уши и виски его ладонями, говорила что-то и смотрела
в глаза его ослепляющим взглядом.
Он ушел, а Татьяна Марковна все еще
стояла в своей позе, с глазами, сверкающими гневом, передергивая на себе, от волнения, шаль. Райский очнулся от
изумления и робко подошел к ней, как будто не узнавая ее, видя
в ней не бабушку, а другую, незнакомую ему до тех пор женщину.
«Кто это работал? — спросил я с
изумлением, — ужели из Европы привезли?
в Европе это буазери
стоило бы неимоверных цен».
При сем слове Левко не мог уже более удержать своего гнева. Подошедши на три шага к нему, замахнулся он со всей силы, чтобы дать треуха, от которого незнакомец, несмотря на свою видимую крепость, не устоял бы, может быть, на месте; но
в это время свет пал на лицо его, и Левко остолбенел, увидевши, что перед ним
стоял отец его. Невольное покачивание головою и легкий сквозь зубы свист одни только выразили его
изумление.
В стороне послышался шорох; Ганна поспешно влетела
в хату, захлопнув за собою дверь.
Месяц, остановившийся над его головою, показывал полночь; везде тишина; от пруда веял холод; над ним печально
стоял ветхий дом с закрытыми ставнями; мох и дикий бурьян показывали, что давно из него удалились люди. Тут он разогнул свою руку, которая судорожно была сжата во все время сна, и вскрикнул от
изумления, почувствовавши
в ней записку. «Эх, если бы я знал грамоте!» — подумал он, оборачивая ее перед собою на все стороны.
В это мгновение послышался позади его шум.
Все эти беседы, эти споры, эта волна кипучих молодых запросов, надежд, ожиданий и мнений, — все это нахлынуло на слепого неожиданно и бурно. Сначала он прислушивался к ним с выражением восторженного
изумления, но вскоре он не мог не заметить, что эта живая волна катится мимо него, что ей до него нет дела. К нему не обращались с вопросами, у него не спрашивали мнений, и скоро оказалось, что он
стоит особняком,
в каком-то грустном уединении, тем более грустном, чем шумнее была теперь жизнь усадьбы.
Князь снял запор, отворил дверь и — отступил
в изумлении, весь даже вздрогнул: пред ним
стояла Настасья Филипповна.
Устинья Марковна
стояла посреди избы, когда вошел Кожин. Она
в изумлении раскрыла рот, замахала руками и бессильно опустилась на ближайшую лавку, точно перед ней появилось привидение. От охватившего ее ужаса старуха не могла произнести ни одного слова, а Кожин
стоял у порога и смотрел на нее ничего не видевшим взглядом. Эта немая сцена была прервана только появлением Марьи и Мыльникова.
Ровно
в восемь часов я
в сюртуке и с приподнятым на голове коком входил
в переднюю флигелька, где жила княгиня. Старик слуга угрюмо посмотрел на меня и неохотно поднялся с лавки.
В гостиной раздавались веселые голоса. Я отворил дверь и отступил
в изумлении. Посреди комнаты, на стуле,
стояла княжна и держала перед собой мужскую шляпу; вокруг стула толпилось пятеро мужчин. Они старались запустить руки
в шляпу, а она поднимала ее кверху и сильно встряхивала ею. Увидевши меня, она вскрикнула...
Я не понимала; я
стояла перед ним и смотрела на него во все глаза
в изумлении.
Гордей Евстратыч вскочил с места, как ужаленный, и даже пощупал свою голову, точно сомневался
в своем уме. А Татьяна Власьевна
стояла такая спокойная, глазом не моргнет, и по-прежнему с
изумлением смотрела на сына.
Недели через три после того, как я поступил к Орлову, помнится,
в воскресенье утром, кто-то позвонил. Был одиннадцатый час, и Орлов еще спал. Я пошел отворить. Можете себе представить мое
изумление: за дверью на площадке лестницы
стояла дама с вуалью.
В углу, действительно,
стояли огромные зимние боты,
в которые Неуважай-Корыто и обул свои ноги, к величайшему
изумлению"веселого мая", выглядывавшего
в окна.
Марья Александровна была так озадачена неожиданным заключением Зины, что некоторое время
стояла перед ней, немая и неподвижная от
изумления, и глядела на нее во все глаза. Приготовившись воевать с упорным романтизмом своей дочери, сурового благородства которой она постоянно боялась, она вдруг слышит, что дочь совершенно согласна с нею и готова на все, даже вопреки своим убеждениям! Следственно, дело принимало необыкновенную прочность, — и радость засверкала
в глазах ее.
В изумлении она открыла глаза, приподняла голову — за окном
стояла ночь, и часы звонили.
В редкие, трезвые часы он с великим
изумлением видел, что эта беспутная Пашута до смешного дорого
стоит ему, и думал...
Поняв все это, он до того сконфузился, что принужден был полезть
в карман за платком своим, вероятно чтобы что-нибудь сделать и так не
стоять; но, к неописанному своему и всех окружавших его
изумлению, вынул вместо платка стклянку с каким-то лекарством, дня четыре тому назад прописанным Крестьяном Ивановичем.
Потом: краткое мерцание утренней зари, медленный благовест к заутреням, дрожь на проникнутом ночною свежестью воздухе, рюмка водки
в ближайшей харчевне, шум, смех,
изумление ранних прохожих…
стой! слушай!
В дверях гостиной, лицом ко мне,
стояла как вкопанная моя матушка; за ней виднелось несколько испуганных женских лиц; дворецкий, два лакея, казачок с раскрытыми от
изумления ртами — тискались у двери
в переднюю; а посреди столовой, покрытое грязью, растрепанное, растерзанное, мокрое — мокрое до того, что пар поднимался кругом и вода струйками бежала по полу,
стояло на коленях, грузно колыхаясь и как бы замирая, то самое чудовище, которое
в моих глазах промчалось через двор!
Кузьма
стоял, одеревенев от
изумления и
в разинутом рте держа кусок пряника, не успев его проглотить. Надобно знать, что этот пряник хозяин ему поднес, а
в счет таки поставил. Насилу Кузьма расслушал,
в чем дело и что требуется его мнение. Проглотив скорее кусок пряника, он также начал утверждать, что платить не надо и что мы были у него гости.
Еще все актеры, кончивши великую драму, полные ею,
стояли в каком-то неясном волнении, смотря с
изумлением на опустевшую сцену их действий — как вдруг начинают им представлять их самих; многим из них это показалось кукольной комедией.
Безрылов как будто перестал стесняться, и его смех, от которого сотрясалась вся его тучная фигура, становился даже неприличен… А Проскуров
стоял перед ним точно окаменелый, держась за стол обеими руками. Его лицо сразу как-то осунулось и пожелтело, и на нем застыло выражение горестного
изумления.
В эту минуту — увы! — он действительно напоминал… теленка.
Ермил
стоял без шапки, понурив голову, босой, закинув за спину связанные веревочкой сапоги; лицо его, обращенное к барскому дому, не выражало ни отчаяния, ни скорби, ни даже
изумления; тупая усмешка застыла на бесцветных губах; глаза, сухие и съёженные, глядели упорно
в землю.
Господин
в енотах сел
в карету; карета тронулась; молодой человек все еще
стоял на месте,
в изумлении провожая ее глазами.
Я часто — и с особым интересом — изучал самый процесс испанского красноречия. У них совершенно другой мозговой аппарат, чем, например, у нас или у немцев, англичан, — самой передачи умственных образов, артикуляции звуков. Она совершается у них с поражающей быстротой. И способность мыслить образами также совсем особенная. На банкете
в Андалузии я
стоял рядом с одним из ораторов, и этот образно-диалектический аппарат приводил меня
в крайнее
изумление.
В первую минуту Бобка опешил и
стоял с широко раскрытыми от
изумления глазами и ртом. Потом он со всех ног бросился к Мае.
В изумлении стояли друг перед другом два эти совсем не сходные человека: один скоморох, скрывший свой натуральный вид лица под красками, а другой — весь излинявший пустынник. На них смотрели длинномордая собака и разноперая птица. И все молчали. А Ермий пришел к Памфалону не для молчания, а для беседы, и для великой беседы.
Юрка
в изумлении остановился, рассмеялся было от неожиданности, но вдруг побледнел.
Стоял с еще зацепившеюся за лицо улыбкою и ничего не говорил.
Улицы
в городе увидели — опять все удивились, точно двести тысяч выиграли; городовой на углу
стоит (даже еще знакомый) — опять все заахали от
изумления и радости! Как будто от двух слов Вильгельма: «война объявлена» все это должно было провалиться
в преисподнюю: и котенок, и улица, и городовой; и самый язык человеческий должен был замениться звериным мычанием или непонятным лопотом. Какие дикие вещи могут представиться человеку, когда он испугался!