Неточные совпадения
По мере нашего приближения берег стал обрисовываться: обозначилась серая, длинная стена, за ней колокольни, потом тесная куча домов. Открылся вход
в реку, одетую каменной набережной. На правом берегу, у самого устья,
стоит высокая
башня маяка.
При входе
в залив Ольги справа высится одинокая скала, названная моряками островом Чихачева. На этой скале поставлена сигнальная
башня, указывающая судам место входа. Но так как летом
в этой части побережья почти все время
стоят туманы, то она является совершенно бесполезной, ибо с моря ее все равно не видно.
Высоко
стояла вековая Сухарева
башня с ее огромными часами. Издалека было видно.
В верхних ее этажах помещались огромные цистерны водопровода, снабжавшего водой Москву.
Налево она тянется далеко и, пересекая овраг, выходит на Острожную площадь, где крепко
стоит на глинистой земле серое здание с четырьмя
башнями по углам — старый острог;
в нем есть что-то грустно красивое, внушительное.
— Вы напрасно не едете!.. Церковь эта очень известная
в Москве; ее строил еще Меншиков [Меншиков Александр Данилович (1673—1729) — один из сподвижников Петра I.], и она до сих пор называется
башнею Меншикова… Потом она сгорела от грома,
стояла запустелою, пока не подцепили ее эти, знаете, масоны, которые сделали из нее какой-то костел.
Но между тем какой позор
Являет Киев осажденный?
Там, устремив за нивы взор,
Народ, уныньем пораженный,
Стоит на
башнях и стенах
И
в страхе ждет небесной казни;
Стенанья робкие
в домах,
На стогнах тишина боязни;
Один, близ дочери своей,
Владимир
в горестной молитве;
И храбрый сонм богатырей
С дружиной верною князей
Готовится к кровавой битве.
Иностранные светские критики тонким манером, не оскорбляя меня, старались дать почувствовать, что суждения мои о том, что человечество может руководиться таким наивным учением, как нагорная проповедь, происходит отчасти от моего невежества, незнания истории, незнания всех тех тщетных попыток осуществления
в жизни принципов нагорной проповеди, которые были делаемы
в истории и ни к чему не привели, отчасти от непонимания всего значения той высокой культуры, на которой со своими крупповскими пушками, бездымным порохом, колонизацией Африки, управлением Ирландии, парламентом, журналистикой, стачками, конституцией и Эйфелевой
башней стоит теперь европейское человечество.
Почти напротив их гостиницы возвышалась остроконечная
башня св. Георгия; направо, высоко
в воздухе, сверкал золотой шар Доганы — и, разубранная, как невеста,
стояла красивейшая из церквей — Redentore Палладия; налево чернели мачты и реи кораблей, трубы пароходов; кое-где висел, как большое крыло, наполовину подобранный парус, и вымпела едва шевелились.
Утро, еще не совсем проснулось море,
в небе не отцвели розовые краски восхода, но уже прошли остров Горгону — поросший лесом, суровый одинокий камень, с круглой серой
башней на вершине и толпою белых домиков у заснувшей воды. Несколько маленьких лодок стремительно проскользнули мимо бортов парохода, — это люди с острова идут за сардинами.
В памяти остается мерный плеск длинных весел и тонкие фигуры рыбаков, — они гребут
стоя и качаются, точно кланяясь солнцу.
За рекою развёртывались луга, стоги сена
стояли там серыми
башнями, и далеко, на краю земли,
в синее небо упиралась тёмная зубчатая стена леса.
Против Кононова на козлах
стоял бочонок старой водки, выписанной им из Польши;
в огромной раковине, окованной серебром, лежали устрицы, и выше всех яств возвышался какой-то разноцветный паштет, сделанный
в виде
башни.
В этом узком темном яру, заваленном тучами белого снега,
стояло странное красное здание: это были две круглые красные
башни, соединенные узким корпусом, внизу которого помещались кузня и точильня, а вверху жилье
в пять высоких готических окон.
На следующую ночь
в левой
башне, под которой приходилась конюшня, где
стояла пара лошадей, изумлявших своею силой и крепостью плаузского Рипертова конюшего,
в круглой красной комнате горел яркий-преяркий огонь. Этот огонь пылал
в простом кирпичном камине, куда сразу была завалена целая куча колючего сухого вереска.
Высокий дом, широкий двор
Седой Гудал себе построил…
Трудов и слез он много
стоилРабам послушным с давних пор.
С утра на скат соседних гор
От стен его ложатся тени.
В скале нарублены ступени;
Они от
башни угловой
Ведут к реке, по ним мелькая,
Покрыта белою чадрόй
Княжна Тамара молодая
К Арагве ходит за водой.
Когда я подошел к ним, они
стояли, опустив руки с веревкой, дожидаясь, когда нарядчик исправит что-то
в блоке копра, должно быть, «заедавшем» веревку. Он копался там вверху деревянной
башни, то и дело крича оттуда...
Знаю, что
стоит мне только умереть, и всё это для меня не исчезнет, но видоизменится, как бывают превращения
в театрах: из кустов, камней сделаются дворцы,
башни и т. п.
Столовая была освещена потайным ручным фонариком. Перед самыми дверями
стоял Доуров с дымящимся револьвером
в руке, рядом с ним Николай и великанша, оба, — вооруженные кинжалами. Несколько поодаль находилась бабушка, вся — олицетворенное бесстрашие и гнев. Очевидно, они выследили бедного Керима, когда он пробирался
в башню, и устроили ему ловушку.
В глубокой теснине Дарьяла, Где роется Терек во мгле, Старинная
башня стояла, Чернея на темной скале…
День
стоял превосходный — нежаркий, солнечный, мягкий сентябрьский день. У входа
в залив хорошо была видна белая
башня маяка. Все чаще и чаще «Коршун» обгонял заштилевшие парусные суда и встречал их, буксируемых из залива маленькими сильными пароходиками.
Стоило обойти усадьбу этого очень просторно расположившегося дома, и сейчас же надо было упереться
в отгороженный временным заборчиком задворочек, который приютился между
башнею и садом инженерного дома.
Птицы на головах Минина и Пожарского, протянутая
в пространство рука, пожарный солдатик у решетки, осевшийся, немощный и плоский купол гостиного двора и вся Ножовая линия с ее фронтоном и фризом, облезлой штукатуркой и барельефами, темные пятнистые ящики Никольских и Спасских ворот, отпотелая стена с
башнями и под нею загороженное место обвалившегося бульвара; а из-за зубцов стены — легкая ротонда сената, голубая церковь, точно перенесенная из Италии, и дальше — сказочные золотые луковицы соборов, — знакомые, сотни раз воспринятые образы
стояли в своей вековой неподвижности…
Нас передвинули верст на пять еще к северу,
в деревню Тай-пинь-шань. Мы стали за полверсты от Мандаринской дороги,
в просторной усадьбе, обнесенной глиняными стенами с бойницами и
башнями. Богатые усадьбы все здесь укреплены на случай нападения хунхузов. Хозяина не было: он со своею семьею уехал
в Маймакай.
В этой же усадьбе
стоял обоз одного пехотного полка.
В стороне, обращенной
в поле, на правом углу
стояла башня, построенная очень давно, еще
в крепостное право.
Медленно тянулся день за днем. С свернутыми шатрами и упакованным
в повозки перевязочным материалом, мы без дела
стояли в Палинпу.
В голубой дымке рисовались стены и
башни Мукдена, невдалеке высилась большая, прекрасная кумирня…
— Братцы, — говорил товарищам Пропалый,
стоя над загадочным творилом, на их глазах скрылась таинственная процессия, — мы взбирались на подоблачные горы и на зубчатые
башни, но не платились жизнью за свое молодечество, почему теперь не попробовать нам счастья и не опуститься вниз, хотя бы
в тартарары?
— Братцы, — говорил товарищам Пропалый,
стоя над загадочным творилом, куда на их глазах скрылась таинственная процессия, — мы взбирались на подоблачные горы и на зубчатые
башни, но не платились жизнью за свое молодечество, почему бы теперь не попробовать нам счастья и не опуститься вниз, хотя бы
в тартарары?
Однако,
в описываемый нами 1749 год у Арбатских ворот
стояла башня, сломанная
в 1792 году. Арбатские ворота богаты многими историческими преданиями.
На самом высоком месте берега Холодянки, там, где она уходит
в M-у-реку,
в нескольких саженях от одинокой, полуразвалившейся
башни,
стоял деревянный домик.
Я не мог быть выпущен из монастыря тем путем, которым
в него вошел; у всех
башен стояла уже крепкая стража.
В эту самую минуту среди замка вспыхнул огненный язык, который, казалось, хотел слизать ходившие над ним тучи; дробный, сухой треск разорвал воздух, повторился
в окрестности тысячными перекатами и наконец превратился
в глухой, продолжительный стон, подобный тому, когда ураган гулит океан, качая его
в своих объятиях; остров обхватило облако густого дыма, испещренного черными пятнами, представлявшими неясные образы людей, оружий, камней; земля задрожала; воды, закипев, отхлынули от берегов острова и, показав на миг дно свое, обрисовали около него вспененную окрайницу; по озеру начали ходить белые косы; мост разлетелся — и вскоре, когда этот ад закрылся, на месте, где
стояли замок, кирка, дом коменданта и прочие здания, курились только груды щебня, разорванные стены и надломанные
башни.
Если бы он жил
в наше время
в России, он сказал бы: разве вы думаете, что сгоревшие
в бердичевском цирке или погибшие на кукуевской насыпи были виновнее других? — все так же погибнете, если не одумаетесь, если не найдете
в своей жизни того, что не погибает. Смерть задавленных
башней, сгоревших
в цирке ужасает вас, но ведь ваша смерть, столь же ужасная и столь же неизбежная,
стоит также перед вами. И вы напрасно стараетесь забыть ее. Когда она придет неожиданная, она будет еще ужаснее.
У великолепной дачи Николая Семеныча, с
башней, верандой, балкончиком, галереями — все свеженькое, новенькое, чистенькое —
стоит ямская с бубенцами тройка
в коляске, привезшая из города за пятнадцать «взад-назад», как говорит ямщик, петербургского барина.
Глянул королевич
в подзор-трубу: по углам, будто сахарные головы,
башни стоят, промеж их стена
в зубцах белой змеей вьется.