Неточные совпадения
«Опять кто-то бананы поел! — воскликнул он в негодовании, — верно, Зеленый, он сегодня ночью на
вахте стоял».
«Завтра на
вахту рано вставать, — говорит он, вздыхая, — подложи еще подушку, повыше, да
постой, не уходи, я, может быть, что-нибудь вздумаю!» Вот к нему-то я и обратился с просьбою, нельзя ли мне отпускать по кружке пресной воды на умыванье, потому-де, что мыло не распускается в морской воде, что я не моряк, к морскому образу жизни не привык, и, следовательно, на меня, казалось бы, строгость эта распространяться не должна.
— Ради бога, не рассердитесь, не растолкуйте превратно моих слов, — сказал он вежливо, но просто. — Мне так было тяжело и прискорбно, что вы придали недавно какой-то нехороший смысл… Впрочем, может быть, я сам в этом виноват, я не спорю, но я, право, не могу видеть, как вы мучитесь. Ради бога, не отказывайтесь от моей услуги. Я до утра
стою на
вахте. Моя каюта остается совершенно свободной. Не побрезгуйте, прошу вас. Там чистое белье… все, что угодно. Я пришлю горничную… Позвольте мне помочь вам.
— Тоббоган просил вам передать, — сказала Дэзи, тотчас же вперяя в меня одинокий голубой глаз, — что он
постоит на
вахте сколько нужно, если вам некогда. — Затем она просияла и улыбнулась.
На этом разговор кончился, и все разошлись. Я долго не мог заснуть: лежа в кубрике, прислушиваясь к плеску воды и храпу матросов, я уснул около четырех, когда
вахта сменилась. В это утро все проспали несколько дольше, чем всегда. День прошел без происшествий, которые
стоило бы отметить в их полном развитии. Мы шли при отличном ветре, так что Больт сказал мне...
Мне хотелось и говорить, и читать, и стучать молотом где-нибудь в большом заводе, и
стоять на
вахте, и пахать.
К концу
вахты, после того как он вовремя убрал брамсели вследствие засвежевшего ветра, за что получил одобрение капитана, Ашанин уже несколько свыкся с новым своим положением и волновался менее. Когда в полночь его сменил начальник первой
вахты и, взглянув на паруса, нашел, что они
стоят превосходно, Володя был очень польщен и спустился в свою каюту, как бы нравственно возмужавший от сознания новых своих обязанностей.
— Вероятно, скоро придет приказ о вашем производстве, и вы будете
стоять офицерскую
вахту…
Кроме обычной службы,
вахт и занятий по расписанию, я буду просить вас каждого, кто
стоит на
вахте с 4 до 8 утра, делать астрономические наблюдения и к полудню вычислить широту и долготу помимо штурмана…
— Кроме того, вам не мешает познакомиться и с машиной корвета… Потом будете
стоять и машинные
вахты… И по штурманской части надо навостриться… Ну, да не все сразу, — улыбнулся старший офицер. — И, главное, от вас самого зависит научиться всему, что нужно для морского офицера. Была бы только охота… И вот еще что…
А на другой день, когда корвет уже был далеко от С.-Франциско, Ашанин первый раз вступил на офицерскую
вахту с 8 до 12 ночи и, гордый новой и ответственной обязанностью, зорко и внимательно посматривал и на горизонт, и на паруса и все представлял себе опасности: то ему казалось, что брам-стеньги гнутся и надо убрать брамсели, то ему мерещились в темноте ночи впереди огоньки встречного судна, то казалось, что на горизонте чернеет шквалистое облачко, — и он нервно и слишком громко командовал: «на марс-фалах
стоять!» или «вперед смотреть!», посылал за капитаном и смущался, что напрасно его беспокоил.
Хотя на баке еще сильно «поддавало» [Когда с носа на судно вкатывается гребень волны.] и нос корвета то стремительно опускался, то вскакивал наверх, тем не менее Ашанин чувствовал себя отлично и окончательно успокоился. Бодрый и веселый,
стоял он на
вахте и словно бы гордился, что его нисколько не укачивает, как и старого боцмана Федотова и других матросов, бывших на баке.
Ашанин, стоявший на
вахте с восьми часов до полудня, свежий, румяный и несколько серьезный, одетый весь в белое, ходил взад и вперед по мостику, внимательно и озабоченно поглядывая то на паруса — хорошо ли
стоят они, и вытянуты ли до места шкоты [Снасти (веревки), которыми натягиваются паруса.], то на горизонт — чист ли он, и нет ли где подозрительного серого шквалистого облачка, то останавливался у компаса взглянуть, правильно ли по назначенному румбу правят рулевые.
Володя к концу
вахты уже более не беспокоил часовых так часто, как прежде, особенно после того, как услыхал замечание, сделанное на его счет каким-то матросом, не заметившим в темноте, что Ашанин
стоит тут же около.
Вместе с другими четырьмя гардемаринами, окончившими курс, он удостоился чести исполнять должность «подвахтенного», т. е., быть непосредственным помощником вахтенного офицера и
стоять с ним
вахты (дежурства), во время которых он безотлучно должен был находиться наверху — на баке и следить за немедленным исполнением приказаний вахтенного офицера, наблюдать за парусами на фок-мачте, за кливерами [Кливера — косые треугольные паруса, ставящиеся впереди фок-мачты, на носу судна.], за часовыми на носу, смотрящими вперед, за исправностью ночных огней, — одним словом, за всем, что находилось в его районе.
— Удивительно, что не спится, Андрей Николаевич, — иронически отвечал мичман. — Кажется, можно бы спать… Ветер ровный… установился… идем себе хорошо… Впереди никаких мелей нет… Будьте спокойны, Андрей Николаевич… Я не первый день на
вахте стою, — несколько обиженно прибавил вахтенный офицер.
Стоят они не на две
вахты, как обыкновенно, а на четыре, по отделениям, так как спокойное плавание не требует работы многого числа людей.
Радостно отдавались эти удары в его сердце и далеко не так радостно для матросов: они
стояли шестичасовые
вахты, и смена им была в шесть часов утра. Да и подвахтенным оставалось недолго спать. В пять часов вся команда вставала и должна была после утренней молитвы и чая начать обычную утреннюю чистку и уборку корвета.
Опять
стояли матросы на
вахте не отделениями, а разделившись половинными сменами, и,
стоя у своих снастей, уже не лясничали, как прежде, доверяясь тропикам, а находились постоянно начеку.
— Вот уж, подлинно, беспокойный адмирал! Вместо того чтобы после двухдневной трепки
постоять ночь на якоре, он опять в море! — говорил лейтенант Невзоров, которому предстояло с восьми часов вечера вступить на
вахту.
— В двух шагах ничего не было видно… Молоко какое-то! — заметил лейтенант Невзоров. — Жутко было
стоять на
вахте! — прибавил он.
Володя двинулся на сходню и вошел на корвет, разыскивая глазами вахтенного [Вахтенный офицер — дежурный, отвечающий за все во время своей
вахты. Он называется еще вахтенным начальником. Вахтенные офицеры чередуются между собой и
стоят на
вахте в море по четыре часа; их бывает 4 и 5.] офицера.
На мостике [Мостик — возвышенная площадка, помещающаяся впереди бизань-мачты, откуда удобно наблюдать за всем. Это обыкновенное место во время
вахты вахтенного офицера. На мостике
стоит главный компас, или пелькомпас.] его не было.
Увидав Бастрюкова, который по обыкновению,
стоя на
вахте, не оставался без работы, а плел мат и мурлыкал себе под нос какую-то песенку, Володя подошел к нему и поздоровался.
И,
стоя на
вахте, в тропиках матросу не приходится быть в нервном напряжении, всегда «начеку».
Теперь Володе оставалось только ждать приказа, и тогда он будет
стоять офицерскую
вахту, то есть исполнять обязанности вахтенного начальника под ответственностью капитана, как исполняли уже другие гардемарины. Тогда он и получит сразу целую кучу денег — во-первых, жалованье со времени производства его товарищей и, кроме того, экипировочные деньги. А деньги будут весьма кстати, так как золото, подаренное дядей-адмиралом, уже было совсем на исходе.
Матросы, не бывшие на
вахте, толпой
стояли в жилой палубе и усердно молились.