Неточные совпадения
Главное препятствие для его бессрочности представлял, конечно, недостаток продовольствия, как прямое следствие господствовавшего в то время аскетизма; но, с другой
стороны,
история Глупова примерами совершенно положительными удостоверяет нас, что продовольствие совсем не столь необходимо для счастия народов, как это кажется с первого взгляда.
Не забудем, что летописец преимущественно ведет речь о так называемой черни, которая и доселе считается стоящею как бы вне пределов
истории. С одной
стороны, его умственному взору представляется сила, подкравшаяся издалека и успевшая организоваться и окрепнуть, с другой — рассыпавшиеся по углам и всегда застигаемые врасплох людишки и сироты. Возможно ли какое-нибудь сомнение насчет характера отношений, которые имеют возникнуть из сопоставления стихий столь противоположных?
Но, с другой
стороны, не меньшего вероятия заслуживает и то соображение, что как ни привлекательна теория учтивого обращения, но, взятая изолированно, она нимало не гарантирует людей от внезапного вторжения теории обращения неучтивого (как это и доказано впоследствии появлением на арене
истории такой личности, как майор Угрюм-Бурчеев), и, следовательно, если мы действительно желаем утвердить учтивое обращение на прочном основании, то все-таки прежде всего должны снабдить людей настоящими якобы правами.
Из рассказа его видно, что глуповцы беспрекословно подчиняются капризам
истории и не представляют никаких данных, по которым можно было бы судить о степени их зрелости, в смысле самоуправления; что, напротив того, они мечутся из
стороны в
сторону, без всякого плана, как бы гонимые безотчетным страхом.
— Да, — ответил Клим, вдруг ощутив голод и слабость. В темноватой столовой, с одним окном, смотревшим в кирпичную стену, на большом столе буйно кипел самовар, стояли тарелки с хлебом, колбасой, сыром, у стены мрачно возвышался тяжелый буфет, напоминавший чем-то гранитный памятник над могилою богатого купца. Самгин ел и думал, что, хотя квартира эта в пятом этаже, а вызывает впечатление подвала. Угрюмые люди в ней, конечно, из числа тех, с которыми
история не считается, отбросила их в
сторону.
— Интересно, что сделает ваше поколение, разочарованное в человеке? Человек-герой, видимо, антипатичен вам или пугает вас, хотя
историю вы мыслите все-таки как работу Августа Бебеля и подобных ему. Мне кажется, что вы более индивидуалисты, чем народники, и что массы выдвигаете вы вперед для того, чтоб самим остаться в
стороне. Среди вашего брата не чувствуется человек, который сходил бы с ума от любви к народу, от страха за его судьбу, как сходит с ума Глеб Успенский.
«Обойдены
историей. Отброшены в
сторону».
— Меня беспокоит Лидия, — говорила она, шагая нога в ногу с сыном. — Это девочка ненормальная, с тяжелой наследственностью со
стороны матери. Вспомни ее
историю с Туробоевым. Конечно, это детское, но… И у меня с нею не те отношения, каких я желала бы.
— Городок наш милый относится к числу отодвинутых в
сторону от путей новейшей
истории, поэтому в нем много важного и ценного лежит нетронуто, по укладкам, по сундукам, ожидая прикосновения гениальной руки нового Карамзина или хотя бы Забелина.
Три фигуры следовали за ним и по ту
сторону Альп, когда перед ним встали другие три величавые фигуры: природа, искусство,
история…
— Про это я ничего не знаю, — заключил Васин. — Лидия Ахмакова умерла недели две спустя после своего разрешения; что тут случилось — не знаю. Князь, только лишь возвратясь из Парижа, узнал, что был ребенок, и, кажется, сначала не поверил, что от него… Вообще, эту
историю со всех
сторон держат в секрете даже до сих пор.
Эта похвала заставила Марью Степановну даже покраснеть; ко всякой старине она питала нечто вроде благоговения и особенно дорожила коллекцией старинных сарафанов, оставшихся после жены Павла Михайловича Гуляева «с материной
стороны». Она могла рассказать
историю каждого из этих сарафанов, служивших для нее живой летописью и биографией давно умерших дорогих людей.
— Да, тут вышла серьезная
история… Отец, пожалуй бы, и ничего, но мать — и слышать ничего не хочет о примирении. Я пробовал было замолвить словечко; куда, старуха на меня так поднялась, что даже ногами затопала. Ну, я и оставил. Пусть сами мирятся… Из-за чего только люди кровь себе портят, не понимаю и не понимаю. Мать не скоро своротишь: уж если что поставит себе — кончено, не сдвинешь. Она ведь тогда прокляла Надю… Это какой-то фанатизм!.. Вообще старики изменились: отец в лучшую
сторону, мать — в худшую.
Но с другой
стороны, социализм есть суровая и прозаическая реальность, есть необходимость в известный час
истории.
— То-то и есть, что не отдал, и тут целая
история, — ответил Алеша, с своей
стороны как бы именно более всего озабоченный тем, что деньги не отдал, а между тем Lise отлично заметила, что и он смотрит в
сторону и тоже видимо старается говорить о постороннем.
Прежняя штука, притвориться обиженным, выставить какую-нибудь пошлую
сторону характера, чтобы опереться на нее, не годится: два раза на одном и том же не проведешь: вторая такая
история лишь раскрыла бы смысл первой, показала бы его героем не только новых, но и прежних времен.
Даже в
истории народов: этими случаями наполнены томы Юма и Гиббона, Ранке и Тьерри; люди толкаются, толкаются в одну
сторону только потому, что не слышат слова: «а попробуйте — ко, братцы, толкнуться в другую», — услышат и начнут поворачиваться направо кругом, и пошли толкаться в другую
сторону.
Мы могли бы не ссориться из-за их детского поклонения детскому периоду нашей
истории; но принимая за серьезное их православие, но видя их церковную нетерпимость в обе
стороны, в
сторону науки и в
сторону раскола, — мы должны были враждебно стать против них.
Вся
история римского падения выражена тут бровями, лбами, губами; от дочерей Августа до Поппеи матроны успели превратиться в лореток, и тип лоретки побеждает и остается; мужской тип, перейдя, так сказать, самого себя в Антиное и Гермафродите, двоится: с одной
стороны, плотское и нравственное падение, загрязненные черты развратом и обжорством, кровью и всем на свете, безо лба, мелкие, как у гетеры Гелиогабала, или с опущенными щеками, как у Галбы; последний тип чудесно воспроизвелся в неаполитанском короле.
На этом гробе, на этом кладбище разбрасывался во все
стороны равноконечный греческий крест второго храма — храма распростертых рук, жизни, страданий, труда. Колоннада, ведущая к нему, была украшена статуями ветхозаветных лиц. При входе стояли пророки. Они стояли вне храма, указывая путь, по которому им идти не пришлось. Внутри этого храма были вся евангельская
история и
история апостольских деяний.
Как-то мой отец принялся за Карамзина «
Историю государства Российского», узнавши, что император Александр ее читал, но положил в
сторону, с пренебрежением говоря: «Всё Изяславичи да Ольговичи, кому это может быть интересно?»
В историческом времени нельзя мыслить конец
истории, он может быть лишь по ту
сторону исторического времени.
Это есть самое крайнее отвержение авторитета и принуждения, какое знает
история христианства, и Достоевский выходит тут за пределы исторического православия и исторического христианства вообще, переходит к эсхатологическому христианству, к христианству Духа, раскрывает профетическую
сторону христианства.
Есть две
стороны в учении Н. Федорова — его истолкование Апокалипсиса, гениальное и единственное в
истории христианства, и его «проект» воскрешения мертвых, в котором есть, конечно, элемент фантастический.
Во всяком случае, в
истории русского национального сознания К. Леонтьев занимает совсем особое место, он стоит в
стороне.
Он никогда не задумывается о социальной
стороне той католической религии, которую принимает, никогда не думает о связи католичества с мировой
историей.
Христос уничтожил противоположность между человеческой свободой и божественной необходимостью, и христианские пророчества открывают конец
истории и путь к нему по ту
сторону этой противоположности.
Человеческая стихия была, с одной
стороны, принижена христианством в
истории, а с другой — ложно возвеличена в лице папы, царя, иерархии, в человеческом быте и человеческих мнениях, выданных за божеские.
Со
стороны величайшее чудо
истории не видно, неверующему нельзя доказать, что Христос воскрес, тут нет доказательного насилия, но тот, кто увидел это чудо, кто поверил в него, тот знает, что мертвые встанут для вечной жизни.
И представьте, эта низость почти всем им понравилась, но… тут вышла особенная
история; тут вступились дети, потому что в это время дети были все уже на моей
стороне и стали любить Мари.
Во всей этой
истории не принимал участия один Ганька, чувствовавший себя как дворовая собака, попавшая в волчью стаю. Загорелые и оборванные старатели походили на настоящих разбойников и почти не глядели на него. Петр Васильич несколько раз ободрял его, подмигивая своим единственным оком. Когда волнение улеглось, Петр Васильич отвел Матюшку в
сторону и заговорил...
— Князь говорит дело. Умение владеть инструментом во всяком случае повышает эстетический вкус, да и в жизни иногда бывает подспорьем. Я же, с своей
стороны, господа… я предлагаю читать с молодой особой «Капитал» Маркса и
историю человеческой культуры. А кроме того. проходить с ней физику и химию.
С одной
стороны, он с слишком живым чувством и методическою последовательностью, составляющими главные признаки правдоподобности, рассказывал свою
историю, чтобы можно было не верить ей; с другой
стороны, слишком много было поэтических красот в его
истории; так что именно красоты эти вызывали сомнения.
Это
сторона, так сказать, статистическая, но у раскола есть еще
история, об которой из уст ихних вряд ли что можно будет узнать, — нужны книги; а потому, кузина, умоляю вас, поезжайте во все книжные лавки и везде спрашивайте — нет ли книг об расколе; съездите в Публичную библиотеку и, если там что найдете, велите сейчас мне все переписать, как бы это сочинение велико ни было; если есть что-нибудь в иностранной литературе о нашем расколе, попросите Исакова выписать, но только, бога ради, — книг, книг об расколе, иначе я задохнусь без них ».
Я рассказал ей всю нашу
историю: как ты бросила для меня свой дом, как мы жили одни, как мы теперь мучаемся, боимся всего и что теперь мы прибегаем к ней (я и от твоего имени говорил, Наташа), чтоб она сама взяла нашу
сторону и прямо сказала бы мачехе, что не хочет идти за меня, что в этом все наше спасение и что нам более нечего ждать ниоткуда.
Я глядел на ее бледное личико, на бесцветные ее губы, на ее черные, сбившиеся на
сторону, но расчесанные волосок к волоску и напомаженные волосы, на весь ее туалет, на эти розовые бантики, еще уцелевшие кой-где на платье, — и понял окончательно всю эту отвратительную
историю.
— Да? непобедим, как и везде! и на поле сражения, и на зеленом поле! А я с вами, генерал, когда-нибудь намерен серьезно поспорить! Переправа через Вьюлку — это, бесспорно, одно из славнейших дел новейшей военной
истории, но ошибочка с вашей
стороны таки была!
Что они ссорятся и интригуют между собой, так это слишком старая
история, чтобы обращать на нее внимание или не уметь помирить враждующие
стороны.
Дело в том, что
история дает приют в недрах своих не только прогрессивному нарастанию правды и света, но и необычайной живучести лжи и тьмы. Правда и ложь живут одновременно и рядом, но при этом первая является нарождающеюся и слабо защищенною, тогда как вторая представляет собой крепкое место, снабженное всеми средствами самозащиты. Легко понять, какого рода результаты могут произойти из подобного взаимного отношения
сторон.
С одной
стороны, он обязывается завоевывать для
истории утешения, а с другой — погружаться в тьму и примиряться с проказой.
— Отлично — что и говорить! Да, брат, изумительный был человек этот маститый историк: и науку и свистопляску — все понимал! А
историю русскую как знал — даже поверить трудно! Начнет, бывало, рассказывать, как Мстиславы с Ростиславами дрались, — ну, точно сам очевидцем был! И что в нем особенно дорого было: ни на чью
сторону не норовил! Мне, говорит, все одно: Мстислав ли Ростислава, или Ростислав Мстислава побил, потому что для меня что
историей заниматься, что бирюльки таскать — все единственно!
Эти разговоры под плачущий плеск воды, шлепанье мокрых тряпок, на дне оврага, в грязной щели, которую даже зимний снег не мог прикрыть своим чистым покровом, эти бесстыдные, злые беседы о тайном, о том, откуда все племена и народы, вызывали у меня пугливое отвращение, отталкивая мысль и чувство в
сторону от «романов», назойливо окружавших меня; с понятием о «романе» у меня прочно связалось представление о грязной, распутной
истории.
Учение это, по мнению людей науки, заключающееся только в его догматической
стороне — в учении о троице, искуплении, чудесах, церкви, таинствах и пр. — есть только одна из огромного количества религий, которые возникали в человечестве и теперь, сыграв свою роль в
истории, отживает свое время, уничтожаясь перед светом науки и истинного просвещения.
— Чего ты фордыбачишься, дурочка! Тебе дело говорят, а ты нос дерешь. Точно умнее тебя и на свете-то нет никого. Позвольте, господин, я вам всю эту
историю расскажу по порядку, — повернулась она в мою
сторону.
Следующий рассказ не есть плод досужего вымысла. Все описанное мною действительно произошло в Киеве лет около тридцати тому назад и до сих пор свято, до мельчайших подробностей, сохраняется в преданиях того семейства, о котором пойдет речь. Я, с своей
стороны, лишь изменил имена некоторых действующих лиц этой трогательной
истории да придал устному рассказу письменную форму.
Стороны хотели разрешить это взаимное непонимание при помощи венских стульев и пустых бутылок из-под пива, и, вероятно, произошло бы настоящее побоище, если бы в дело не вмешалась Мелюдэ, из-за которой, собственно, и вышла вся
история.
Надобно признаться, что мы очень мало знаем эту любопытную
сторону натуральной
истории в жизни обитателей вод.
— Мне очень тяжело даже вспоминать об этом, — перебила Ирина. — Элиза была моим лучшим другом в институте, и потом, в Петербурге au chateau мы беспрестанно видались. Она мне доверяла все свои тайны: она была очень несчастна, много страдала. Потугин в этой
истории вел себя прекрасно, как настоящий рыцарь! Он пожертвовал собою. Я только тогда его оценила! Но мы опять отбились в
сторону. Я жду вашего рассказа, Григорий Михайлович.
«Да как вернуться? Того гляди,
историю сделает. Нет уж, — размышлял он, переворачивая, по своему обыкновению, каждый вопрос со всех
сторон, — нужно иметь над собою власть и мыкать здесь свое горе. Все же это достойнее, чем не устоять против скуки и опять рисковать попасться в какую-нибудь гадкую
историю».
Такие люди, стоя в
стороне от главного исторического движения, как правильно думал незабвенный Сергей Михайлович Соловьев, сильнее других делают
историю.