Неточные совпадения
В
каютах, то там, то здесь, что-нибудь со стуком упадет со стола или сорвется со
стены, выскочит из шкапа и со звоном разобьется — стакан, чашка, а иногда и сам шкап зашевелится.
Кое-как добрался я до своей
каюты, в которой не был со вчерашнего дня, отворил дверь и не вошел — все эти термины теряют значение в качку — был втиснут толчком в
каюту и старался удержаться на ногах, упираясь кулаками в обе противоположные
стены.
Вечером я лежал на кушетке у самой
стены, а напротив была софа, устроенная кругом бизань-мачты, которая проходила через
каюту вниз. Вдруг поддало, то есть шальной или, пожалуй, девятый вал ударил в корму. Все ухватились кто за что мог. Я, прежде нежели подумал об этой предосторожности, вдруг почувствовал, что кушетка отделилась от
стены, а я отделяюсь от кушетки.
Орудия закрепили тройными талями и, сверх того, еще занесли кабельтовым, и на этот счет были довольно покойны. Качка была ужасная. Вещи, которые крепко привязаны были к
стенам и к полу, отрывались и неслись в противоположную сторону, оттуда назад. Так задумали оторваться три массивные кресла в капитанской
каюте. Они рванулись, понеслись, домчались до средины; тут крен был так крут, что они скакнули уже по воздуху, сбили столик перед диваном и, изломав его, изломавшись сами, с треском упали все на диван.
Вечером я читал у себя в
каюте: слышу, за
стеной как будто колют лучину.
Шум над головою становился всё тише, пароход уже не дрожал и не бухал по воде. Окно
каюты загородила какая-то мокрая
стена; стало темно, душно, узлы точно распухли, стесняя меня, и всё было нехорошо. Может быть, меня так и оставят навсегда одного в пустом пароходе?
Комната была очень низка, но очень широка и длинна, почти квадратной формы. Два круглых окна, совсем похожих на пароходные иллюминаторы, еле-еле ее освещали. Да и вся она была похожа на кают-компанию грузового парохода. Вдоль одной
стены стояла узенькая кровать, вдоль другой очень большой и широкий диван, покрытый истрепанным прекрасным текинским ковром, посередине — стол, накрытый цветной малороссийской скатертью.
В
каюте у себя он сует мне книжку в кожаном переплете и ложится на койку, у
стены ледника.
К тому времени ром в бутылке стал на уровне ярлыка, и оттого казалось, что качка усилилась. Я двигался вместе со стулом и
каютой, как на качелях, иногда расставляя ноги, чтобы не свернуться в пустоту. Вдруг дверь открылась, пропустив Дэзи, которая, казалось, упала к нам сквозь наклонившуюся на меня
стену, но, поймав рукой стол, остановилась в позе канатоходца. Она была в башмаках, с брошкой на серой блузе и в черной юбке. Ее повязка лежала аккуратнее, ровно зачеркивая левую часть лица.
Выразив удовольствие, что случайно дал полезный совет, я спустился в небольшую
каюту с маленьким окном в
стене кормы, служившую столовой, и сел на скамью к деревянному простому столу, где уже сидел Тоббоган.
Синкрайт запер
каюту и провел меня за салон, где открыл дверь помещения, окруженного по
стенам рядами полок. Я определил на глаз количество томов тысячи в три. Вдоль полок, поперек корешков книг, были укреплены сдвижные медные полосы, чтобы книги не выпадали во время качки. Кроме дубового стола с письменным прибором и складного стула, здесь были ящики, набитые журналами и брошюрами.
В
каюте Геза стоял портрет неизвестной девушки. Участники оргии собрались в полном составе. Я плыл на корабле с темной историей и подозрительным капитаном, ожидая должных случиться событий, ради цели неясной и начинающей оборачиваться голосом чувства, так же странного при этих обстоятельствах, как ревнивое желание разобрать, о чем шепчутся за
стеной.
В дортуарах вдоль по обеим
стенам стояли шкафы; дверка такого шкафа скрывала складную кровать, которую стоило опустить, чтобы она при помощи отворенной дверки представила род отдельной корабельной
каюты.
Володя спустился в кают-компанию и подошел к старшему офицеру, который сидел на почетном месте, на диване, на конце большого стола, по бокам которого на привинченных скамейках сидели все офицеры корвета. По обеим сторонам кают-компании были
каюты старшего офицера, доктора, старшего штурмана и пяти вахтенных начальников. У
стены, против стола, стояло пианино. Висячая большая лампа светила ярким веселым светом.
Мерный шум колес, мерные всплески воды о
стены парохода, мерные звуки дождя, бившего в окно
каюты, звон стакана, оставленного на столе рядом с графином и от дрожанья парохода певшего свою нескончаемую унылую песню, храп и носовой свист во всю сласть спавших по
каютам и в общей зале пассажиров — все наводило на Меркулова тоску невыносимую.