Неточные совпадения
И понимаете, в старину человек, хотевший образоваться, положим, Француз,
стал бы изучать всех классиков: и богословов, и трагиков, и историков, и
философов, и понимаете весь труд умственный, который бы предстоял ему.
— Поверьте мне, это малодушие, — отвечал очень покойно и добродушно философ-юрист. — Старайтесь только, чтобы производство дела было все основано на бумагах, чтобы на словах ничего не было. И как только увидите, что дело идет к развязке и удобно к решению, старайтесь — не то чтобы оправдывать и защищать себя, — нет, просто спутать новыми вводными и так посторонними
статьями.
Дожидаясь, когда Маракуев выкричится, Макаров встряхивал головою, точно отгоняя мух, и затем продолжал говорить свое увещевающим тоном: он принес оттиск
статьи неизвестного Самгину
философа Н. Ф.
Если у таких людей ум замечательно силен, они
становятся преобразователями общих идей, а в старину делались великими
философами: Кант, Фихте, Гегель не разработали никакого частного вопроса, им было это скучно.
Рано почувствовав призвание
философа, я никогда не имел желания идти академическим путем,
стать почтенным профессором, писать философские диссертации и исследования, далекие от жизненной борьбы.
Отделение мышления от бытия, знания от мира
стало предпосылкой всякой философии; в этом отделении
философы видят всю гордость философской рефлексии, все свое преимущество — перед мышлением наивным.
Лишь религиозные
философы окончательно возвышаются над «мудростью мира сего» и
становятся «безумными», т. е. «мудрыми».
Потому философия и зашла в тупик, потому кризис ее и представляется таким безысходным, что она
стала мертвой, самодовлеющей отвлеченностью, что она порвала со всеми формами посвящения в тайны бытия, и
философ превратился из священника в полицейского.
Скажу вам откровенно, мне не нужно, чтоб из моего сына вышел магистер или
философ; однако, почтеннейший, я хоть и слава богу, но две тысячи пятьсот рублей платить даром не
стану.
Марья Николаевна, введя богослова с
философом, сама
стала у порога, а те сейчас же вышли на середину комнаты и начали пред бабушкой декламировать, сначала
философ по-гречески, а потом богослов по-латыни.
И если бы собрались к ней в камеру со всего света ученые,
философы и палачи, разложили перед нею книги, скальпели, топоры и петли и
стали доказывать, что смерть существует, что человек умирает и убивается, что бессмертия нет, — они только удивили бы ее. Как бессмертия нет, когда уже сейчас она бессмертна? О каком же еще бессмертии, о какой еще смерти можно говорить, когда уже сейчас она мертва и бессмертна, жива в смерти, как была жива в жизни?
При этом он
становился дьявольски, невыносимо остроумен и саркастичен, и порой, когда мне некуда было скрыться в периоды его мизантропии, я совершенно изнемогал под градом его парадоксов и начинал, право же, чувствовать себя действительно ниже всякого скота, в то время как какая-нибудь собака со спиной, перешибленной поленом досужего бездельника, казалась мне чуть не сознательным страдальцем и
философом.
Я повернул себя от них на другую дорогу, хотел их научить — да ба! и вот как с ними поладил: все их слушаю, да сам про себя думаю о другом; всех их хвалю во всю мочь; все они у меня люди умные, ученые, прекрасные поэты,
философы, музыканты, образцовые чиновники, образцовые купцы, образцовые книгопродавцы; и они
стали мною довольны; и я сам про себя смеюсь над ними от души.
Философ уселся вместе с другими в обширный кружок на вольном воздухе перед порогом кухни. Скоро баба в красном очипке высунулась из дверей, держа в обеих руках горячий горшок с галушками, и поставила его посреди готовившихся ужинать. Каждый вынул из кармана своего деревянную ложку, иные, за неимением, деревянную спичку. Как только уста
стали двигаться немного медленнее и волчий голод всего этого собрания немного утишился, многие начали разговаривать. Разговор, натурально, должен был обратиться к умершей.
— А что, бабуся, — сказал
философ, идя за старухой, — если бы так, как говорят… ей-богу, в животе как будто кто колесами
стал ездить. С самого утра вот хоть бы щепка была во рту.
У нас много медиков, фармацевтов, юристов,
стало много грамотных, но совсем нет биологов, математиков,
философов, поэтов.
Оболенский —
философ с наклоном к толстовству, публицист, критик, беллетрист и поэт, заполнявший журнал преимущественно собственными своими произведениями под инициалами и разными псевдонимами; но печатались там и публицистические
статьи Льва Толстого в тех обрывках, которые выходили из цензурной трепалки.
Бюхнер и Молешотт, т. е. самый вульгарный материализм, основанный на популяризации естественных наук того времени, превратились в замечательных
философов и
стали учителями.
Она
стала полагаться на себя, не доверять людям; она во всем и всюду доискивалась корня вещей, так что дипломаты называли ее в своей переписке: «
философом».
Никто из официальных
философов не сомневается серьезно в верности и законности этого стремления во что бы то ни
стало превратить философию в научную дисциплину.
Она
стала полагаться лишь на себя и не доверяться людям. Она во всем доискивалась причин, так что посланники прозвали ее «
философом». Цесаревна научилась притворяться. То лежала больной при смерти, то танцевала до упаду, болтала, наряжалась, разыгрывала смиренницу, угождала императрице и ее фаворитам, подавляя отвращение к мужу.
— Но вы un philosophe, [
философ,] будьте же им вполне, посмотрите на вещи с другой стороны, и вы увидите, что ваш долг, напротив, беречь себя. Предоставьте это другим, которые ни на что́ более не годны… Вам не велено приезжать назад, и отсюда вас не отпустили;
стало быть, вы можете остаться и ехать с нами, куда нас повлечет наша несчастная судьба. Говорят, едут в Ольмюц. А Ольмюц очень милый город. И мы с вами вместе спокойно поедем в моей коляске.
Есть и еще одна причина, выдвигающая на первый план моральные темы, — причина, отчасти уже отмеченная г. Бердяевым [Н. А. Бердяев (1874–1948) — религиозный
философ, проделавший путь от легального марксизма к «новому христианству».
Статья его «Борьба за идеализм» напечатана в журнале «Мир Божий», 1901, июнь.] в его
статье «Борьба за идеализм», но к ней, ввиду ее важности, как-нибудь потом.