Неточные совпадения
Сделалась пауза. Комиссия собиралась в библиотеке князя Сергея Михайловича, я обернулся к шкафам и
стал смотреть книги. Между прочим, тут стояло многотомное издание записок
герцога Сен-Симона.
В тот же самый вечер бабушка явилась в Версале, au jeu de la Reine. [на карточную игру у королевы (фр.).]
Герцог Орлеанский метал; бабушка слегка извинилась, что не привезла своего долга, в оправдание сплела маленькую историю и
стала против него понтировать. Она выбрала три карты, поставила их одну за другою: все три выиграли ей соника, и бабушка отыгралась совершенно.
— Эх, ты, голова с мозгом! Барышник, что ли, я конский, аль цыган какой, что
стану лошадьми торговать? В курляндском герцогстве тридцать четыре мызы за аргамака мне владеющий
герцог давал, да я и то не уступил. А когда регентом
стал, фельдмаршалом хотел меня за аргамака того сделать, — я не отдал.
«Если уже захотела сама
стать дьяволом, — продолжает
герцог, — то по крайней мере хоть ради стыда не делай ты свое лицо чудовища лицом.
— Во что ни
станет, — сказал он ему, передав сущность совещания, — обернись хоть птицей и дай знать проворнее
герцогу об этих замыслах.
Герцог Антон, несмотря на свой трусливый нрав, попытался было показать свое значение, но был за это, по распоряжению регента, подвергнут домашнему аресту с угрозой испробовать рук грозного тогда начальника Тайной канцелярии Ушакова. Пошли доносы и пытки за каждое малейшее слово, неприятное регенту, спесь и наглость которого достигли чудовищных размеров. Он громко, не стесняясь,
стал говорить о своем намерении выслать из России «Брауншвейгскую фамилию».
Сон ее матери действительно исполнился. Со времени Петра II государство не пользовалось спокойствием, каковым нельзя было считать десятилетие правления Анны Иоанновны и произвола
герцога Бирона. Теперь снова наступали еще более смутные дни. Император — младенец, правительница — бесхарактерная молодая женщина —
станет, несомненно, жертвой придворных интриганов.
Пока Бирон сбивал с своей шубы куски льду, ее облепившие, как бы стирал брызги крови, наперсник его вырвал бумагу, подал ее и торопливо
стал рыться в кусках по полу, боясь, не скрывалось ли еще какой в них штуки. Бегло взглянул
герцог на бумагу, на которой и прочел...
Мы остановились, и должны были это сделать, потому что все наши провожатые
стали как вкопанные и не двигались с места… Старец сидел на своем коне неподвижно, глядя вверх, где свивался и развивался золотистый рой.
Герцог его спросил: „Что это будет?“ — но он ответил: „Увидишь“, и
стал крутить в грязных пальцах свои седые усы.
Герцог — испорченная, но крупная натура, и я хочу быть полезен ему; его
стала любить моя душа за его искренние порывы, свидетельствующие о несомненном благородстве его природы, испорченной более всего раболепною и льстивою средой.
Положив бумагу на папку посреди стола, сановник поднялся с своего места и попросил художника сесть в кресло, а сам
стал и поднял вверх лицо, как будто он готовился слушать лично ему отдаваемое распоряжение
герцога.
Я был в таком восторге, что совсем позабыл о неудовольствии
герцога и, вынув из кармана мой дорожный альбом,
стал наскоро срисовывать туда лицо горца и всю эту сцену.
— В самом деле, для чего этому отдаленному властителю Фебуфис? Чего он с ним возится? Неужто он в самом деле так страстно любит искусство, или он не видал лучшего художника? Не следует ли видеть в этом сначала каприз и желание сделать колкость черным королям Рима? Неужто, в самом деле, в девятнадцатом веке
станут повторяться Иоанн с Лукой Кранахом? Вздор! Совсем не те времена, ничто не может их долго связывать, и, без сомнения, фавор скоро отойдет, и
герцог его бросит.
Письмо кончалось лаконическою припиской, что следующие известия будут присланы уже из владений
герцога, И Пик, дочитав лист,
стал его многозначительно складывать и спросил Мака...
Это произвело на всех действие магическое, а когда
герцог добавил, что он уверен, что кто любит его, тот будет любить и меня, то усилиям показать мне любовь не
стало предела: все лица на меня просияли, и все сердца, казалось, хотели выпрыгнуть ко мне на тарелку и смешаться с маленькими кусками особливым способом приготовленной молодой баранины. Мне говорили...
Тогда Фебуфис решительно
стал на сторону противоположного направления, а
герцог это одобрил и поручил ему «произвести что-нибудь более значительное, чем картина Каульбаха».
— Aucun, [Никакого,] — возразил виконт. — После убийства
герцога даже самые пристрастные люди перестали видеть в нем героя. Si même ça été un héros pour certaines gens, — сказал виконт, обращаясь к Анне Павловне, — depuis l’assassinat du duc il y a un martyr de plus dans le ciel, un héros de moins sur la terre. [Если он и был героем для некоторых людей, то после убиения
герцога одним мучеником
стало больше на небесах и одним героем меньше на земле.]
Такою вовсе не рассчитанною и не умышленною переменой в своем поведении Фебуфис чрезвычайно утешил своего покровителя, и
герцог стал изливать на него еще большие милости.