— Очень приятно встретиться… В теперешнее время забывают нас,
старых артистов, и тем более отрадно… Нет, нет, благодарствуйте, от завтрака я откажусь… Но если вы уже так настаиваете, то разве одну только м-маленькую рюмочку водки… за компанию. Только уговор: расчет по-американски, каждый за себя… Merci. Ваше здоровье!.. Пожалуйста, не беспокойтесь, мне отлично сидеть. Благодарю вас, коллега, благодарю, — говорил он покровительственным баском, пожимая с фамильярной лаской руку фельетониста выше локтя.
Неточные совпадения
Купаться в бассейн Сандуновских бань приходили
артисты лучших театров, и между ними почти столетний актер, которого принял в знак почтения к его летам Корш. Это Иван Алексеевич Григоровский, служивший на сцене то в Москве, то в провинции и теперь игравший злодеев в
старых пьесах, которые он знал наизусть и играл их еще в сороковых годах.
— Я его знаю, — отвечал Вадим с улыбкой, — и вы его скоро увидите! В этих словах было столько уверенности, столько убедительной твердости, что поневоле
старый ловчий вздрогнул. «Ты чорт или Гуммель», — сказал Фильд, когда в первый раз услыхал этого славного
артиста; Атуев не сказал, но подумал почти то же самое.
Большинство
артистов не может также похвастаться исполнением того важного условия, о котором сказано выше, именно верным, художественным чтением. Давно жалуются, что будто бы с русской сцены все более и более удаляется это капитальное условие. Ужели вместе с декламацией
старой школы изгнано и вообще уменье читать, произносить художественную речь, как будто это уменье стало лишнее или не нужно? Слышатся даже частые жалобы на некоторых корифеев драмы и комедии, что они не дают себе труда учить ролей!
— Тихон! Радость моя! Голуба! Все я растранжирил,
старый крокодил… Впрочем, постой… Там у меня, кажется, еще что-то осталось. — Он пошарил в кармане и вытащил оттуда вместе с грязной ватой, обломками спичек, крошками табаку и другим сором несколько медных монет. — На, получай,
старый воин. И знай, Тихон, — вдруг с пафосом воскликнул Славянов, ударив себя в грудь кулаком, — знай, что тебя одного дарит своей дружбой жалкая развалина того, что раньше называлось великим
артистом Славяновым-Райским!
В самое то время, как Москва беззаботно собиралась в театр, чтоб посмотреть на
старого славного
артиста, военная гроза, давно скоплявшаяся над Россиею, быстро и прямо понеслась на нее; уже знали прокламацию Наполеона, в которой он объявлял, что через несколько месяцев обе северные столицы увидят в стенах своих победителя света; знали, что победоносная французская армия, вместе с силами целой Европы, идет на нас под предводительством великого, первого полководца своего времени; знали, что неприятель скоро должен переправиться через Неман (он переправился 12 июня) — все это знали и нисколько не беспокоились.
И вот однажды идет утренняя, почти никому не нужная репетиция. Все вялы, скучны, обозлены: и
артисты, и животные, и конюхи. У всех главное на уме: «Что будем сегодня есть?» Вдруг приходит из города
старый Винценто, третьестепенный
артист; был он помощником режиссера, да еще выпускали его самым последним номером в вольтижировке, на затычку. Приходит и кричит...
Когда на Хохрякова падали неожиданно с неба большие деньги, он закатывал великолепный обед всему цирковому составу:
артистам, ветеринару и доктору — в
старой просторной столовой, конюхам — на кухне.
Через год она ему надоела. Его расслабленный взор обратился на одну из сестер Вильсон, совершавших «воздушные полеты». Теперь он совершенно не стеснялся с Норой и нередко в уборной, перед глазами
артистов и конюхов, колотил ее по щекам за непришитую пуговицу. Она переносила это с тем же смирением, с каким принимает побои от своего хозяина
старая, умная и преданная собака.
Все они могли иметь честные идеи, изящные вкусы, здравые понятия, симпатичные стремления; но они все были продукты
старого быта, с привычкой мужчин их эпохи-и помещиков, и военных, и сановников, и чиновников, и
артистов, и даже профессоров — к «скоромным» речам. У французских писателей до сих пор — как только дойдут до десерта и ликеров — сейчас начнутся разговоры о женщинах и пойдут эротические и прямо «похабные» словца и анекдоты.
— Это
артист, а не ремесленник, — говорил чех, и рассказал мне, что
старый Венцель — кабалист и мистик, а также отчасти восторженный поэт и большой суевер, но человек преоригинальный и подчас даже прелюбопытный.
Только я один угадал в
старом жонглере выдающегося
артиста и был глубоко убежден, что он был чужд всякого обмана. Я высказал это ему вместе с удивлением к его искусству Он был тронут отданной ему справедливостью. Таким образом, мы сделались друзьями и он мне скромно объяснил истинный секрет этого фокуса, непонятый толпой.
— Дура девка, право дура, да; ну, да; хорошо поймать богатого молодчика, а нет, так лучше бы держалась
старого урода Геннадия; он, правда, не красавец, не молод, это сознаться надо, но он
артист; а она предпочла ему стихоплета.
— Ну, вы, оралы
старые! Нынче, брат, вы не в моде! Учитесь у нас,
артистов реальной школы, а нам учиться у вас нечему… — напустился на него Сергей Сергеевич.
— Я, брат,
артист старой школы, люблю пьесы, где не только поиграть, а создать роль надо, а вы, нынешние, — не
артисты, а ремесленники, — возразил ему Михаил Васильевич.