Неточные совпадения
Он стоял, смотрел и не верил глазам своим: дверь, наружная дверь, из прихожей на лестницу, та самая, в которую он давеча звонил и
вошел, стояла отпертая, даже на целую ладонь приотворенная: ни замка, ни запора, все время, во все это время!
Старуха не заперла за ним, может быть, из осторожности. Но боже! Ведь видел же он потом Лизавету! И как мог, как мог он не догадаться, что ведь
вошла же она откуда-нибудь! Не сквозь стену же.
— Стало быть, я с ним приятель большой… коли знаю, — продолжал Раскольников, неотступно продолжая смотреть в ее лицо, точно уже был не в силах отвести глаз, — он Лизавету эту… убить не хотел… Он ее… убил нечаянно… Он
старуху убить хотел… когда она была одна… и пришел… А тут
вошла Лизавета… Он тут… и ее убил.
Тетушка Анны Сергеевны, княжна Х……я, худенькая и маленькая женщина с сжатым в кулачок лицом и неподвижными злыми глазами под седою накладкой,
вошла и, едва поклонившись гостям, опустилась в широкое бархатное кресло, на которое никто, кроме ее, не имел права садиться. Катя поставила ей скамейку под ноги:
старуха не поблагодарила ее, даже не взглянула на нее, только пошевелила руками под желтою шалью, покрывавшею почти все ее тщедушное тело. Княжна любила желтый цвет: у ней и на чепце были ярко-желтые ленты.
Он
вошел на крыльцо и столкнулся с сморщенной
старухой, в сарафане, с заткнутым за пояс подолом.
Войдя в избу, напрасно станешь кликать громко: мертвое молчание будет ответом: в редкой избе отзовется болезненным стоном или глухим кашлем
старуха, доживающая свой век на печи, или появится из-за перегородки босой длинноволосый трехлетний ребенок, в одной рубашонке, молча, пристально поглядит на вошедшего и робко спрячется опять.
Мы,
входя, наткнулись на низенькую, черную, как головешка,
старуху с плоским лицом.
Мы посмотрели опять на бегущую все еще вдали
старуху и повернули к выходу, как вдруг из домика торопливо вышел заспанный старик и отпер нам калитку, низко кланяясь и прося
войти.
Из избы выскочили в рубашонках две девочки. Пригнувшись и сняв шляпу, Нехлюдов
вошел в сени и в пахнувшую кислой едой грязную и тесную, занятую двумя станами избу. В избе у печи стояла
старуха с засученными рукавами худых жилистых загорелых рук.
Почти вся хата была занята станом, который, в то время как
вошел Нехлюдов, стукнувшись головой в низкую дверь,
старуха только что улаживала с своей старшей внучкой.
Бывают же странности: никто-то не заметил тогда на улице, как она ко мне прошла, так что в городе так это и кануло. Я же нанимал квартиру у двух чиновниц, древнейших
старух, они мне и прислуживали, бабы почтительные, слушались меня во всем и по моему приказу замолчали потом обе, как чугунные тумбы. Конечно, я все тотчас понял. Она
вошла и прямо глядит на меня, темные глаза смотрят решительно, дерзко даже, но в губах и около губ, вижу, есть нерешительность.
Было бы слишком длинно и сухо говорить о других сторонах порядка мастерской так же подробно, как о разделе и употреблении прибыли; о многом придется вовсе не говорить, чтобы не наскучить, о другом лишь слегка упомянуть; например, что мастерская завела свое агентство продажи готовых вещей, работанных во время, не занятое заказами, — отдельного магазина она еще не могла иметь, но
вошла в сделку с одною из лавок Гостиного двора, завела маленькую лавочку в Толкучем рынке, — две из
старух были приказчицами в лавочке.
Входит тоненькая, обшарпанная
старуха, рябая, с попорченным оспою глазом. Одета бедно: на голове повойник, на плечах старый порыжелый драдедамовый платок.
— Ну,
войди.
Войди, посмотри, как мать-старуха хлопочет. Вон сколько денег Максимушка (бурмистр из ближней вотчины) матери привез. А мы их в ящик уложим, а потом вместе с другими в дело пустим. Посиди, дружок, посмотри, поучись. Только сиди смирно, не мешай.
На монастырской площадке тоже все успокоилось, и жизнь стала
входить в обычную колею. На широкое крыльцо кляштора выглянули старые монахини и, видя, что все следы наваждения исчезли, решили докончить прогулку. Через несколько минут опять степенно закружились вереницы приютянок в белых капорах, сопровождаемые степенными сестрами — бригитками.
Старуха с четками водворилась на своей скамье.
Старуха сама оживала при этих рассказах. Весь день она сонно щипала перья, которых нащипывала целые горы… Но тут, в вечерний час, в полутемной комнате, она
входила в роли, говорила басом от лица разбойника и плачущим речитативом от лица матери. Когда же дочь в последний раз прощалась с матерью, то голос
старухи жалобно дрожал и замирал, точно в самом деле слышался из-за глухо запертой двери…
Родион Потапыч только нахмурился, но не двинулся с места.
Старуха всполошилась: как бы еще чего не вышло. Кишкин
вошел в избу совсем веселый. Он ехал с обеда от горного секретаря.
Сначала
старуха, баушка Лукерья, тяготилась этим постоем, а потом быстро
вошла во вкус, когда посыпались легкие господские денежки за всякие пустяки: и за постой, и за самовары, и за харчи, и за сено лошадям, и за разные мелкие услуги.
— В годы еще не
вошел жениться-то, — пошутила
старуха. — А Наташку оставь: стыдливая она, не то что Марья. Ты и то нынче наряжаешься в том роде, как жених… Форсить начал.
Устинья Марковна стояла посреди избы, когда
вошел Кожин. Она в изумлении раскрыла рот, замахала руками и бессильно опустилась на ближайшую лавку, точно перед ней появилось привидение. От охватившего ее ужаса
старуха не могла произнести ни одного слова, а Кожин стоял у порога и смотрел на нее ничего не видевшим взглядом. Эта немая сцена была прервана только появлением Марьи и Мыльникова.
Старуха сейчас же приняла свой прежний суровый вид и осталась за занавеской. Выскочившая навстречу гостю Таисья сделала рукой какой-то таинственный знак и повела Мухина за занавеску, а Нюрочку оставила в избе у стола. Вид этой избы, полной далеких детских воспоминаний, заставил сильно забиться сердце Петра Елисеича.
Войдя за занавеску, он поклонился и хотел обнять мать.
— Ты как дочь-то держишь? — все еще ворчала
старуха, напрасно стараясь унять расходившееся материнское сердце. — Она у тебя и
войти в избу не умеет… волосы в две косы по-бабьи… Святое имя, и то на басурманский лад повернул.
Старуха, конечно, не виновата, но он не мог
войти сюда с чистою душой и искреннею радостью.
Вошла няня. Говорила, говорила, долго и много говорила
старуха; Лиза ничего не слыхала.
Была у нас суседка,
старуха старая, так она только одна и жалела меня, даже до господина надзирателя доходила с жалобой, как родитель со мной обходится, только господин надзиратель у родителя закусил и сказал, что начальство в эти дела не
входит.
Было уже совсем темно, когда проснулся Шатов. Он поскорее зажег свечу и побежал за
старухой; но едва ступил с лестницы, как чьи-то тихие, неспешные шаги поднимавшегося навстречу ему человека поразили его.
Вошел Эркель.
Николай Всеволодович
вошел в комнату; ребенок, увидев его, припал к
старухе и закатился долгим детским плачем; та тотчас же его вынесла.
На другой день, в приличный для визитов час, Муза Николаевна и Сусанна Николаевна были у Углаковых. Лябьева как
вошла, так немедля же спросила встретившую их
старуху Углакову...
В то утро, которое я буду теперь описывать, в хаотическом доме было несколько потише, потому что
старуха, как и заранее предполагала, уехала с двумя младшими дочерьми на панихиду по муже, а Людмила, сказавшись больной, сидела в своей комнате с Ченцовым: он прямо от дяди проехал к Рыжовым. Дверь в комнату была несколько притворена. Но прибыл Антип Ильич и
вошел в совершенно пустую переднюю. Он кашлянул раз, два; наконец к нему выглянула одна из горничных.
Приближенная к Прасковье Ивановне прислуга, особенно один старик, любимец покойного ее отца, и
старуха, ее нянька, которых преимущественно жаловала госпожа, но с которыми, вопреки тогдашним обычаям, не
входила она в короткие сношения, — также ничего не могли сделать.
Наконец, старик и
старуха решились рассказать барыне всё и, улучив время, когда Прасковья Ивановна была одна,
вошли к ней оба; но только вырвалось у старушки имя Михайла Максимовича, как Прасковья Ивановна до того разгневалась, что вышла из себя; она сказала своей няне, что если она когда-нибудь разинет рот о барине, то более никогда ее не увидит и будет сослана на вечное житье в Парашино.
Я застал обеих женщин дома.
Старуха возилась около ярко пылавшей печи, а Олеся пряла лен, сидя на очень высокой скамейке; когда я,
входя, стукнул дверью, она обернулась, нитка оборвалась под ее руками, и веретено покатилось по полу.
Старуха в это время
вошла в избу. Лукашка не договорил.
Старуха вышла, и через несколько минут по скрипящим сходцам
вошла в хату немая сестра Лукашки.
Зотушка мог видеть в окна, что чай уже отпили, когда в комнату
вошел Михалко, потому что
старуха ушла на свою половину.
Татьяна Власьевна заметила, что в последнее время между Гордеем Евстратычем и Аленой Евстратьевной завелись какие-то особенные дела. Они часто о чем-то разговаривали между собой потихоньку и сейчас умолкали, когда в комнату
входила Татьяна Власьевна. Это задело
старуху, потому что чего им было скрываться от родной матери. Не чужая ведь, не мачеха какая-нибудь. Несколько раз Татьяна Власьевна пробовала было попытать модницу, но та была догадлива и все увертывалась.
Однажды под вечер, когда Татьяна Власьевна в постели пила чай, а Нюша сидела около нее на низенькой скамеечке, в комнату
вошел Гордей Евстратыч. Взглянув на лицо сына,
старуха выпустила из рук блюдечко и облилась горячим чаем; она почувствовала разом, что «милушка» не с добром к ней пришел. И вид у него был какой-то такой совсем особенный… Во время болезни Гордей Евстратыч заходил проведать больную мать раза два, и то на минуту. Нюша догадалась, что она здесь лишняя, и вышла.
Нюшу из неловкого положения выручила сама бабушка Татьяна, которая в этот момент
вошла в горницу.
Старуха прищуренными глазами посмотрела на замявшихся при ее появлении молодых людей и сухо спросила Михалку...
Кирша
вошел и расположился преспокойно в переднем углу. Когда же приказчик, а за ним молодые и вся свадебная компания перебрались понемногу в избу, то взоры обратились на уродливую
старуху, которая, сидя на полатях, покачивалась из стороны в сторону и шептала какие-то варварские слова. Кирша заметил на полу, под самыми полатями, несколько снопов соломы, как будто без намерения брошенных, которые тотчас напомнили ему, чем должна кончиться вся комедия.
— Вот, боярин, молоко: кушай на здоровье! — сказал Алексей,
войдя в избу. — Ну, деревенька! Словно после пожара — ничего нет! Насилу кой-как нашел два горшочка молока у одной
старухи. Хорошо еще, что успел захватить хоть этот; а то какой-то проезжий хотел оба взять за себя. Хозяин, дай мне хоть хлебца! да нет ли стаканчика браги? одолжи, любезный!
Старуха, в изорванной кичке и толстом сером зипуне,
вошла в избу, перекрестилась и, поклонясь низехонько на все четыре стороны, сказала Алексею...
В самом деле, какой-то проезжий, с которым
старуха повстречалась у ворот избы, сказав с ней несколько слов, принялся таскать ее за волосы, приговаривая: «Вот тебе рубль! вот тебе рубль!..» Потом, бросив ей небольшую медную монету,
вошел на двор.
Но так как увещевания эти ни к чему, видно, не служили, тетушка Анна бросилась вслед за Дуней, опередила ее, и не успела та
войти в двери, как уже
старуха влетела в избу и остановилась перед Гришкой.
Егорушка
вошел в избу. Его встретила тощая, горбатая
старуха с острым подбородком. Она держала в руках сальную свечку, щурилась и протяжно вздыхала.
Старуха, согнув еще более свой согнутый стан, поклонилась и хотела сказать что-то, но, приложив руки ко рту, так закашлялась, что Нехлюдов, не дождавшись,
вошел в избу.
И еще третья фигура, не спеша,
входит на террасу, тоже
старуха, маленькая и круглая, с добрым красным лицом, с бойкими глазами, должно быть — веселая и болтливая.
Бакин. Уж слишком даже: в театре решительно всех по именам знает, и кассира, и суфлера, и даже бутафора, всем руку подает. А уж
старух обворожил совсем: все-то он знает; во все их интересы
входит; ну, одним словом, для каждой
старухи сын самый почтительный и предупредительный.
— Что, батюшка, изволите? — сказала
старуха лет шестидесяти,
войдя в комнату.
— Извольте, батюшка! — сказала
старуха,
входя в комнату, — вот Андрюшина сибирка. Виновата, Иван Архипович! Ведь я совсем забыла: у нас еще запрятаны на чердаке два тулупа да лисья шуба.
— Верст десять будет, батюшка! — отвечала
старуха, поглядывая подозрительно на проезжего, который,
войдя в избу, не перекрестился на передний угол и стоял в шапке перед иконами.
— От господина Дольчини! — повторила радостным голосом
старуха, вскочив со стула. — Итак, господь бог несовсем еще нас покинул!.. Сударыня, сударыня!.. — продолжала она, оборотясь к перегородке, которая отделяла другую комнату от кухни. — Слава богу! Господин Дольчини прислал к вам своего приятеля.
Войдите, сударь, к ней. Она очень слаба; но ваше посещение, верно, ее обрадует.