Неточные совпадения
Понятно, как должен был огорчиться бригадир, сведавши об таких похвальных словах. Но так как это было время либеральное и в публике
ходили толки о пользе выборного начала, то распорядиться своею единоличною властию
старик поопасился. Собравши излюбленных глуповцев, он вкратце изложил перед ними дело и потребовал немедленного наказания ослушников.
Но этим дело не ограничилось. Не
прошло часа, как на той же площади появилась юродивая Анисьюшка. Она несла в руках крошечный узелок и, севши посередь базара, начала ковырять пальцем ямку. И ее обступили
старики.
Пройдя еще один ряд, он хотел опять заходить, но Тит остановился и, подойдя к
старику, что-то тихо сказал ему. Они оба поглядели на солнце. «О чем это они говорят и отчего он не заходит ряд?» подумал Левин, не догадываясь, что мужики не переставая косили уже не менее четырех часов, и им пора завтракать.
«Ах да!» Он опустил голову, и красивое лицо его приняло тоскливое выражение. «Пойти или не пойти?» говорил он себе. И внутренний голос говорил ему, что
ходить не надобно, что кроме фальши тут ничего быть не может, что поправить, починить их отношения невозможно, потому что невозможно сделать ее опять привлекательною и возбуждающею любовь или его сделать
стариком, неспособным любить. Кроме фальши и лжи, ничего не могло выйти теперь; а фальшь и ложь были противны его натуре.
Пройдя первую проходную залу с ширмами и направо перегороженную комнату, где сидит фруктовщик, Левин, перегнав медленно шедшего
старика, вошел в шумевшую народом столовую.
— Какой сон нынче! — сказал
старик, искосясь поглядев на солнце. — Полдни, смотри,
прошли! Бери крюки, заходи!
Правда, что тон ее был такой же, как и тон Сафо; так же, как и за Сафо, за ней
ходили, как пришитые, и пожирали ее глазами два поклонника, один молодой, другой
старик; но в ней было что-то такое, что было выше того, что ее окружало, — в ней был блеск настоящей воды бриллианта среди стекол.
Корней, камердинер,
сойдя в швейцарскую, спрашивал, кто и как пропустил ее, и, узнав, что Капитоныч принял и проводил ее, выговаривал
старику.
Прошли еще два ряда,
старик остановился.
Левин не замечал, как
проходило время. Если бы спросили его, сколько времени он косил, он сказал бы, что полчаса, — а уж время подошло к обеду. Заходя ряд,
старик обратил внимание Левина на девочек и мальчиков, которые с разных сторон, чуть видные, по высокой траве и по дороге шли к косцам, неся оттягивавшие им ручонки узелки с хлебом и заткнутые тряпками кувшинчики с квасом.
Чиновники на это ничего не отвечали, один из них только тыкнул пальцем в угол комнаты, где сидел за столом какой-то
старик, перемечавший какие-то бумаги. Чичиков и Манилов
прошли промеж столами прямо к нему.
Старик занимался очень внимательно.
И свет ее с улыбкой встретил;
Успех нас первый окрылил;
Старик Державин нас заметил
И, в гроб
сходя, благословил. //……………………………………
— Три месяца я
ходила за нею,
старик, — сказала она, — посмотри на свою дочь.
Когда же тот умер,
ходил за оставшимся в живых старым и расслабленным отцом умершего товарища (который содержал и кормил своего отца своими трудами чуть не с тринадцатилетнего возраста), поместил, наконец, этого
старика в больницу, и когда тот тоже умер, похоронил его.
Старик один засмеялся; Аркадий выразил улыбку на своем лице. Базаров только затянулся. Беседа продолжалась таким образом около часа; Аркадий успел
сходить в свою комнату, которая оказалась предбанником, но очень уютным и чистым. Наконец вошла Танюша и доложила, что обед готов.
Проходя мимо слепого, они толкнули
старика, ноги его подогнулись, он грузно сел на мостовую и стал щупать булыжники вокруг себя, а мертвое лицо поднял к небу, уже сплошь серому.
Фигура
старика как будто знакома, — если б не мальчик и не эта походка, его можно бы принять за Дьякона, но Дьякон
ходил тяжело и нагнув голову, а этот держит ее гордо и прямо, как слепой.
Она — дочь кухарки предводителя уездного дворянства, начала счастливую жизнь любовницей его, быстро израсходовала
старика, вышла замуж за ювелира, он
сошел с ума; потом она жила с вице-губернатором, теперь живет с актерами, каждый сезон с новым; город наполнен анекдотами о ее расчетливом цинизме и удивляется ее щедрости: она выстроила больницу для детей, а в гимназиях, мужской и женской, у нее больше двадцати стипендиатов.
Прошли. В десятке шагов за ними следовал высокий
старик; брезгливо приподняв пышные белые усы, он тростью гнал пред собой корку апельсина, корка непослушно увертывалась от ударов, соскакивала на мостовую,
старик снова загонял ее на панель и наконец, затискав в решетку для стока воды, победоносно взмахнул тростью.
Проходя шагах в двадцати от Дьякона, он посмотрел на него из-под очков, —
старик, подогнув ноги, лежал на красном, изорванном ковре; издали лоскутья ковра казались толстыми, пышными.
— Идем,
старик, — говорят они, смело заглянув в лицо, и, не ожидая ответа,
проходят мимо.
Ветер нагнал множество весенних облаков, около солнца они были забавно кудрявы, точно парики вельмож восемнадцатого века. По улице воровато бегали с мешками на плечах мужики и бабы, сновали дети, точно шашки, выброшенные из ящика. Лысый
старик, с козлиной бородой на кадыке,
проходя мимо Самгина, сказал...
У окна сидел бритый, черненький, с лицом
старика; за столом, у дивана, кто-то, согнувшись, быстро писал, человек в сюртуке и золотых очках, похожий на профессора, тяжело топая,
ходил из комнаты в комнату, чего-то искал.
Когда Ганьку с ее
стариком тоже арестовали за контрабанду, Женя попросил меня назваться [двоюродной] ‹сестрой› ее,
ходить на свидание с ней и передавать записки политическим женщинам.
— Нездешний, так и не замайте! — говорили
старики, сидя на завалинке и положив локти на коленки. — Пусть его себе! И
ходить не по что было вам!
Мгновенно сердце молодое
Горит и гаснет. В нем любовь
Проходит и приходит вновь,
В нем чувство каждый день иное:
Не столь послушно, не слегка,
Не столь мгновенными страстями
Пылает сердце
старика,
Окаменелое годами.
Упорно, медленно оно
В огне страстей раскалено;
Но поздний жар уж не остынет
И с жизнью лишь его покинет.
Дня через три картина бледнела, и в воображении теснится уже другая. Хотелось бы нарисовать хоровод, тут же пьяного
старика и проезжую тройку. Опять дня два носится он с картиной: она как живая у него. Он бы нарисовал мужика и баб, да тройку не сумеет: лошадей «не
проходили в классе».
— Чем это — позвольте спросить? Варить суп,
ходить друг за другом, сидеть с глазу на глаз, притворяться, вянуть на «правилах», да на «долге» около какой-нибудь тщедушной слабонервной подруги или разбитого параличом
старика, когда силы у одного еще крепки, жизнь зовет, тянет дальше!.. Так, что ли?
— Ничего, скушает на здоровье! — продолжал
старик, — не
ходи раздетая при людях: здесь не баня!
Прежний губернатор,
старик Пафнутьев, при котором даже дамы не садились в гостях, прежде нежели он не сядет сам, взыскал бы с виновных за одно неуважение к рангу; но нынешний губернатор к этому равнодушен. Он даже не замечает, как одеваются у него чиновники, сам
ходит в старом сюртуке и заботится только, чтоб «в Петербург никаких историй не доходило».
«У меня с рук не
сходила, — вспоминал
старик, — бывало, и
ходить учу, поставлю в уголок шага за три да и зову ее, а она-то ко мне колыхается через комнату, и не боится, смеется, а добежит до меня, бросится и за шею обымет.
Он
сходил и принес ответ странный, что Анна Андреевна и князь Николай Иванович с нетерпением ожидают меня к себе; Анна Андреевна, значит, не захотела пожаловать. Я оправил и почистил мой смявшийся за ночь сюртук, умылся, причесался, все это не торопясь, и, понимая, как надобно быть осторожным, отправился к
старику.
— Да? Это — ваш ответ? Ну, пусть я погибну, а
старик? Как вы рассчитываете: ведь он к вечеру
сойдет с ума!
Назавтра Лиза не была весь день дома, а возвратясь уже довольно поздно,
прошла прямо к Макару Ивановичу. Я было не хотел входить, чтоб не мешать им, но, вскоре заметив, что там уж и мама и Версилов, вошел. Лиза сидела подле
старика и плакала на его плече, а тот, с печальным лицом, молча гладил ее по головке.
Во-вторых, составил довольно приблизительное понятие о значении этих лиц (старого князя, ее, Бьоринга, Анны Андреевны и даже Версилова); третье: узнал, что я оскорблен и грожусь отмстить, и, наконец, четвертое, главнейшее: узнал, что существует такой документ, таинственный и спрятанный, такое письмо, которое если показать полусумасшедшему
старику князю, то он, прочтя его и узнав, что собственная дочь считает его сумасшедшим и уже «советовалась с юристами» о том, как бы его засадить, — или
сойдет с ума окончательно, или прогонит ее из дому и лишит наследства, или женится на одной mademoiselle Версиловой, на которой уже хочет жениться и чего ему не позволяют.
— Ну, брат, не ври, меня не проведешь, боишься родителя-то? А я тебе скажу, что совершенно напрасно. Мне все равно, какие у вас там дела, а только
старик даже рад будет. Ей-богу… Мы прямо на маменькину половину
пройдем. Ну, так едешь, что ли? Я на своей лошади за тобой приехал.
— Конечно, поправится, черт их всех возьми! — крикнул «Моисей», стуча кулаком по столу. — Разве
старик чета вот этой дряни… Вон
ходят… Ха-ха!.. Дураки!.. Василий Бахарев пальцем поведет только, так у него из всех щелей золото полезет. Вот только весны дождаться, мы вместе махнем со
стариком на прииски и все дело поправим Понял?
Наследство Привалова в эти несколько дней выросло до ста миллионов, и, кроме того,
ходили самые упорные слухи о каких-то зарытых сокровищах, которые остались после
старика Гуляева.
Веревкин не
проходил по бахаревской передней без того, чтобы не кинуть
старику какую-нибудь колючую шуточку вместе с красным словечком.
Ходить старик из-за распухших ног своих почти совсем уже не мог и только изредка поднимался со своих кожаных кресел, и старуха, придерживая его под руки, проводила его раз-другой по комнате.
Оно правда, — рассмеялся он опять, —
старику девяносто лет, и он давно мог
сойти с ума на своей идее.
— А зачем ему к отцу
проходить, да еще потихоньку, если, как ты сам говоришь, Аграфена Александровна и совсем не придет, — продолжал Иван Федорович, бледнея от злобы, — сам же ты это говоришь, да и я все время, тут живя, был уверен, что
старик только фантазирует и что не придет к нему эта тварь. Зачем же Дмитрию врываться к
старику, если та не придет? Говори! Я хочу твои мысли знать.
Правда,
прошло уже четыре года с тех пор, как
старик привез в этот дом из губернского города восемнадцатилетнюю девочку, робкую, застенчивую, тоненькую, худенькую, задумчивую и грустную, и с тех пор много утекло воды.
— Врешь! Не надо теперь спрашивать, ничего не надо! Я передумал. Это вчера глупость в башку мне сглупу влезла. Ничего не дам, ничегошеньки, мне денежки мои нужны самому, — замахал рукою
старик. — Я его и без того, как таракана, придавлю. Ничего не говори ему, а то еще будет надеяться. Да и тебе совсем нечего у меня делать, ступай-ка. Невеста-то эта, Катерина-то Ивановна, которую он так тщательно от меня все время прятал, за него идет али нет? Ты вчера
ходил к ней, кажется?
Проходя по двору, Алеша встретил брата Ивана на скамье у ворот: тот сидел и вписывал что-то в свою записную книжку карандашом. Алеша передал Ивану, что
старик проснулся и в памяти, а его отпустил ночевать в монастырь.
Вот из толпы восклицает
старик, слепой с детских лет: «Господи, исцели меня, да и я тебя узрю», и вот как бы чешуя
сходит с глаз его, и слепой его видит.
— Шибко жалко
старика. Его был смирный люди. Сколько раз к морю
ходи, рыбу кричи, наверно, совсем стоптал свои унты.
Я заметил, что Дерсу
проходил мимо
старика на носках, говорил шепотом и вообще старался не шуметь.
Провожатым согласился быть сам
старик, но по своей слабости он мог
пройти только до водораздела.
Сказав это, он уверенно пошел вперед. Порой он останавливался и усиленно нюхал воздух. Та к
прошли мы 50 шагов, потом сто, двести, а обещанной юрты все еще не было видно. Усталые люди начали смеяться над
стариком. Дерсу обиделся.