Неточные совпадения
Княгиня Щербацкая находила, что сделать свадьбу до поста, до которого оставалось пять недель, было невозможно, так как половина приданого не могла поспеть к этому времени; но она не могла не согласиться с Левиным, что после поста было бы уже и слишком поздно, так как
старая родная
тетка князя Щербацкого была очень больна и могла скоро умереть, и тогда траур задержал бы еще свадьбу.
Но Анна вернулась не одна, а привезла с собой свою
тетку,
старую деву, княжну Облонскую.
Она порылась в своей опытности: там о второй любви никакого сведения не отыскалось. Вспомнила про авторитеты
теток,
старых дев, разных умниц, наконец писателей, «мыслителей о любви», — со всех сторон слышит неумолимый приговор: «Женщина истинно любит только однажды». И Обломов так изрек свой приговор. Вспомнила о Сонечке, как бы она отозвалась о второй любви, но от приезжих из России слышала, что приятельница ее перешла на третью…
От него я добился только — сначала, что кузина твоя — a pousse la chose trop loin… qu’elle a fait un faux pas… а потом — что после визита княгини Олимпиады Измайловны, этой гонительницы женских пороков и поборницы добродетелей,
тетки разом слегли, в окнах опустили шторы, Софья Николаевна сидит у себя запершись, и все обедают по своим комнатам, и даже не обедают, а только блюда приносятся и уносятся нетронутые, — что трогает их один Николай Васильевич, но ему запрещено выходить из дома, чтоб как-нибудь не проболтался, что граф Милари и носа не показывает в дом, а ездит
старый доктор Петров, бросивший давно практику и в молодости лечивший обеих барышень (и бывший их любовником, по словам
старой, забытой хроники — прибавлю в скобках).
Что было с ней потом, никто не знает. Известно только, что отец у ней умер, что она куда-то уезжала из Москвы и воротилась больная, худая, жила у бедной
тетки, потом, когда поправилась, написала к Леонтью, спрашивала, помнит ли он ее и свои
старые намерения.
Но цветы стояли в тяжелых старинных вазах, точно надгробных урнах, горка массивного
старого серебра придавала еще больше античности комнате. Да и
тетки не могли видеть беспорядка: чуть цветы раскинутся в вазе прихотливо, входила Анна Васильевна, звонила девушку в чепце и приказывала собрать их в симметрию.
Тетка ее, Фанариотова, раздосадованная было сначала ее скандалом с
старым князем, вдруг переменила мнение и, после отказа ее от денег, торжественно заявила ей свое уважение.
— Как же! дам я ему у
тетки родной в мундире ходить! — подхватила тетенька, — ужо по саду бегать будете, в земле вываляетесь — на что мундирчик похож будет! Вот я тебе кацавейку
старую дам, и ходи в ней на здоровье! а в праздник к обедне, коли захочешь, во всем парате в церковь поедешь!
— А еще
старый человек, — прибавила с негодованием
тетка.
—
Тетка, этак и задавить можно живого человека! — ворчит странник, напрасно стараясь высвободить свое тощее
старое тело из-под навалившегося на него бабьего жира.
В обществе этой наставницы,
тетки да
старой сенной девушки Васильевны провел Федя целых четыре года.
Ей вспомнилась
старая девушка —
тетка.
Около этого времени ее постигло горькое испытание: умерла
старая директриса института. Горе едва не подавило ее, но она, как и по случаю смерти
тетки, вступила с ним в борьбу и вышла из нее с честью.
Тетка-то
старая, фуфырная такая, а живут зажиточно.
«Ба!
старая знакомая! это прекрасно! это превосходно — ха, ха, ха, ха, — помилуйте, да я ее тысячу раз видал у Бельтова, куда она таскалась по ночам, когда у
тетки в доме все спали».
Одним словом, он ее выпроваживал; но
тетка тоже была не из уступчивых, и дворецкий, побеседовав с ней, возвратился к дяде с докладом, что
старая княжна приехала к нему как к новорожденному.
Назад тому лет двадцать верстах в сорока от него жила его родная
тетка,
старая княжна Авдотья Одоленская, которая лет пять сряду ждала к себе племянника и, не дождавшись, потеряла, наконец, терпение и решила сама навестить его.
А потому он в Бадене, что
тетка Татьяны, ее воспитавшая, Капитолина Марковна Шестова,
старая девица пятидесяти пяти лет, добродушнейшая и честнейшая чудачка, свободная душа, вся горящая огнем самопожертвования и самоотвержения; esprit fort (она Штрауса читала — правда, тихонько от племянницы) и демократка, заклятая противница большого света и аристократии, не могла устоять против соблазна хотя разочек взглянуть на самый этот большой свет в таком модном месте, каков Баден…
Те же бутылки водки с единственной закуской — огурцом и черным хлебом, те же лица, пьяные, зверские, забитые, молодые и
старые, те же хриплые голоса, тот же визг избиваемых баб (по-здешнему «
теток»), сидящих частью в одиночку, частью гурьбой в заднем углу «залы», с своими «котами».
Но вот послышалось шарканье туфель, и в комнатку вошел хозяин в халате и со свечой. Мелькающий свет запрыгал по грязным обоям и по потолку и прогнал потемки.
Тетка увидела, что в комнатке нет никого постороннего. Иван Иваныч сидел на полу и не спал. Крылья у него были растопырены и клюв раскрыт, и вообще он имел такой вид, как будто очень утомился и хотел пить.
Старый Федор Тимофеич тоже не спал. Должно быть, и он был разбужен криком.
Тетке казалось, что и с нею случится то же самое, то есть что и она тоже вот так, неизвестно отчего, закроет глаза, протянет лапы, оскалит рот, и все на нее будут смотреть с ужасом. По-видимому, такие же мысли бродили и в голове Федора Тимофеича. Никогда раньше
старый кот не был так угрюм и мрачен, как теперь.
Нашим домашним хозяйством заведовала его сестра, а моя
тетка —
старая, пятидесятилетняя дева; моему отцу тоже минул четвертый десяток.
Да вышло-то все не так, как не послушались
старой тетки-то.
Одна
тетка вдова, многосемейная, шесть человек детей, мал мала меньше, другая в девках,
старая, скверная.
Эмилия ничего не отвечала и, надув губы, вышла из комнаты вслед за мадам Фритче. Спустя минут десять она вернулась одна, без
тетки, и когда Кузьма Васильевич снова принялся ее расспрашивать, она посмотрела ему в лоб, сказала, что стыдно быть кавалеру любопытным (при этих словах лицо ее немного изменилось, словно потемнело) и, достав из ломберного стола колоду
старых карт, попросила его погадать на ее счастье и на червонного короля.
Но
старая злодейка (господин Флорестан! она не была моею
теткой) вступила в заговор с этим безбожным извергом Луиджи и его сообщницей!
«Мы-де потому
старой веры держимся, что это нашим торговым делам полезно…» А другой и то молвит: «Давно бы-де оставил я эти глупости, да нельзя, покаместь старики живы — дяди там какие али
тетки.
Был холодный, дождливый вечер, в конце июня месяца, который в этом году весь выстоял сырой и холодный. В гостиной у Стрешневых собралось маленькое общество:
тетка с племянницей да Устинов со
старым майором.
Мы обе лежали теперь на пышно взбитых пуховиках
старой княжеской постели, не боясь призраков — ни живых, ни мертвых. Гуль-Гуль с увлечением рассказывала мне о Кериме, и я с жадностью ловила каждое слово моей красавицы-тетки.
— О-о! — произнесла в гневном возбуждении моя молоденькая
тетка, — так нельзя! Так нельзя! Что она безумная, что ли,
старая княгиня? Мучить так хорошенькую джаным! О-о! Стыд ей,
старой княгине, стыд! Погоди, придет на днях к Гуль-Гуль повелитель, все расскажет Кериму Гуль-Гуль, и освободит Керим Нину из замка. «Иди на свободу из замка, Нина, — скажет он, — иди, куда хочешь».
— Батоно-князь! — кричала она, вся извиваясь в судорожных рыданьях, — я хранила бриллианты княгини, я и моя
тетка,
старая Анна. Нас обвиняют в воровстве и посадят в тюрьму. Батоно-князь! я не крала, я не виновата, клянусь св. Ниной — просветительницей Грузии!
«Ну, да недолго я тебя ублажать буду
старую, я-те изведу, как пить дам изведу, а все твои богатые вотчины и с Глебушкиными к своим рукам приберу. Твоим пащенкам, — Дарья Николаевна вспомнила, что Глеб Алексеевич говорил о внучатых племяннике и племяннице своей
тетки, — не видать из твоих денег ни медного гроша…»
Тетка с племянницей тем временем сели закусывать. Подкрепившись, последняя начала рассказывать Марье Петровне свои похождения после бегства от
старой барыни, у которой жила в услужении. Марья Петровна, несмотря на строгость правил, была, как все женщины, любопытна и, кроме того, как все женщины, не греша сама, любила послушать чужие грехи. Она с жадностью глотала рассказ Глаши.
Тетка Винкеля,
старая генеральша, отупевшая от горя, перед тем, как давать показания, минуты три бессмысленно глядела на своего племянника и потом спросила тоном, заставившим вздрогнуть весь суд...
Соня вела домашнее хозяйство, ухаживала за
теткой, читала ей вслух, переносила ее капризы и затаенное нерасположение и помогала Николаю скрывать от
старой графини то положение нужды, в котором они находились. Николай чувствовал себя в неоплатном долгу благодарности перед Соней за всё, чтò она делала для его матери, восхищался ее терпением и преданностью, но старался отдаляться от нее.
В несколько дней княжна Марья собралась в дорогу. Экипажи ее состояли из огромной, княжеской кареты, в которой она приехала в Воронеж, брички и повозки. С ней ехали m-lle Bourienne, Николушка с гувернером,
старая няня, три девушки, Тихон, молодой лакей и гайдук, которого
тетка отпустила с нею.