Неточные совпадения
Так как подобное зрелище для мужика сущая благодать, все равно что для немца
газеты или клуб, то скоро около экипажа накопилась их бездна, и в деревне остались только
старые бабы да малые ребята.
— Чаю подай. Да принеси ты мне
газет,
старых, этак дней за пять сряду, а я тебе на водку дам.
Порою Самгин чувствовал, что он живет накануне открытия новой, своей историко-философской истины, которая пересоздаст его, твердо поставит над действительностью и вне всех
старых, книжных истин. Ему постоянно мешали домыслить, дочувствовать себя и свое до конца. Всегда тот или другой человек забегал вперед, формулировал настроение Самгина своими словами. Либеральный профессор писал на страницах влиятельной
газеты...
За кофе читал
газеты. Корректно ворчали «Русские ведомости», осторожно ликовало «Новое время», в «Русском слове» отрывисто, как лает
старый пес, знаменитый фельетонист скучно упражнялся в острословии, а на второй полосе подсчитано было количество повешенных по приговорам военно-полевых судов. Вешали ежедневно и усердно.
В то время о «школьной политике» еще не было слышно; не было и «злоумышленных агитаторов», волнующих молодежь. Кругом гимназии залегла такая же дремотная тишь. Два — три номера
газеты заносили слухи из далекого мира, но они были чужды маленькому городку и его интересам, группировавшимся вокруг
старого замка и живого беленького здания гимназии.
…Все прочее
старое по-старому — в доказательство этой истины мне 4-го числа минет 50 лет. Прошу не шутить. Это дело не шуточное. Доживаю, однако, до замечательного времени. Правда, никакой политик не предугадает, что из всего этого будет, но нельзя не сознаться, что быстрота событий изумительная… Я как будто предчувствовал, выписал «Journal des Débats» [Французская политическая
газета.] вместо всех русских литературных изданий…
Вы узнаете меня, если вам скажу, что попрежнему хлопочу о журналах, — по моему настоянию мы составили компанию и получаем теперь кой-какие и политические и литературные листки. Вы смеетесь моей страсти к
газетам и, верно, думаете, что мне все равно, как, бывало, прежде говаривали… Книгами мы не богаты — перечитываю
старые; вообще мало занимаюсь, голова пуста. Нужно сильное потрясение, душа жаждет ощущений, все окружающее не пополняет ее, раздаются в ней элегические аккорды…
С последней почтой читал приказ об увольнении Егора Антоновича от редакции «Земледельческой
газеты». Меня это огорчило, и я жду известия, с какой целью наш
старый директор прикомандирован к министерству имуществ. К нему будет от меня грамотка — сегодня не успею на лету, пользуюсь этим случаем.
Репортер, поверивший
старому литератору, напечатал то и другое известие в воскресном номере своей
газеты.
Они уходят, я надеваю фрак и хочу идти. Звонок. Входят еще трое: мой знакомый,
старый москвич Шютц, корреспондент какой-то венской
газеты, другой, тоже знакомый, москвич, американец Смит, который мне представляет типичнейшего американского корреспондента
газеты. Корреспондент ни слова по-русски, ему переводит Смит. Целый допрос. Каждое слово американец записывает.
Это был исторический дом
старого барства: столовая красного дерева, стоившая тысяч сорок, колонны, фрески, и все это было замазано, загрязнено, на вбитые в красное дерево стен гвозди вешались вырезки из
газет и платье. Снаружи дом был одноэтажный, а надворная часть с антресолями и пристройками в три этажа.
Кроме своей
газеты и «Московского листка», благодаря
старому знакомству с Н.И. Пастуховым, цензор С.И. Соколов все остальные
газеты считал вредными, а сотрудников их — врагами отечества.
Еще до «Листка» псевдоним «
Старый знакомый» много лет появлялся в «Современных известиях» и в «Русской
газете» под жестокими, обличительными фельетонами.
Фактическим редактором
газеты был
старый литератор, милый человек, Пятницкий, у которого при массе достоинств был один недостаток: пьян с утра!
Все-таки он слыл же когда-то заграничным революционером, правда ли, нет ли, участвовал в каких-то заграничных изданиях и конгрессах, «что можно даже из
газет доказать», как злобно выразился мне при встрече Алеша Телятников, теперь, увы, отставной чиновничек, а прежде тоже обласканный молодой человек в доме
старого губернатора.
О другой
старой барыне, из дома № 1235, в
газетах не упоминалось.
Старая барыня, надев очки, целый день читала
газеты, сообщая от времени до времени вычитанные сведения и Анне.
Старая барыня показала ей кучку
газет, которые принес ей муж, когда уже личность Матвея стала выясняться.
Меня поражала прежде всего его изумительная аккуратность — аккуратность настоящего
старого газетного солдата, который знал только одно, что «
газета не ждет».
Жду и наблюдаю из залы, как мальчишка-лакейчонок в передней читает
старому лакею
газету «Весть», и оба ею очень довольны.
В их же доме проживала
старая родственница с мужней стороны, девица Марфа Петровна; эта особа давно потеряла всякую надежду на личное счастье, поэтому занималась исключительно чужими делами и в этом достигла замечательного искусства, так что попасть на ее острый язычок считалось в Белоглинском заводе большим несчастием вроде того, если бы кого продернули в
газетах.
Побывал у кабардинцев Урузбиевых, поднимался на Эльбрус, потом опять очутился на Волге и случайно на пароходе прочел в
газете, что в Саратове играет первоклассная труппа под управлением
старого актера А.И. Погонина, с которым я служил в Тамбове у Григорьева.
Дружеская встреча с ним на разговенье у А. А. Бренко сразу подняла меня в глазах тех, кто знал Васю и кто знал, что он живет по паспорту клинского мещанина Васильева, а на самом деле он вовсе не Васильев, а Шведевенгер, скрывшийся из Петербурга во время обыска в Слепцовской коммуне в Эртелевом переулке. На месте того
старого дома, где была эта коммуна, впоследствии А. А. Суворин выстроил огромный дворец для своей
газеты «Новое время».
Ему давно было известно, что у меня много знакомых среди самых отчаянных обитателей подземелий «Утюга» и «
Старого оврага», с которыми я за «семикаторжным» столом его трактира не раз водку пивал: и Беспалый, и Зеленщик, и Болдоха, и Степка Махалкин, родной брат Васьки Чуркина, меня не стеснялись, сами мне давали наперебой материал и гордились, перечитывая в
газетах свои сообщения, от которых полиция приходила в ужас.
— А мне нравится наш
старый, славный город! — говорил Смолин, с ласковой улыбкой глядя на девушку. — Такой он красивый, бойкий… есть в нем что-то бодрое, располагающее к труду… сама его картинность возбуждает как-то… В нем хочется жить широкой жизнью… хочется работать много и серьезно… И притом — интеллигентный город… Смотрите — какая дельная
газета издается здесь… Кстати — мы хотим ее купить…
М-llе Онучина рассказала несколько русских новостей, которые только для нее и были новостями и которые Долинский давно знал из иностранных
газет.
Старая Онучина все не выходила. Долинский посидел около часу, простился, обещал заходить и ушел с полной решимостью не исполнять своего обещания.
В одно утро Тюменев сидел на широкой террасе своей дачи и пил кофе, который наливала ему Мерова. Тюменев решительно являл из себя молодого человека: на нем была соломенная шляпа, летний пиджак и узенькие брючки. Что касается до m-me Меровой, то она была одета небрежно и нельзя сказать, чтобы похорошела: напротив — похудела и
постарела. Напившись кофе, Тюменев стал просматривать
газету, a m-me Мерова начала глядеть задумчиво вдаль. Вдруг она увидела подъехавшую к их даче пролетку, в которой сидел Бегушев.
На широкой кушетке, подобрав под себя ноги и вертя в руках новую французскую брошюру, расположилась хозяйка; у окна за пяльцами сидели: с одной стороны дочь Дарьи Михайловны, а с другой m-lle Boncourt [м-ль Бонкур (фр.).] — гувернантка,
старая и сухая дева лет шестидесяти, с накладкой черных волос под разноцветным чепцом и хлопчатой бумагой в ушах; в углу, возле двери, поместился Басистов и читал
газету, подле него Петя и Ваня играли в шашки, а прислонясь к печке и заложив руки за спину, стоял господин небольшого роста, взъерошенный и седой, с смуглым лицом и беглыми черными глазками — некто Африкан Семеныч Пигасов.
Саша вспомнил его «дом» — заходил раз: комнатку от сапожника, грязную, тухлую, воняющую кожей, заваленную
газетами и
старым заношенным платьем, пузырек с засохшими чернилами, комки весенней грязи на полу… Помолчали.
Смешон суетливый попрыгун дядя Алексей; ему хочется попасть в Государственную думу, ради этого он жадно питается
газетами, стал фальшиво ласков со всеми в городе и заигрывает с рабочими фабрики, точно
старая, распутная баба.
Тогда Тяпа, успокоенный, забивался куда-нибудь в угол, где чинил свои лохмотья или читал Библию, такую же
старую и грязную, как сам он. Он вылезал из своего угла, когда учитель читал
газету. Тяпа молча слушал всё, что читалось, и глубоко вздыхал, ни о чем не спрашивая. Но когда, прочитав
газету, учитель складывал ее, Тяпа протягивал свою костлявую руку и говорил...
Устав стоять, он сел за ближайший к прилавку столик, облюбованный, по
старой привычке, завсегдатаями «Капернаума», и спросил
газету.
Итак, родители ограничились тем, что выписали через какого-то корреспондента, печатно уверявшего в
газетах о своей честности, какую-то мадам де Фуасье и какого-то мусье,
старого капитана австрийской службы Морица Иваныча Шевалье де Глейхенфельда, и поручили им учить детей всем наукам и искусствам.
Старый братец, расположившись у окна, в чистеньких белых панталончиках и синем сюртучке, вязал на рогульке снурочек из белой бумаги — занятие, которому его научила племянница, и которое он очень полюбил, так как делать он уж ничего не мог, и для чтения
газеты, любимого его занятия, глаза были уже слабы.
— Я притащил к вам маленькую повесть, которую мне хотелось бы напечатать в вашей
газете. Я вам откровенно скажу, г. редактор: написал я свою повесть не для авторской славы и не для звуков сладких… Для этих хороших вещей я уже
постарел. Вступаю же на путь авторский просто из меркантильных побуждений… Заработать хочется… Я теперь решительно никаких не имею занятий. Был, знаете ли, судебным следователем в С-м уезде, прослужил пять с лишком лет, но ни капитала не нажил, ни невинности не сохранил…
Вы, может быть, и не поверите мне, что когда-то у меня не было соперников в моей профессии, но это так. Я был одинаков и на турнике, и в воздушной работе, и в сальто-морталях. Но моим лучшим номером все-таки были прыжки с арены на лошадь, и в них мне до сих пор нет равного.
Старый Кук еще, пожалуй… да и тот… Впрочем, вместо того чтобы хвастаться, я вам покажу, что обо мне говорили
газеты…
Старый газетный листок между объявлениями, телеграммами, политикой, хроникой и другими рук человеческих делами заключал в себе перл, известный в
газетах под именем смеси.
Жизнь же свою я наполнял не хозяйством, оно отталкивало меня своей борьбой — энергии не было, — а чтением журналов,
газет, романов, картами по маленькой, и единственное проявление моей энергии была охота по
старой привычке.
Старая инспектриса смолкает на полуслове. Развернутая
газета выскальзывает y неё из рук и с тихим шелестом падает на пол. Отчаянный, душу раздирающий крик проносится в ту же минуту по огромной столовой, и Милица Петрович, лишившись чувств, падает на руки подоспевших к ней подруг.
Граф Сигизмунд Владиславович перевел глаза на
газету. Она оказалась
старым номером «Московского Листка», как можно было видеть из до половины оторванного заголовка.
Утром прочитал в
газетах, что сегодня в Приказчичьем клубе назначен семейно-танцевальный вечер, а потому и решил начать свою торговлю веревками именно в этом клубе, для чего поутру сходил в Толкучку и купил на полтину
старых веревок.
У них не бывало здесь ни шуму, ни крику, ни игр; они даже мало разговаривали, потому что у них все уже давно было переговорено друг с другом в ежедневных собраниях; новых тем для разговоров
Старый Город доставлял немного: умрет кто-нибудь, или у кого-нибудь дитя родится, да и только;
газеты большой обо всем этом, как ни верти, не напишешь.
В
газетах, из которых впервые узнал
старый князь об Аустерлицком поражении, было написано, как и всегда, весьма кратко и неопределенно, о том, что русские после блестящих баталий должны были отретироваться и ретираду произвели в совершенном порядке.
Когда я взошел в корчму, в ней было всего только три человека: охотник с ружьем, сидевший в углу за
газетой и за кружкой пива, да очень
старый еврей в шелковом капоте.