Неточные совпадения
Ливень был непродолжительный, и, когда Вронский подъезжал на всей рыси коренного, вытягивавшего скакавших уже без вожжей по грязи пристяжных, солнце опять выглянуло, и крыши дач,
старые липы садов по обеим сторонам главной улицы блестели мокрым блеском, и с ветвей весело капала, а с крыш бежала
вода.
Мы встретились
старыми приятелями. Я начал его расспрашивать об образе жизни на
водах и о примечательных лицах.
И вся эта куча дерев, крыш, вместе с церковью, опрокинувшись верхушками вниз, отдавалась в реке, где картинно-безобразные
старые ивы, одни стоя у берегов, другие совсем в
воде, опустивши туда и ветви и листья, точно как бы рассматривали это изображение, которым не могли налюбоваться во все продолженье своей многолетней жизни.
Налево от дивана стоял
старый английский рояль; перед роялем сидела черномазенькая моя сестрица Любочка и розовенькими, только что вымытыми холодной
водой пальчиками с заметным напряжением разыгрывала этюды Clementi.
Старые, загорелые, широкоплечие, дюженогие запорожцы, с проседью в усах и черноусые, засучив шаровары, стояли по колени в
воде и стягивали челны с берега крепким канатом.
Самгин снял шляпу, поправил очки, оглянулся: у окна, раскаленного солнцем, — широкий кожаный диван, пред ним, на полу, —
старая, истоптанная шкура белого медведя, в углу — шкаф для платья с зеркалом во всю величину двери; у стены — два кожаных кресла и маленький, круглый стол, а на нем графин
воды, стакан.
Через вершины
старых лип видно было синеватую полосу реки; расплавленное солнце сверкало на поверхности
воды; за рекою, на песчаных холмах, прилепились серые избы деревни, дальше холмы заросли кустами можжевельника, а еще дальше с земли поднимались пышные облака.
Дверь тихо отворилась, и явилась Ольга: он взглянул на нее и вдруг упал духом; радость его как в
воду канула: Ольга как будто немного
постарела. Бледна, но глаза блестят; в замкнутых губах, во всякой черте таится внутренняя напряженная жизнь, окованная, точно льдом, насильственным спокойствием и неподвижностью.
Одета она в
старое ситцевое платье; руки у ней не то загорели, не то загрубели от работы, от огня или от
воды, или от того и от другого.
Этому чиновнику посылают еще сто рублей деньгами к Пасхе, столько-то раздать у себя в деревне
старым слугам, живущим на пенсии, а их много, да мужичкам, которые то ноги отморозили, ездивши по дрова, то обгорели, суша хлеб в овине, кого в дугу согнуло от какой-то лихой болести, так что спины не разогнет, у другого темная
вода закрыла глаза.
Какой-то
старый купец хотел прыгнуть к нам на плот, когда этот отвалил уже от берега, но не попал и бухнулся в
воду, к общему удовольствию собравшейся на берегу публики.
Нехлюдову хотелось спросить Тихона про Катюшу: что она? как живет? не выходит ли замуж? Но Тихон был так почтителен и вместе строг, так твердо настаивал на том, чтобы самому поливать из рукомойника на руки
воду, что Нехлюдов не решился спрашивать его о Катюше и только спросил про его внуков, про
старого братцева жеребца, про дворняжку Полкана. Все были живы, здоровы, кроме Полкана, который взбесился в прошлом году.
Обогнув гору Даютай, Алчан, как уже выше было сказано, входит в
старое русло Бикина и по пути принимает в себя с правой стороны еще три обильных
водой притока: Ольду (по-китайски Култухе), Таудахе [Да-ю-тай — большая старинная башня.] и Малую Лултухе. Алчан впадает в Бикин в 10 км к югу от станции железной дороги того же имени. Долина его издавна славится как хорошее охотничье угодье и как место женьшеневого промысла.
— Тьфу ты, пропасть! — пробормотал он, плюнув в
воду, — какая оказия! А все ты,
старый черт! — прибавил он с сердцем, обращаясь к Сучку. — Что это у тебя за лодка?
Ущелье, по которому мы шли, было длинное и извилистое. Справа и слева к нему подходили другие такие же ущелья. Из них с шумом бежала
вода. Распадок [Местное название узкой долины.] становился шире и постепенно превращался в долину. Здесь на деревьях были
старые затески, они привели нас на тропинку. Гольд шел впереди и все время внимательно смотрел под ноги. Порой он нагибался к земле и разбирал листву руками.
Несомненно, и тут мы имеем дело со
старой лагуной, процесс осыхания которой далеко еще не закончен. Всему виной торфяники, прикрывшие ее сверху и образовавшие болото. Около моря сохранилась еще открытая
вода. Это озеро Благодати (44° 56'47'' с. ш. и 136° 24'20'' в. д. от Гринвича). Вероятно, тут было самое глубокое место бухты.
В комнате были разные господа, рядовые капиталисты, члены Народного собрания, два-три истощенных туриста с молодыми усами на
старых щеках, эти вечные лица, пьющие на
водах вино, представляющиеся ко дворам, слабые и лимфатические отпрыски, которыми иссякают аристократические роды и которые туда же, суются от карточной игры к биржевой.
— Что ж, разве я лгунья какая? разве я у кого-нибудь корову украла? разве я сглазила кого, что ко мне не имеют веры? — кричала баба в козацкой свитке, с фиолетовым носом, размахивая руками. — Вот чтобы мне
воды не захотелось пить, если
старая Переперчиха не видела собственными глазами, как повесился кузнец!
Только одну лемишку с молоком и ел
старый отец и потянул вместо водки из фляжки, бывшей у него в пазухе, какую-то черную
воду.
— Это я, моя родная дочь! Это я, мое серденько! — услышала Катерина, очнувшись, и увидела перед собою
старую прислужницу. Баба, наклонившись, казалось, что-то шептала и, протянув над нею иссохшую руку свою, опрыскивала ее холодною
водою.
Вода, жар и пар одинаковые, только обстановка иная. Бани как бани! Мочалка — тринадцать, мыло по одной копейке. Многие из них и теперь стоят, как были, и в тех же домах, как и в конце прошлого века, только публика в них другая, да
старых хозяев, содержателей бань, нет, и память о них скоро совсем пропадет, потому что рассказывать о них некому.
В некоторых банях даже воровали городскую
воду. Так, в Челышевских банях, к великому удивлению всех, пруд во дворе, всегда полный
воды, вдруг высох, и бани остались без
воды. Но на другой день
вода опять появилась — и все пошло по-старому.
Нет ни задумчивой массивности
старой руины, ни глубины в зияющих окнах, ни высоты в тополях с шумящими вершинами, ни воздуха в высоком небе, ни прозрачности в
воде.
Как умершего без покаяния и «потрошенного», его схоронили за оградой кладбища, а мимо мельницы никто не решался проходить в сумерки. По ночам от «магазина», который был недалеко от мельницы, неслись отчаянные звуки трещотки. Старик сторож жаловался, что Антось продолжает стонать на своей вышке. Трещоткой он заглушал эти стоны. Вероятно, ночной ветер доносил с того угла тягучий звон
воды в
старых шлюзах…
В полдень, разогретые солнцем, квакали засыпающие на зиму лягушки, и однотонно звенела
вода, просачиваясь в
старые шлюзы.
— Больно занятный! — вмешались другие голоса. — На словах-то, как гусь на
воде… А блаженненьким он прикидывается,
старый хрен!
Это было смешно и непонятно: наверху, в доме, жили бородатые крашеные персияне, а в подвале
старый желтый калмык продавал овчины. По лестнице можно съехать верхом на перилах или, когда упадешь, скатиться кувырком, — это я знал хорошо. И при чем тут
вода? Всё неверно и забавно спутано.
Река Дуйка, или, как ее иначе называют, Александровка, в 1881 г., когда ее исследовал зоолог Поляков, в своем нижнем течении имела до десяти саженей в ширину, на берега ее были намыты громадные кучи деревьев, обрушившихся в
воду, низина во многих местах была покрыта
старым лесом из пихты, лиственницы, ольхи и лесной ивы, и кругом стояло непроходимое топкое болото.
Наконец, один
старый охотник, зарядив свое дрянное, веревочкой связанное ружьишко за неимением свинцовой картечи железными жеребьями, то есть кусочками изрубленного железного прута, забрался в камыш прежде прилета лебедей и, стоя по пояс в
воде, дождался, когда они подплыли к нему на несколько сажен, выстрелил и убил одного лебедя наповал.
За час до заката солнца стаи молодых гусей поднимаются с
воды и под предводительством
старых летят в поля.
Только совершенная крайность, то есть близко разинутый рот собаки, может заставить
старого линючего гуся или совсем почти оперившегося гусенка, но у которого еще не подросли правильные перья в крыльях, выскочить на открытую поверхность
воды.
Нос его, относительно к величине тела, несоразмерно длинен; у крупного
старого бекаса он бывает длиною вершок с четвертью; он запускает его в мягкую болотную почву или хотя не болотную, но случайно от
воды размокшую и достает беловатые корешки трав и растений, что и составляет его преимущественную пищу: именно ей приписывают изящный вкус бекасиного мяса.
Окошки чистые, не малые, в которых стоит жидкая тина или
вода, бросаются в глаза всякому, и никто не попадет в них; но есть прососы или окошки скрытные, так сказать потаенные, небольшие, наполненные зеленоватою, какою-то кисельною массою, засоренные сверху
старою, сухою травою и прикрытые новыми, молодыми всходами и побегами мелких, некорнистых трав; такие окошки очень опасны; нередко охотники попадают в них по неосторожности и горячности, побежав к пересевшей или подстреленной птице, что делается обыкновенно уже не глядя себе под ноги и не спуская глаз с того места, где села или упала птица.
Колеса давно уже не вертелись, валы обросли мхом, и сквозь
старые шлюзы просачивалась
вода несколькими тонкими, неумолчно звеневшими струйками.
Он быстро вскочил, оделся и по росистым дорожкам сада побежал к
старой мельнице.
Вода журчала, как вчера, и так же шептались кусты черемухи, только вчера было темно, а теперь стояло яркое солнечное утро. И никогда еще он не «чувствовал» света так ясно. Казалось, вместе с душистою сыростью, с ощущением утренней свежести в него проникли эти смеющиеся лучи веселого дня, щекотавшие его нервы.
Она одна понимала эти звуки по-своему: ей слышался в них звон
воды в
старых шлюзах и шепот черемухи в потемневшей аллее.
В ту же ночь Рублиху залило
водой, а
старый штейгер сидел наверху и смеялся теперь уже сумасшедшим смехом.
Залитую
водой Рублиху возобновить было, пожалуй, дороже, чем выбить новую шахту, и найденная
старым штейгером золотоносная жила была снова похоронена в земле.
Несмотря на самое тщательное прислушиванье, Карачунский ничего не мог различить: так же хрипел насос, так же лязгали шестерни и железные цепи, так же под полом журчала сбегавшая по «сливу» рудная
вода, так же вздрагивал весь корпус от поворотов тяжелого маховика. А между тем
старый штейгер учуял беду… Поршень подавал совсем мало
воды. Впрочем, причина была найдена сейчас же: лопнуло одно из колен главной трубы.
Старый штейгер вздохнул свободнее.
Новые работы еще держались, но
старые быстро наполнялись
водой.
Вернувшись с Самосадки, Аглаида привезла с собой и свою
старую тоску, которая заполоняла ее скитские мысли, как почвенная
вода.
Из Иркутска имел письмо от 25 марта — все по-старому, только Марья Казимировна поехала с женой Руперта лечиться от рюматизма на Туринские
воды. Алексей Петрович живет в Жилкинской волости, в юрте; в городе не позволили остаться. Якубович ходил говеть в монастырь и взял с собой только мешок сухарей — узнаете ли в этом нашего драгуна? Он вообще там действует — задает обеды чиновникам и пр. и пр. Мне об этом говорит Вадковской.
— Да, шесть лет, друзья мои. Много
воды утекло в это время. Твоя прелестная мать умерла, Геша; Зина замуж вышла; все
постарели и не поумнели.
— Водить ее, водить теперь, гонять: она напилась
воды, горячая! — кричал
старый кавалерист.
И она невозмутимо продолжает есть и после обеда чувствует себя сонной, как удав, громко рыгает, пьет
воду, икает и украдкой, если никто не видит, крестит себе рот по
старой привычке.
Лихонин поспешно поднялся, плеснул себе на лицо несколько пригоршней
воды и вытерся
старой салфеткой. Потом он поднял шторы и распахнул обе ставни. Золотой солнечный свет, лазоревое небо, грохот города, зелень густых лип и каштанов, звонки конок, сухой запах горячей пыльной улицы — все это сразу вторгнулось в маленькую чердачную комнатку. Лихонин подошел к Любке и дружелюбно потрепал ее по плечу.
Отец приказал сделать мне голубятню или огромную клетку, приставленную к задней стене конюшни, и обтянуть ее
старой сетью; клетка находилась близехонько от переднего крыльца, и я беспрестанно к ней бегал, чтоб посмотреть — довольно ли корму у моих голубей и есть ли
вода в корытце, чтобы взглянуть на них и послушать их воркованье.
Все догадались, что
старый Болтуненок оступился и попал в канаву; все ожидали, что он вынырнет, всплывет наверх, канавка была узенькая и сейчас можно было попасть на берег… но никто не показывался на
воде.
Оказалось, что утонувший как-то попал под оголившийся корень
старой ольхи, растущей на берегу не новой канавки, а глубокой
стари́цы, огибавшей остров, куда снесло тело быстротою
воды.
Всякий день кто-нибудь из охотников убивал то утку, то кулика, а Мазан застрелил даже дикого гуся и принес к отцу с большим торжеством, рассказывая подробно, как он подкрался камышами, в
воде по горло, к двум гусям, плававшим на материке пруда, как прицелился в одного из них, и заключил рассказ словами: «Как ударил, так и не ворохнулся!» Всякий день также стал приносить
старый грамотей Мысеич разную крупную рыбу: щук, язей, головлей, линей и окуней.