Теплые прикосновения солнца быстро обмахивались кем-то, и струя ветра, звеня в уши, охватывая лицо, виски, голову до самого затылка, тянулась вокруг, как будто
стараясь подхватить мальчика, увлечь его куда-то в пространство, которого он не мог видеть, унося сознание, навевая забывчивую истому.
Неточные совпадения
Иван поспешно, видимо
стараясь избавить ее от всякой минуты лишнего труда,
подхватывал, широко раскрывая руки, подаваемую охапку и расправлял ее на возу.
— Позвольте, позвольте, я с вами совершенно согласен, но позвольте и мне разъяснить, —
подхватил опять Раскольников, обращаясь не к письмоводителю, а все к Никодиму Фомичу, но
стараясь всеми силами обращаться тоже и к Илье Петровичу, хотя тот упорно делал вид, что роется в бумагах и презрительно не обращает на него внимания, — позвольте и мне с своей стороны разъяснить, что я живу у ней уж около трех лет, с самого приезда из провинции и прежде… прежде… впрочем, отчего ж мне и не признаться в свою очередь, с самого начала я дал обещание, что женюсь на ее дочери, обещание словесное, совершенно свободное…
В церковь я ходил охотно, только попросил позволения посещать не собор, где ученики стоят рядами под надзором начальства, а ближнюю церковь св. Пантелеймона. Тут, стоя невдалеке от отца, я
старался уловить настоящее молитвенное настроение, и это удавалось чаще, чем где бы то ни было впоследствии. Я следил за литургией по маленькому требнику. Молитвенный шелест толпы
подхватывал и меня, какое-то широкое общее настроение уносило, баюкая, как плавная река. И я не замечал времени…
— Без сомнения, —
подхватил князь, — но, что дороже всего было в нем, — продолжал он, ударив себя по коленке, — так это его любовь к России: он, кажется,
старался изучить всякую в ней мелочь: и когда я вот бывал в последние годы его жизни в Петербурге, заезжал к нему, он почти каждый раз говорил мне: «Помилуй, князь, ты столько лет живешь и таскаешься по провинциям: расскажи что-нибудь, как у вас, и что там делается».
— Петруша, касатик… выслушай меня! — воскликнула она, между тем как старик стоял подле дочери с поникшею головою и
старался прийти в себя. — Я уж сказывала тебе — слышь, я сказывала, мать родная, — не кто другой. Неужто злодейка я вам досталась! —
подхватила Анна. — Поклепали тебе на него, родной, злые люди поклепали: он, батюшка, ни в чем не причастен, и дочка его.
— Да так, батюшка, —
подхватил Ваня,
стараясь придать своему лицу веселое настроение, — так, мне что-то не хочется… Я бы лучше дома побыл.
— Хорошо сказано, хорошо!.. О, ты дочь, достойная меня! —
подхватил граф (он еще смолоду
старался слыть за остряка, и даже теперь в обществе называли его «тупым шилом»).
— Нечего пожиматься-то, —
подхватил саратовец. — Жениться — горе, не жениться — вдвое. Решайся, раздумывать нечего. Долго думать — тому же быть… Состряпать, что ли, самокрутку?.. Уж я
постарался бы!
— Ну и это хорошо, что не можете обещать, не соразмерив своих сил, —
подхватила Саня. — Так вот что: когда вас потянет в дурную компанию, Федя, приезжайте к нам. Вы знаете мою старушку-маму. Она пережила много горя и умеет влиять на людей. Она вас успокоит, развлечет и приголубит. А мои братья
постараются вас занять, и вы почувствуете себя, как в родной семье, как дома. Придете, Федя, да?