Неточные совпадения
Мало того: если даже период этот и никогда не наступит, но так как Бога и бессмертия все-таки нет, то новому человеку позволительно
стать человеко-богом, даже хотя бы одному в целом мире, и, уж конечно, в новом чине, с легким сердцем перескочить всякую прежнюю нравственную
преграду прежнего раба-человека, если оно понадобится.
Эти сильные и довольно разнообразные ощущения
стали между мной и арифметикой неодолимой
преградой. Даже когда Пашковскому через некоторое время отказали (или он нашел невесту), я все-таки остался при убеждении, что поверку деления можно понять лишь по особой милости господа, в которой мне отказано с рождения…
Но он кладет оным
преграду, согласуется не во всем своей единой повиноваться воле,
становится послушен велениям себе подобного, словом,
становится гражданином.
Между девочками и нами тоже появилась какая-то невидимая
преграда; у них и у нас были уже свои секреты; как будто они гордились перед нами своими юбками, которые
становились длиннее, а мы своими панталонами со штрипками. Мими же в первое воскресенье вышла к обеду в таком пышном платье и с такими лентами на голове, что уж сейчас видно было, что мы не в деревне и теперь все пойдет иначе.
Полно и крепко забилось в мятежной груди Истомина его русское сердце. Еще чутче
становится он к давно минувшему. Не только мысленное око его не знает
преград, его ухо тоже слышит бог весть когда и где раздавшиеся звуки.
Неожиданное течение вдруг подхватило лодку и понесло ее с ужасной стремительностью. Через минуту не
стало видно ни левого, ни правого берега. Рев воды на мельнице, которому до сих пор мешала
преграда из леса, вдруг донесся с жуткой явственностью.
Мальчик уже давно слышал неясный, глухой и низкий гул, который, как раскачавшиеся волны, то подымался, то падал,
становясь с каждой минутой все страшнее и понятнее. Но, казалось, какая-то отдаленная твердая
преграда еще сдерживала его. И вот эта невидимая стена внезапно раздвинулась, и долго сдерживаемые звуки хлынули из-за нее с ужасающей силой.
Петруша. И неблагородно, даже скверно! А я пришел сказать вам, что я сам не хочу оставаться в этом доме. Я вдумался в свое положение и убедился, что семья есть главная
преграда для развития индивидуальности; отец посылает меня опять в гимназию, а я убедился, что
стал выше всех преподавателей по своему развитию. Я сейчас читал Бокля. Он это самое говорит. Я поеду в Москву.
Иван Карамазов учит: «Так как бога и бессмертия нет, то новому человеку позволительно
стать человекобогом, даже хотя бы одному в целом мире, и с легким сердцем перескочить всякую прежнюю нравственную
преграду прежнего раба-человека, если оно понадобится… Все дозволено». Мысли свои Иван сообщает лакею Смердякову, Смердяков убивает отца-Карамазова при молчаливом невмешательстве Ивана. Иван идет в суд доносить на себя. И черт спрашивает его...
Мы молчали. Мы долго молчали, очень долго. И не было странно. Мы все время переговаривались, только не словами, а смутными пугавшими душу ощущениями, от которых занималось дыхание. Кругом
становилось все тише и пустыннее. Странно было подумать, что где-нибудь есть или когда-нибудь будут еще люди. У бледного окна стоит красавица смерть. Перед нею падают все обычные человеческие понимания. Нет
преград. Все разрешающая, она несет безумное, небывалое в жизни счастье.
Стало легко и близко, разрушилась
преграда. Мы несколько времени сидели молча. Я участливо спросил...
Всякая спайка исчезла, все
преграды рушились. Стояла полная анархия. Что прежде представлялось совершенно немыслимым, теперь оказывалось таким простым и легким! Десятки офицеров против тысяч солдат, — как могли первые властвовать над вторыми, как могли вторые покорно нести эту власть? Рухнуло что-то невидимое, неосязаемое, исчезло какое-то внушение, вскрылась какая-то тайна, — и всем
стало очевидно, что тысяча людей сильнее десятка.
Что-то все больше распадалось. Рушились
преграды, которые, казалось, были крепче
стали. Толстый генерал, вышедши из коляски, сердито кричал на поручика. Поручик возражал. Спор разгорался. Вокруг стояла кучка офицеров. Я подъехал. Поручик, бледный и взволнованный, задыхаясь, говорил...
Савину
стало досадно, что он, видимо, до сих пор все тот же гвардейский корнет, не видящий перед собой никаких
преград и не признающий ничего невозможного.
— А мне именно в этом видится огромнейший смысл настоящей любви. Случилось что-то, пала какая-то непереходимая
преграда, — и
стало дозволенным, естественным, желанным все, о чем раньше даже подумать было бы бесстыдством. И ты знаешь?..
Для того же, чтобы быть в состоянии это сделать, надо прежде всего видеть холодного и голодного,
стать в прямые отношения с ним, разрушить те
преграды, которые отделяли нас от него.