Неточные совпадения
Г-жа Простакова. Я, братец, с тобою лаяться не
стану. (К Стародуму.) Отроду, батюшка, ни с кем не бранивалась. У меня такой нрав. Хоть разругай, век слова не скажу. Пусть же, себе на уме, Бог тому заплатит, кто меня,
бедную, обижает.
И с тем неуменьем, с тою нескладностью разговора, которые так знал Константин, он, опять оглядывая всех,
стал рассказывать брату историю Крицкого: как его выгнали из университета зa то, что он завел общество вспоможения
бедным студентам и воскресные школы, и как потом он поступил в народную школу учителем, и как его оттуда также выгнали, и как потом судили за что-то.
Вечером я имел с ним длинное объяснение: мне было досадно, что он переменился к этой
бедной девочке; кроме того, что он половину дня проводил на охоте, его обращение
стало холодно, ласкал он ее редко, и она заметно начинала сохнуть, личико ее вытянулось, большие глаза потускнели.
Не о каких-либо
бедных или посторонних шло дело, дело касалось всякого чиновника лично, дело касалось беды, всем равно грозившей;
стало быть, поневоле тут должно быть единодушнее, теснее.
Негодованье росло, и дамы
стали говорить о нем в разных углах самым неблагоприятным образом; а
бедная институтка была уничтожена совершенно, и приговор ее уже был подписан.
Когда
стали наконец поступать бумаги к генерал-губернатору,
бедный князь ничего не мог понять.
Бывало, он меня не замечает, а я стою у двери и думаю: «
Бедный,
бедный старик! Нас много, мы играем, нам весело, а он — один-одинешенек, и никто-то его не приласкает. Правду он говорит, что он сирота. И история его жизни какая ужасная! Я помню, как он рассказывал ее Николаю — ужасно быть в его положении!» И так жалко
станет, что, бывало, подойдешь к нему, возьмешь за руку и скажешь: «Lieber [Милый (нем.).] Карл Иваныч!» Он любил, когда я ему говорил так; всегда приласкает, и видно, что растроган.
Дуня увидела наконец, что трудно лгать и выдумывать, и пришла к окончательному заключению, что лучше уж совершенно молчать об известных пунктах; но все более и более
становилось ясно до очевидности, что
бедная мать подозревает что-то ужасное.
Стали даже входить в комнату; послышался, наконец, зловещий визг: это продиралась вперед сама Амалия Липпевехзель, чтобы произвести распорядок по-свойски и в сотый раз испугать
бедную женщину ругательским приказанием завтра же очистить квартиру.
Тут в горести Седок
«Мой
бедный Конь!» сказал: «я
стал виною
Твоей беды!
Пастух под тенью спал, надеяся на псов,
Приметя то, змея из-под кустов
Ползёт к нему, вон высунувши жало;
И Пастуха на свете бы не
стало:
Но сжаляся над ним, Комар, что было сил,
Сонливца укусил.
Проснувшися, Пастух змею убил;
Но прежде Комара спросонья так хватил,
Что
бедного его как не бывало.
«Что, кумушка, ты так грустна?»
Ей с ветки ласково Голубка ворковала:
«Или о том, что миновала
У нас весна
И с ней любовь, спустилось солнце ниже,
И что к зиме мы
стали ближе?» —
«Как,
бедной, мне не горевать?»
Кукушка говорит: «Будь ты сама судьёю:
Любила счастливо я нынешней весною,
И, наконец, я
стала мать...
На другой день, возвращаясь от
обедни, она увидела Ивана Игнатьича, который вытаскивал из пушки тряпички, камушки, щепки, бабки и сор всякого рода, запиханный в нее ребятишками. «Что бы значили эти военные приготовления? — думала комендантша, — уж не ждут ли нападения от киргизцев? Но неужто Иван Кузмич
стал бы от меня таить такие пустяки?» Она кликнула Ивана Игнатьича, с твердым намерением выведать от него тайну, которая мучила ее дамское любопытство.
Дядя Яков, усмехаясь, осмотрел
бедное жилище, и Клим тотчас заметил, что темное, сморщенное лицо его
стало как будто светлее, моложе.
Он все больше обрастал волосами и, видимо, все более
беднел, пиджак его был протерт на локтях почти до дыр, на брюках, сзади, был вшит темно-серый треугольник, нос заострился, лицо
стало голодным.
Он
стал говорить, что богачи возбуждают в
бедных желание тоже разбогатеть, но Таисья, нахмурясь, остановила его...
Становилось темнее, с гор повеяло душистой свежестью, вспыхивали огни, на черной плоскости озера являлись медные трещины. Синеватое туманное небо казалось очень близким земле, звезды без лучей, похожие на куски янтаря, не углубляли его. Впервые Самгин подумал, что небо может быть очень
бедным и грустным. Взглянул на часы: до поезда в Париж оставалось больше двух часов. Он заплатил за пиво, обрадовал картинную девицу крупной прибавкой «на чай» и не спеша пошел домой, размышляя о старике, о корке...
— Ужасающе запущено все!
Бедная Анфимьевна! Все-таки умерла. Хотя это — лучше для нее. Она такая дряхлая
стала. И упрямая. Было бы тяжело держать ее дома, а отправлять в больницу — неловко. Пойду взглянуть на нее.
Чем дальше, тем ниже,
беднее становились кресты, и меньше было их, наконец пришли на место, где почти совсем не было крестов и рядом одна с другой было выковыряно в земле четыре могилы.
Так были побеждены неодолимые затруднения, правда восторжествовала, и в честном, но
бедном доме водворился покой, и праздник
стал тоже светел и весел.
Она — нищая в родном кругу. Ближние видели ее падшую, пришли и, отворачиваясь, накрыли одеждой из жалости, гордо думая про себя: «Ты не встанешь никогда,
бедная, и не
станешь с нами рядом, прими, Христа ради, наше прощение!»
— Что ваша совесть говорит вам? — начала пилить Бережкова, — как вы оправдали мое доверие? А еще говорите, что любите меня и что я люблю вас — как сына! А разве добрые дети так поступают? Я считала вас скромным, послушным, думала, что вы сбивать с толку
бедную девочку не
станете, пустяков ей не будете болтать…
прост и важен; я даже подивился моей
бедной Софье, как это она могла тогда предпочесть меня; тогда ему было пятьдесят, но все же он был такой молодец, а я перед ним такой вертун. Впрочем, помню, он уже и тогда был непозволительно сед,
стало быть, таким же седым на ней и женился… Вот разве это повлияло.
Кончилась
обедня, вышел Максим Иванович, и все деточки, все-то рядком
стали перед ним на коленки — научила она их перед тем, и ручки перед собой ладошками как один сложили, а сама за ними, с пятым ребенком на руках, земно при всех людях ему поклонилась: «Батюшка, Максим Иванович, помилуй сирот, не отымай последнего куска, не выгоняй из родного гнезда!» И все, кто тут ни был, все прослезились — так уж хорошо она их научила.
И не половину бы отдал, потому что тогда вышла бы одна пошлость: я
стал бы только вдвое
беднее и больше ничего; но именно все, все до копейки, потому что,
став нищим, я вдруг
стал бы вдвое богаче Ротшильда!
Мне
стало подозрительно это поголовное порицание
бедных ликейцев. Наши сказывали, что когда они спрашивали ликейцев, где живет миссионер, то последние обнаружили знаки явного нерасположения к нему, и один по-английски
Стало быть, он никогда не освежит души своей волнением при взгляде на
бедного, не брызнет слеза на отекшие от сна щеки?
Только у берегов Дании повеяло на нас теплом, и мы ожили. Холера исчезла со всеми признаками, ревматизм мой унялся, и я
стал выходить на улицу — так я прозвал палубу. Но бури не покидали нас: таков обычай на Балтийском море осенью. Пройдет день-два — тихо, как будто ветер собирается с силами, и грянет потом так, что
бедное судно стонет, как живое существо.
— Маменька, маменька, голубчик, полно, полно! Не одинокая ты. Все-то тебя любят, все обожают! — и он начал опять целовать у нее обе руки и нежно
стал гладить по ее лицу своими ладонями; схватив же салфетку, начал вдруг обтирать с лица ее слезы. Алеше показалось даже, что у него и у самого засверкали слезы. — Ну-с, видели-с? Слышали-с? — как-то вдруг яростно обернулся он к нему, показывая рукой на
бедную слабоумную.
— Ничего не дам, а ей пуще не дам! Она его не любила. Она у него тогда пушечку отняла, а он ей по-да-рил, — вдруг в голос прорыдал штабс-капитан при воспоминании о том, как Илюша уступил тогда свою пушечку маме.
Бедная помешанная так и залилась вся тихим плачем, закрыв лицо руками. Мальчики, видя, наконец, что отец не выпускает гроб от себя, а между тем пора нести, вдруг обступили гроб тесною кучкой и
стали его подымать.
— Какой вздор, и все это вздор, — бормотал он. — Я действительно, может быть, говорил когда-то… только не вам. Мне самому говорили. Я это в Париже слышал, от одного француза, что будто бы у нас в Четьи-Минеи это за
обедней читают… Это очень ученый человек, который специально изучал статистику России… долго жил в России… Я сам Четьи-Минеи не читал… да и не
стану читать… Мало ли что болтается за обедом?.. Мы тогда обедали…
Раз пикник всем городом был, поехали на семи тройках; в темноте, зимой, в санях,
стал я жать одну соседскую девичью ручку и принудил к поцелуям эту девочку, дочку чиновника,
бедную, милую, кроткую, безответную.
И однако,
бедная собачонка, как известно
стало, тявкнула всего только раза два-три во всю ночь.
Странно было для Алеши и то, что, несмотря на все несчастие, постигшее
бедную женщину, невесту жениха, арестованного по страшному преступлению, почти в тот самый миг, когда она
стала его невестой, несмотря потом на болезнь и на угрожающее впереди почти неминуемое решение суда, Грушенька все-таки не потеряла прежней своей молодой веселости.
Но весь этот случай и все эти толки не только не отвратили общей симпатии от
бедной юродивой, но ее еще пуще
стали все охранять и оберегать.
Бедные животные
стали отходить на север, но не могли выдержать жизни в хвойных лесах и погибли очень скоро.
Знаешь, когда я тебя полюбила, когда мы в первый раз разговаривали на мое рожденье? как ты
стал говорить, что женщины
бедные, что их жалко: вот я тебя и полюбила.
Вот на другое утро сижу я и плачу, что мне теперь делать
бедной, как я жить
стану?
Так это странно мне показалось, ведь я вовсе не к тому сказала; да и как же этого ждать было? да я и ушам своим не верила, расплакалась еще больше, думала, что он надо мною насмехается: «грешно вам обижать
бедную девушку, когда видите, что я плачу»; и долго ему не верила, когда он
стал уверять, что говорит не в шутку.
Она
стала думать: «зачем это богатство, которое так портит людей? и отчего эта неотступность бедности от
бедных? и отчего видит она так много
бедных, которые так же безрассудны и дурны, как богатые?»
Итак, Вера Павловна занялась медициною; и в этом, новом у нас деле, она была одною из первых женщин, которых я знал. После этого она, действительно,
стала чувствовать себя другим человеком. У ней была мысль: «Через несколько лет я уж буду в самом деле стоять на своих ногах». Это великая мысль. Полного счастья нет без полной независимости.
Бедные женщины, немногие из вас имеют это счастие!
Но он ехал, ехал, а Жадрина было не видать; роще не было конца. Владимир с ужасом увидел, что он заехал в незнакомый лес. Отчаяние овладело им. Он ударил по лошади;
бедное животное пошло было рысью, но скоро
стало приставать и через четверть часа пошло шагом, несмотря на все усилия несчастного Владимира.
Бедный гость, с оборванной полою и до крови оцарапанный, скоро отыскивал безопасный угол, но принужден был иногда целых три часа стоять прижавшись к стене и видеть, как разъяренный зверь в двух шагах от него ревел, прыгал,
становился на дыбы, рвался и силился до него дотянуться.
Разумеется, мой отец не ставил его ни в грош, он был тих, добр, неловок, литератор и
бедный человек, —
стало, по всем условиям стоял за цензом; но его судорожную смешливость он очень хорошо заметил. В силу чего он заставлял его смеяться до того, что все остальные начинали, под его влиянием, тоже как-то неестественно хохотать. Виновник глумления, немного улыбаясь, глядел тогда на нас, как человек смотрит на возню щенят.
Она не отвернулась от них, она их уступила с болью, зная, что она
станет от этого
беднее, беззащитнее, что кроткий свет мерцающих лампад заменится серым рассветом, что она дружится с суровыми, равнодушными силами, глухими к лепету молитвы, глухими к загробным упованиям.
Вечером Р. рассказала все случившееся Витбергу и мне. Витберг тотчас понял, что обратившийся в бегство и оскорбленный волокита не оставит в покое
бедную женщину, — характер Тюфяева был довольно известен всем нам. Витберг решился во что б то ни
стало спасти ее.
По воскресеньям он аккуратно ходил к
обедне. С первым ударом благовеста выйдет из дома и взбирается в одиночку по пригорку, но идет не по дороге, а сбоку по траве, чтобы не запылить сапог. Придет в церковь,
станет сначала перед царскими дверьми, поклонится на все четыре стороны и затем приютится на левом клиросе. Там положит руку на перила, чтобы все видели рукав его сюртука, и в этом положении неподвижно стоит до конца службы.
Вот черту
бедному так
стало скучно, так скучно по пекле, что хоть до петли.
Сказавши это, высыпал он горячую золу из трубки в пук соломы и начал раздувать ее. Отчаяние придало в это время духу
бедной свояченице, громко
стала она умолять и разуверять их.
Слово, кинутое так звонко, прямо в лицо грозному учителю, сразу поглощает все остальные звуки. Секунда молчания, потом неистовый визг, хохот, толкотня. Исступление охватывает весь коридор. К Самаревичу проталкиваются малыши, опережают его,
становятся впереди, кричат: «бирка, бирка!» — и опять ныряют в толпу. Изумленный, испуганный
бедный маниак стоит среди этого живого водоворота, поворачивая голову и сверкая сухими, воспаленными глазами.