Нынче уже мало так пишут, что зависит, может быть, оттого, что
стальным пером нельзя достичь такого каллиграфического искусства, как гусиным, а может быть, и оттого, что нынче меньше стали ценить один красивый почерк.
Понемногу я переслал Фомину бумаги, конвертов, десять рублей, тщательно заделанных в конец копченой колбасы, и, наконец, несколько
стальных перьев, кисть и кусок туши, которая всегда бывала со мною (очень удобно хранится и служит вместо чернил).
Неточные совпадения
— Вот, князь, — сказала Аглая, положив на столик свой альбом, — выберите страницу и напишите мне что-нибудь. Вот
перо, и еще новое. Ничего что
стальное? Каллиграфы, я слышала,
стальными не пишут.
Стеклянная старинная чернильница с гусиными
перьями — Родион Антоныч не признавал
стальных — говорила о той патриархальности, когда добрые люди всякой писаной бумаги, если только она не относилась к чему-нибудь божественному, боялись, как огня, и боялись не без основания, потому что из таких чернильниц много вылилось всяких зол и напастей.
Тут были и птичьи западни, и начатая вязать мережка, и коллекция пищиков и дудочек для приманки птицы, и какие-то разноцветные стеклышки, лежавшие в зеленой коробочке вместе с
стальным заржавевшим
пером и обломком сургуча, и та всевозможная дрянь, которой обыкновенно набиты карманы ребят.
Самые даже насурьмленные, набеленные фигуры парижских лореток не нарушали общего впечатления ясного довольства и ликования, а пестрые ленты,
перья, золотые и
стальные искры на шляпках и вуалях невольно напоминали взору оживленный блеск и легкую игру весенних цветов и радужных крыл; одна лишь повсюду рассыпавшаяся сухая, гортанная трескотня французского жаргона не могла ни заменить птичьего щебетанья, ни сравниться с ним.
Он постоянно носил шляпу с плюмажем, манжеты, жабо [Плюмаж — украшение из
перьев в виде султана; манжеты — кружевные обшлага; жабo — сборчатая кружевная нашивка у воротника.] и табачного цвета камзол с
стальною шпагою на бедре.
О, я люблю густые облака,
Когда они толпятся над горою,
Как на хребте
стального шишака
Колеблемые
перья! Пред грозою,
В одеждах золотых, издалека
Они текут безмолвным караваном,
И, наконец, одетые туманом,
Обнявшись, свившись будто куча змей,
Беспечно дремлют на скале своей.
Настанет день, — их ветер вновь уносит:
Куда, зачем, откуда? — кто их спросит?
— Ну, что же скажешь? — спросил Взломцев, снял очки и заткнул гусиное
перо за ухо.
Стальными он не писал. Глаза его, черные, умные и немного смеющиеся, говорили, что долго ему некогда растабарывать с племянником.
И чтобы сильнее почувствовать свою волю, Юрий Михайлович закрыл глаза: на мгновение, как в зеркале, он увидел свое побледневшее светящееся лицо; и дальше ему почудилось, что от головы его стелются назад светлые ленты лучей, отвеваются назад и веют
перья блестящего шлема, — будто стоит он на колеснице, крепко зажав в окаменевшей руке
стальные вожжи, и уносят его ввысь огненные небесные кони.