Неточные совпадения
Стали «излюбленные» ходить по
соседям и ни одного унывающего не пропустили, чтоб не утешить.
Анна забыла о своих
соседях в вагоне и, на легкой качке езды вдыхая в себя свежий воздух, опять
стала думать...
Меж тем Онегина явленье
У Лариных произвело
На всех большое впечатленье
И всех
соседей развлекло.
Пошла догадка за догадкой.
Все
стали толковать украдкой,
Шутить, судить не без греха,
Татьяне прочить жениха;
Иные даже утверждали,
Что свадьба слажена совсем,
Но остановлена затем,
Что модных колец не достали.
О свадьбе Ленского давно
У них уж было решено.
«Ах! няня, сделай одолженье». —
«Изволь, родная, прикажи».
«Не думай… право… подозренье…
Но видишь… ах! не откажи». —
«Мой друг, вот Бог тебе порука». —
«Итак, пошли тихонько внука
С запиской этой к О… к тому…
К
соседу… да велеть ему,
Чтоб он не говорил ни слова,
Чтоб он не называл меня…» —
«Кому же, милая моя?
Я нынче
стала бестолкова.
Кругом
соседей много есть;
Куда мне их и перечесть...
Это был один из тех характеров, которые могли возникнуть только в тяжелый XV век на полукочующем углу Европы, когда вся южная первобытная Россия, оставленная своими князьями, была опустошена, выжжена дотла неукротимыми набегами монгольских хищников; когда, лишившись дома и кровли,
стал здесь отважен человек; когда на пожарищах, в виду грозных
соседей и вечной опасности, селился он и привыкал глядеть им прямо в очи, разучившись знать, существует ли какая боязнь на свете; когда бранным пламенем объялся древле мирный славянский дух и завелось козачество — широкая, разгульная замашка русской природы, — и когда все поречья, перевозы, прибрежные пологие и удобные места усеялись козаками, которым и счету никто не ведал, и смелые товарищи их были вправе отвечать султану, пожелавшему знать о числе их: «Кто их знает! у нас их раскидано по всему степу: что байрак, то козак» (что маленький пригорок, там уж и козак).
Затем она еще раз гордо и с достоинством осмотрела своих гостей и вдруг с особенною заботливостью осведомилась громко и через стол у глухого старичка: «Не хочет ли он еще жаркого и давали ли ему лиссабонского?» Старичок не ответил и долго не мог понять, о чем его спрашивают, хотя
соседи для смеху даже
стали его расталкивать. Он только озирался кругом разиня рот, чем еще больше поджег общую веселость.
К Крестьянину вползла Змея
И говорит: «
Сосед! начнём жить дружно!
Теперь меня тебе стеречься уж не нужно;
Ты видишь, что совсем другая
стала я
И кожу нынешней весной переменила».
Однако ж Мужика Змея не убедила.
Мужик схватил обух
И говорит: «Хоть ты и в новой коже,
Да сердце у тебя всё то же».
И вышиб из соседки дух.
И думал он:
Отсель грозить мы будем шведу.
Здесь будет город заложен
Назло надменному
соседу.
Природой здесь нам суждено
В Европу прорубить окно,
Ногою твердой
стать при море.
Сюда по новым им волнам
Все флаги в гости будут к нам,
И запируем на просторе.
Он
стал читать, все больше по-английски; он вообще всю жизнь свою устроил на английский вкус, редко видался с
соседями и выезжал только на выборы, где он большею частию помалчивал, лишь изредка дразня и пугая помещиков старого покроя либеральными выходками и не сближаясь с представителями нового поколения.
— Вас боится, — шепнул Климу
сосед и
стал плевать на окурок папиросы.
— Врешь, пиши: с двенадцатью человеками детей; оно проскользнет мимо ушей, справок наводить не
станут, зато будет «натурально»… Губернатор письмо передаст секретарю, а ты напишешь в то же время и ему, разумеется, со вложением, — тот и сделает распоряжение. Да попроси
соседей: кто у тебя там?
Через минуту
соседи мои
стали пить со мной по рюмке, а там пошло наперекрест, кто с кем хотел.
Слуга подходил ко всем и протягивал руку: я думал, что он хочет отбирать пустые чашки, отдал ему три, а он чрез минуту принес мне их опять с теми же кушаньями. Что мне делать? Я подумал, да и принялся опять за похлебку,
стал было приниматься вторично за вареную рыбу, но собеседники мои перестали действовать, и я унялся. Хозяевам очень нравилось, что мы едим; старик ласково поглядывал на каждого из нас и от души смеялся усилиям моего
соседа есть палочками.
Я
стал, что вы думаете? я
стал таскаться по
соседям.
А между тем, должен я вам сказать, — прибавил лекарь, нагнувшись вперед и подняв кверху брови, — что с
соседями они мало водились оттого, что мелкие им не под
стать приходились, а с богатыми гордость запрещала знаться.
Они, чтобы дать мне время оправиться и привыкнуть к новому знакомству,
стали говорить между собою, обходясь со мною как с добрым
соседом и без церемонии.
Он выстроил дом по собственному плану, завел у себя суконную фабрику, утроил доходы и
стал почитать себя умнейшим человеком во всем околодке, в чем и не прекословили ему
соседи, приезжавшие к нему гостить с своими семействами и собаками.
На другой день, ровно в двенадцать часов, гробовщик и его дочери вышли из калитки новокупленного дома и отправились к
соседу. Не
стану описывать ни русского кафтана Адриана Прохорова, ни европейского наряда Акулины и Дарьи, отступая в сем случае от обычая, принятого нынешними романистами. Полагаю, однако ж, не излишним заметить, что обе девицы надели желтые шляпки и красные башмаки, что бывало у них только в торжественные случаи.
Покончивши с портретною галереею родных и сестрицыных женихов, я считаю нужным возвратиться назад, чтобы дополнить изображение той обстановки, среди которой протекло мое детство в Малиновце. Там скучивалась крепостная масса, там жили соседи-помещики, и с помощью этих двух факторов в результате получалось пресловутое пошехонское раздолье.
Стало быть, пройти их молчанием — значило бы пропустить именно то, что сообщало тон всей картине.
Хозяйство Савельцевых окончательно процвело. Обездолив крестьян, старик обработывал уже значительное количество земли, и доходы его росли с каждым годом. Смотря на него, и
соседи стали задумываться, а многие начали даже ездить к нему под предлогом поучиться, а в сущности — в надежде занять денег. Но Абрам Семеныч, несмотря на предлагаемый высокий процент, наотрез всем отказывал.
Происшествие это случилось у всех на знати. И странное дело! — тем же самым
соседям, которые по поводу Улитиных истязаний кричали: «Каторги на него, изверга, мало!» — вдруг
стало обидно за Николая Абрамыча.
А пойдет ли, бывало, Солоха в праздник в церковь, надевши яркую плахту с китайчатою запаскою, а сверх ее синюю юбку, на которой сзади нашиты были золотые усы, и
станет прямо близ правого крылоса, то дьяк уже верно закашливался и прищуривал невольно в ту сторону глаза; голова гладил усы, заматывал за ухо оселедец и говорил стоявшему близ его
соседу: «Эх, добрая баба! черт-баба!»
Так же Мальчик и амбар грачевский очистил…
Стали к Грачеву обращаться
соседи — и Мальчик начал отправляться на гастроли, выводить крыс в лавках. Вслед за Грачевым завели фокстерьеров и другие торговцы, чтобы охранять первосортные съестные припасы, которых особенно много скоплялось перед большими праздниками, когда богатая Москва швырялась деньгами на праздничные подарки и обжорство.
Несколько вечеров подряд она рассказывала историю отца, такую же интересную, как все ее истории: отец был сыном солдата, дослужившегося до офицеров и сосланного в Сибирь за жестокость с подчиненными ему; там, где-то в Сибири, и родился мой отец. Жилось ему плохо, уже с малых лет он
стал бегать из дома; однажды дедушка искал его по лесу с собаками, как зайца; другой раз, поймав,
стал так бить, что
соседи отняли ребенка и спрятали его.
Также рассказывал Антон много о своей госпоже, Глафире Петровне: какие они были рассудительные и бережливые; как некоторый господин, молодой
сосед, подделывался было к ним, часто
стал наезжать, и как они для него изволили даже надевать свой праздничный чепец с лентами цвету массака, и желтое платье из трю-трю-левантина; но как потом, разгневавшись на господина
соседа за неприличный вопрос: «Что, мол, должон быть у вас, сударыня, капитал?» — приказали ему от дому отказать, и как они тогда же приказали, чтоб все после их кончины, до самомалейшей тряпицы, было представлено Федору Ивановичу.
По мере того как одна сторона зеленого дуба темнеет и впадает в коричневый тон, другая согревается, краснеет; иглистые ели и сосны
становятся синими, в воде вырастает другой, опрокинутый лес; босые мальчики загоняют дойных коров с мелодическими звонками на шеях; пробегают крестьянки в черных спензерах и яркоцветных юбочках, а на решетчатой скамейке в высокой швейцарской шляпе и серой куртке сидит отец и ведет горячие споры с
соседом или заезжим гостем из Люцерна или Женевы.
Потом подошел к двери
соседей, послушал и, отойдя опять на цыпочках, прилег к огарку, достал из кармана сверточек чистой бумаги, разложил его перед собою и, вынув ломаный перочинный ножик,
стал поправлять перо.
— Так то мужчины, мой друг! — наставительно заметила Машенька, — ихнее и воспитанье такое! Так вот как:
стало быть, и Иудушка… то бишь, и Порфирий Владимирыч в радости…
сосед дорогой! Да что ж ты, милочка, в россказни пустилась, а мужа-то дяденьке и не представишь! Все, чай, не худо попросить в родственное расположение принять!
Отец
стал на службу нудить, мать говорит: около меня посиди; ну, и
соседи тоже лихие нашлись — вот я и остался в деревне.
Что все это означает, как не фабрикацию испугов в умах и без того взбудораженных простецов? Зачем это понадобилось? с какого права признано необходимым, чтобы Сербия, Болгария, Босния не смели устроиваться по-своему, а непременно при вмешательстве Австрии? С какой
стати Германия берется помогать Австрии в этом деле? Почему допускается вопиющая несправедливость к выгоде сильного и в ущерб слабому? Зачем нужно держать в страхе
соседей?
В конце августа папа снова
стал ездить к
соседям и за день до нашего (моего и Володи) отъезда в Москву объявил нам, что он женится на Авдотье Васильевне Епифановой.
Известно давно, что у всех арестантов в мире и во все века бывало два непобедимых влечения. Первое: войти во что бы то ни
стало в сношение с
соседями, друзьями по несчастью; и второе — оставить на стенах тюрьмы память о своем заключении. И Александров, послушный общему закону, тщательно вырезал перочинным ножичком на деревянной стене: «26 июня 1889 г. здесь сидел обер-офицер Александров, по злой воле дикого Берди-Паши, чья глупость — достояние истории».
Много, много раз, таясь от товарищей и особенно от
соседей по кровати,
становился Александров на колени у своего деревянного шкафчика, осторожно доставал из него дорогую фотографию, освобождал ее от тонкого футляра и папиросной бумаги и, оставаясь в такой неудобной позе, подолгу любовался волшебно милым лицом.
Статский советник Дыба уж закашлял и будет всю зиму закатывать, а
сосед его, статский советник Удав, всю зиму будет удивляться, как это Дыбу не разорвет, а сам в то же время
станет благим матом кричать: ах, батюшки, геморрой!!
Однако ж он не
стал дразниться и приставать, как большинство его
соседей, а сразу счел все прошлое поконченным.
Разговоры
становились громче, хохот раздавался чаще, головы кружились. Серебряный, всматриваясь в лица опричников, увидел за отдаленным столом молодого человека, который несколько часов перед тем спас его от медведя. Князь спросил об нем у
соседей, но никто из земских не знал его. Молодой опричник, облокотясь на стол и опустив голову на руки, сидел в задумчивости и не участвовал в общем веселье. Князь хотел было обратиться с вопросом к проходившему слуге, но вдруг услышал за собой...
Наблюдая эту тишь,
соседи стали жаловаться, что им даже жутко; а дьякон все не показывался.
Стало сомнительно, что с ним такое?
Вскоре дверь за нею захлопнулась, и дом старой барыни, недавно еще встревоженный, стоявший с открытою дверью и с людьми на крыльце, которые останавливали расспросами прохожих, опять
стал в ряд других, ничем не отличаясь от
соседей; та же дверь с матовым стеклом и черный номер: 1235.
Всякое увеличение войска в одном государстве, направленное против своих подданных,
становится опасным и для
соседа и вызывает увеличение и в соседних государствах.
Мешкать не
стали, опасаясь, чтоб не дошли слухи до Степана Михайловича; созвали
соседей, сделали помолвку, обручили жениха с невестой, заставили поцеловаться, посадили рядочком за стол и выпили их здоровье.
— Извольте, — отвечал Калатузов и, бесцеремонно нагнувшись к своему маленькому
соседу, взял в руки географию, развернул ее, взглянул на заголовок
статьи и сказал...
Глухой шепот пробежал по толпе; передние
стали пятиться назад, задние полезли вперед, следуя народной пословице: «на людях и смерть красна», каждый прижимался к своему
соседу, и, несмотря на ужасную тесноту, один Кирша вышел вперед.
Облокотясь небрежно на стол, он, казалось, не обращал никакого внимания на своих
соседей и только изредка поглядывал на полицейского служителя: ничем не изъяснимое презрение изображалось тогда в глазах его, и этот взгляд, быстрый, как молния, которая, блеснув, в минуту потухает,
становился снова неподвижным, выражая опять одну задумчивость и совершенное равнодушие к общему разговору.
Стакан был полон. Андреа поставил бутылку на стол и
стал с любопытством наблюдать за своим
соседом. Бобров залпом выпил вино и весь содрогнулся от непривычки.
Никто не ждал от него скорого возвращения: все знали очень хорошо, что дядя Аким воспользуется случаем полежать на печи у
соседа и пролежит тем долее и охотнее, что дорога больно худа и ветер пуще студен. Никто не помышлял о нем вплоть до сумерек; но вот уже и ночь давно наступила, а дядя Аким все еще не возвращался. Погода между тем
становилась хуже и хуже; снег, превратившийся в дождь, ручьями лил с кровель и яростно хлестал в окна избы; ветер дико завывал вокруг дома, потрясая навесы и раскачивая ворота.
Когда ребенок родился, она
стала прятать его от людей, не выходила с ним на улицу, на солнце, чтобы похвастаться сыном, как это делают все матери, держала его в темном углу своей хижины, кутая в тряпки, и долгое время никто из
соседей не видел, как сложен новорожденный, — видели только его большую голову и огромные неподвижные глаза на желтом лице.
Ел он много и чем дальше — всё больше, мычание его
становилось непрерывным; мать, не опуская рук, работала, но часто заработок ее был ничтожен, а иногда его и вовсе не было. Она не жаловалась и неохотно — всегда молча — принимала помощь
соседей, но когда ее не было дома,
соседи, раздражаемые мычанием, забегали во двор и совали в ненасытный рот корки хлеба, овощи, фрукты — всё, что можно было есть.
На него все жаловались — мать, староста,
соседи; его сажали в холодную, пороли розгами, били и просто так, без суда, но это не укрощало Якова, и всё теснее
становилось ему жить в деревне, среди раскольников, людей хозяйственных, как кроты, суровых ко всяким новшествам, упорно охранявших заветы древнего благочестия.
Один из
соседей Фомы по парте, — непоседливый, маленький мальчик с черными, мышиными глазками, — вскочил с места и пошел между парт, за все задевая, вертя головой во все стороны. У доски он схватил мел и, привстав на носки сапог, с шумом, скрипя и соря мелом,
стал тыкать им в доску, набрасывая на нее мелкие, неясные знаки.
У
соседей кузнеца была слепая девочка Таня. Евсей подружился с нею, водил её гулять по селу, бережно помогал ей спускаться в овраг и тихим голосом рассказывал о чём-то, пугливо расширяя свои водянистые глаза. Эта дружба была замечена в селе и всем понравилась, но однажды мать слепой пришла к дяде Петру с жалобой, заявила, что Евсей напугал Таню своими разговорами, теперь девочка не может оставаться одна, плачет, спать
стала плохо, во сне мечется, вскакивает и кричит.