Неточные совпадения
Не раз,
сравнивая положение землевладельца
с владельцем крепостных, Нехлюдов приравнивал отдачу
земли крестьянам, вместо обработки ее работниками, к тому, что делали рабовладельцы, переводя крестьян
с барщины на оброк.
Старая любовь, как брошенное в
землю осенью зерно, долго покрытое слоем зимнего снега, опять проснулась в сердце Привалова… Он
сравнил настоящее, каким жил,
с теми фантазиями, которые вынашивал в груди каких-нибудь полгода назад. Как все было и глупо и обидно в этом счастливом настоящем… Привалов в первый раз почувствовал нравственную пустоту и тяжесть своего теперешнего счастья и сам испугался своих мыслей.
Если читатель пожелает
сравнить здешние участки
с нашими крестьянскими наделами, то он должен еще иметь в виду, что пахотная
земля здесь не ходит под паром, а ежегодно засевается вся до последнего вершка, и потому здешние две десятины в количественном отношении стоят наших трех.
Я
сравнивал себя
с крестьянскими мальчиками, которые целый день, от восхода до заката солнечного, бродили взад и вперед, как по песку, по рыхлым десятинам, которые кушали хлеб да воду, — и мне стало совестно, стыдно, и решился я просить отца и мать, чтоб меня заставили бороновать
землю.
Конечно, сударь, и отец и дед мой, все были люди семьянистые, женатые; стало быть, нет тут греха. Да и бог сказал:"Не добро быти единому человеку". А все-таки какая-нибудь причина тому есть, что писание, коли порицает какую ни на есть вещь или установление или деяние, не
сравнит их
с мужем непотребным, а все
с девкой жидовкой,
с женой скверной. Да и Адам не сам собой в грехопадение впал, а все через Евву. Оно и выходит, что баба всему будто на
земле злу причина и корень.
Разве можно сказать про такую жизнь, что это жизнь? разве можно
сравнить такое существование
с французским, хотя и последнее мало-помалу начинает приобретать меняльный характер? Француз все-таки хоть над Гамбеттой посмеяться может, назвать его le gros Leon, [толстяк Леон] а у нас и Гамбетты-то нет. А над прочими, право, и смеяться даже не хочется, потому что… Ну, да уж Христос
с вами! плодитеся, множитеся и населяйте
землю!
— Я
сравняю тебя
с начальными людьми. Будет тебе идти корм и всякий обиход противу начальных людей. Да у тебя, я вижу, что-то на языке мотается, говори без зазору, проси чего хочешь! — Государь! не заслужил я твоей великой милости, недостоин одежи богатой, есть постарше меня. Об одном прошу, государь. Пошли меня воевать
с Литвой, пошли в Ливонскую
землю. Или, государь, на Рязань пошли, татар колотить!
Все козыри были у нее в руках, чтобы отмстить и свести его
с ума, все козыри — чтобы унизить, втоптать в
землю той скамьи,
сравнять с паркетом той залы, она все это уничтожила одной только обмолвкой: «Я вас люблю, — к чему лукавить?».
Мы можем
сравнить их, пожалуй,
с плодородной
землей.
Хорошо бывает человеку подумать о том, что он такое со своим телом. Тело это кажется большим, если
сравнить его
с блохой, и крошечным, если
сравнить его
с землей. Хорошо подумать еще о том, что и земля-то вся наша — песчинка в сравнении
с солнцем, и солнце — песчинка в сравнении
с звездой Сириусом, а Сириус — ничто в сравнении
с другими, еще бóльшими звездами, и так без конца.
Ее опустили в могилу, забросали
землей,
сровняли холмик и поставили на нем крест из белого мрамора
с надписью...
И здесь, на хорошей
земле, при тщательном уходе, цветок развивался так пышно, что нельзя было его и
сравнивать с братьями его, жившими на воле.
В огромной дубовой колоде
с пудовыми свечами,
с ладанным курением и гнусливым раскольничьим пением отнесли его, раба божия, на кладбище и
сравняли по обычаю
с землею, которую он протоптал лет полсотни своими сапожищами.
Припомнилось мне, как Карл Эккартсгаузен превосходно, в самых простых сравнениях умел представлять простым людям великость жертвы Христова пришествия на
землю,
сравнивая это, как бы кто из свободных людей по любви к заключенным злодеям, сам
с ними заключался, чтобы терпеть их злонравие.
Один великий человек
сравнивает нашу жизнь на
земле с положением пассажиров, едущих на корабле, который совершает далекое плавание.
В огромной дубовой колоде,
с пудовыми свечами,
с ладанным курением и гнусливым раскольничьим пением отнесли его на кладбище и
сровняли, по обычаю,
с землею, которую он протоптал лет полсотни своими сапожищами.