Неточные совпадения
— Сколько
у твоего
отца душ? —
спросил вдруг Аркадий.
Дня три спустя Базаров вошел к
отцу в комнату и
спросил, нет ли
у него адского камня?
Я говорю о внутренней ее свободе, — добавила она очень поспешно, видимо, заметив его скептическую усмешку; затем
спросила: — Не хочешь ли взять
у меня книги
отца?
Заметив, что взрослые всегда ждут от него чего-то, чего нет
у других детей, Клим старался, после вечернего чая, возможно больше посидеть со взрослыми
у потока слов, из которого он черпал мудрость. Внимательно слушая бесконечные споры, он хорошо научился выхватывать слова, которые особенно царапали его слух, а потом
спрашивал отца о значении этих слов. Иван Самгин с радостью объяснял, что такое мизантроп, радикал, атеист, культуртрегер, а объяснив и лаская сына, хвалил его...
Обняв ноги, он положил подбородок на колени, двигал челюстями и не слышал, как вошел брат. Когда Клим
спросил у него книгу Некрасова, оказалось, что ее нет
у Дмитрия, но
отец обещал подарить ее.
Отец спросил: готов ли
у него перевод из Корнелия Непота на немецкий язык.
— Да, вздумал
отца корить:
у старика слабость — пьет. А он его усовещивать, отца-то! Деньги
у него отобрал! Вот и пожурил; и что ж,
спросите их: благодарны мне же!
Что было с ней потом, никто не знает. Известно только, что
отец у ней умер, что она куда-то уезжала из Москвы и воротилась больная, худая, жила
у бедной тетки, потом, когда поправилась, написала к Леонтью,
спрашивала, помнит ли он ее и свои старые намерения.
— Ведь Надежда-то Васильевна была
у меня, — рассказывала Павла Ивановна, вытирая слезы. — Как же, не забыла старухи… Как тогда услыхала о моей-то Кате, так сейчас ко мне пришла. Из себя-то постарше выглядит, а такая красивая девушка… ну, по-вашему, дама. Я еще полюбовалась ею и даже сказала, а она как покраснеет вся. Об отце-то тоскует, говорит…
Спрашивает, как и что
у них в дому… Ну, я все и рассказала. Про тебя тоже
спрашивала, как живешь, да я ничего не сказала: сама не знаю.
— К отцу-то теперь не ходи,
у него сидит кто-то, — предупредила Марья Степановна. — Он
спрашивал про тебя…
— А чертей
у тех видел? —
спросил отец Ферапонт.
— Именно тебя, — усмехнулся Ракитин. — Поспешаешь к
отцу игумену. Знаю;
у того стол. С самого того времени, как архиерея с генералом Пахатовым принимал, помнишь, такого стола еще не было. Я там не буду, а ты ступай, соусы подавай. Скажи ты мне, Алексей, одно: что сей сон значит? Я вот что хотел
спросить.
— Ну, в таком случае
отца черт убил! — сорвалось вдруг
у Мити, как будто он даже до сей минуты
спрашивал все себя: «Смердяков или не Смердяков?»
— Да, к
отцу прежде нее.
У него три тысячи и
спроси.
— Нет, сегодня она не придет, есть приметы. Наверно не придет! — крикнул вдруг Митя. — Так и Смердяков полагает.
Отец теперь пьянствует, сидит за столом с братом Иваном. Сходи, Алексей,
спроси у него эти три тысячи…
Случай, с которого стала устраиваться ее жизнь хорошо, был такого рода. Надобно стало готовить в гимназию маленького брата Верочки.
Отец стал
спрашивать у сослуживцев дешевого учителя. Один из сослуживцев рекомендовал ему медицинского студента Лопухова.
— А что, Дмитрий Сергеич, я хочу
у вас
спросить: прошлого французского короля
отец, того короля, на место которого нынешний Наполеон сел, велел в папскую веру креститься?
Бедный
отец насилу решился
спросить у дьячка, была ли она
у обедни.
Как только мой
отец замечал это, он выдумывал ему поручение, посылал его, например,
спросить у «цирюльника Антона, не переменил ли он квартиры», прибавляя мне по-французски...
Я вообще не любил важных людей, особенно женщин, да еще к тому же семидесятилетних; но
отец мой
спрашивал второй раз, был ли я
у Ольги Александровны Жеребцовой?
Граф
спросил письмо,
отец мой сказал о своем честном слове лично доставить его; граф обещал
спросить у государя и на другой день письменно сообщил, что государь поручил ему взять письмо для немедленного доставления.
Отец вылезает
у подъезда из возка, крестится на церковь и
спрашивает, были ли службы на первой неделе. Матушка тоже крестится и произносит...
— И я, признаться, этих тихонь недолюбливаю, — обыкновенно отзывался на эти сетования
отец, — тихи-тихи, а что
у них на уме — не угадаешь. Строже с них
спрашивать надо!
— Ха! В бога… — отозвался на это капитан. — Про бога я еще ничего не говорю… Я только говорю, что в писании есть много такого… Да вот, не верите —
спросите у него (капитан указал на
отца, с легкой усмешкой слушавшего спор): правду я говорю про этого антипода?
Отца Симон принял довольно сухо. Прежнего страха точно и не бывало. Михей Зотыч только жевал губами и не
спрашивал, где невестка. Наталья Осиповна видела в окно, как подъехал старик, и нарочно не выходила. Не велико кушанье, — подождет. Михей Зотыч сейчас же сообразил, что Симон находится в полном рабстве
у старой жены, и захотел ее проучить.
Он жил
у Птицына на его содержании, с
отцом и матерью, и презирал Птицына открыто, хотя в то же время слушался его советов и был настолько благоразумен, что всегда почти
спрашивал их
у него.
— Просил
у вас
отец денег? —
спросил вдруг Ганя.
Недаром походила она на
отца: он тоже не
спрашивал у других, что ему делать.
— А Домнушка не будет
у нас жить? —
спрашивала она
отца с детской наивностью. — И казачка Тишки не будет?.. Ах, если бы к нам переехала Парасковья Ивановна, папа!
«А где пасутся табуны?» —
спросил мой
отец у Ковляги.
Мы остановились
у первого крестьянского двора, и после я узнал, что
отец посылал
спрашивать о дедушке: отвечали, что он еще жив.
Раз
у отца, в кабинете,
Саша портрет увидал,
Изображен на портрете
Был молодой генерал.
«Кто это? —
спрашивал Саша. —
Кто?..» — Это дедушка твой. —
И отвернулся папаша,
Низко поник головой.
«Что же не вижу его я?»
Папа ни слова в ответ.
Внук, перед дедушкой стоя,
Зорко глядит на портрет:
«Папа, чего ты вздыхаешь?
Умер он… жив? говори!»
— Вырастешь, Саша, узнаешь. —
«То-то… ты скажешь, смотри!..
— Что ж
у тебя, голубушка, ни родных, ни
отца, ни матери нету? —
спросила опять Анна Андреевна.
— Ее мать была дурным и подлым человеком обманута, — произнес он, вдруг обращаясь к Анне Андреевне. — Она уехала с ним от
отца и передала отцовские деньги любовнику; а тот выманил их
у нее обманом, завез за границу, обокрал и бросил. Один добрый человек ее не оставил и помогал ей до самой своей смерти. А когда он умер, она, два года тому назад, воротилась назад к
отцу. Так, что ли, ты рассказывал, Ваня? —
спросил он отрывисто.
— Это вам дал клеванский ксендз? —
спросил я, вспомнив вдруг круглое добродушное лицо клеванского «пробоща», бывавшего
у отца.
Отец спросил у меня, куда я ходил, и, выслушав внимательно обычный ответ, ограничился тем, что повторил мне приказ ни под каким видом не отлучаться из дому без его позволения. Приказ был категоричен и очень решителен; ослушаться его я не посмел, но не решался также и обратиться к
отцу за позволением.
«Ах ты, — думаю, — милушка; ах ты, милушка!» Кажется,
спроси бы
у меня за нее татарин не то что мою душу, а
отца и мать родную, и тех бы не пожалел, — но где было о том думать, чтобы этакого летуна достать, когда за нее между господами и ремонтерами невесть какая цена слагалась, но и это еще было все ничего, как вдруг тут еще торг не был кончен, и никому она не досталась, как видим, из-за Суры от Селиксы гонит на вороном коне борзый всадник, а сам широкою шляпой машет и подлетел, соскочил, коня бросил и прямо к той к белой кобылице и стал опять
у нее в головах, как и первый статуй, и говорит...
У Лены на глазах показались слезы. Вот то, чего она ждала, прозвучало наконец в словах простого, доброго человека!
У нее на мгновение захватило горло, и только через минуту, справившись с волнением, она
спросила застенчиво и тихо, чтобы не разбудить
отца...
— Ну, а расскажи же, —
спрашивает его опять Захария, — расскажи, братец, как ты это
у отца протоиерея вверх ногами по потолку ходил?
Этот глупый, но язвительный негодяй научил ожесточенного лозами Алиошу Лялина
спросить у Захарии: „Правда ли, что пьяный человек скот?“ — „Да, скот“, — отвечал ничто же сумняся
отец Захария.
11-го мая 1863 года. Позавчера служил
у нас в соборе проездом владыка.
Спрашивал я
отца Троадия: стерта ли в Благодухове известная картина? и узнал, что картина еще существует, чем было и встревожился, но
отец Троадий успокоил меня, что это ничего, и шутливо сказал, что „это в народном духе“, и еще присовокупил к сему некоторый анекдот о душе в башмаках, и опять всё покончили в самом игривом. Эко! сколь им все весело.
А вот
отцу Захарии за него вышла неприятность:
у них эту собачку благочинный увидали да
спросили, как звать; а
отец Захария говорит: «Зовут Каквас, ваше преподобие», и получили выговор.
— А ну! Что вы скажете? —
спросил Борк, глядя на лозищанина острым взглядом. — Вот как они тут умеют рассуждать. Поверите вы мне, на каждое ваше слово он вам сейчас вот так ответит, что
у вас язык присохнет. По-нашему, лучшая вера та, в которой человек родился, — вера
отцов и дедов. Так мы думаем, глупые старики.
— Ну, а если арестант — твой
отец и бежит? —
спросил я
у одного молодого солдата.
До этого дня мальчик почти никогда не беседовал с ним так хорошо, и теперь
у него сразу возникло желание
спросить большого рыжего человека о множестве вещей. Между прочим, ему казалось, что
отец неверно объяснил появление огня — уж очень просто!
Иногда она сносила в комнату все свои наряды и долго примеряла их, лениво одеваясь в голубое, розовое или алое, а потом снова садилась
у окна, и по смуглым щекам незаметно, не изменяя задумчивого выражения доброго лица, катились крупные слёзы. Матвей спал рядом с комнатою
отца и часто сквозь сон слышал, что мачеха плачет по ночам. Ему было жалко женщину; однажды он
спросил её...
— Знаешь ты, —
спросил он Матвея, — что её
отца от семьи продали? Продали мужа, а жену с дочерью оставили себе. Хороший мужик был, слышь, родитель-то
у ней, — за строптивость его на Урал угнали железо добывать. Напоследях, перед самой волей, сильно баре обозлились, множество народа извели!
Анна Григорьевна ласкалась то к
отцу, то к Феденьке, то
у одного, то
у другого
спрашивала, достаточно ли сладок чай.
Она выпросила
у отца приказание, чтоб Калмык не входил в его спальню, покуда она сидит там; но это приказание было вскоре нарушено: под разными предлогами Николай беспрестанно входил в комнату к старику, да и сам больной беспрестанно его
спрашивал.
—
Отцы вы мои! Отсохни
у меня руки, пущай умру без покаяния, коли не он погубил парня-то! — отчаянно перебила старушка. —
Спросите,
отцы родные, всяк знает его, какой он злодей такой! Покойник мой со двора согнал его, к порогу не велел подступаться — знамо, за недобрые дела!.. Как помер, он, разбойник, того и ждал — опять к нам в дом вступил.