Николай мысленно обругал её, вошёл в сени и заглянул в комнату: у постели, закрыв отца, держа его руку в своей, стоял доктор в белом пиджаке. Штаны на коленях у него вздулись, это делало его кривоногим, он выгнул
спину колесом и смотрел на часы, держа их левой рукою; за столом сидел широкорожий, краснощёкий поп Афанасий, неуклюжий и большой, точно копна, постукивал пальцами по тарелке с водой и следил, как тонут в ней мухи.
Неточные совпадения
Лишь только замолк скрип
колес кареты по снегу, увезшей его жизнь, счастье, — беспокойство его прошло, голова и
спина у него выпрямились, вдохновенное сияние воротилось на лицо, и глаза были влажны от счастья, от умиления.
Катря и Домнушка все-таки укутали барышню в большую шаль, ноги покрыли одеялом, а за
спину насовали подушек. Но и это испытание кончилось, — Антип растворил ворота, и экипаж весело покатил на Самосадку. Мелькнула контора, потом фабрика, дальше почерневшие от дыма избушки Пеньковки, высокая зеленая труба медного рудника, прогремел под
колесами деревянный мост через Березайку, а дальше уже начинался бесконечный лес и тронутые первою зеленью лужайки. Дорога от р. Березайки пошла прямо в гору.
Косой дождь, гонимый сильным ветром, лил как из ведра; с фризовой
спины Василья текли потоки в лужу мутной воды, образовавшуюся на фартуке. Сначала сбитая катышками пыль превратилась в жидкую грязь, которую месили
колеса, толчки стали меньше, и по глинистым колеям потекли мутные ручьи. Молния светила шире и бледнее, и раскаты грома уже были не так поразительны за равномерным шумом дождя.
Колеса вертятся скорее и скорее; по
спинам Василия и Филиппа, который нетерпеливо помахивает вожжами, я замечаю, что и они боятся. Бричка шибко катится под гору и стучит по дощатому мосту; я боюсь пошевелиться и с минуты на минуту ожидаю нашей общей погибели.
Блестящий, обмытый кузов кареты с важами и чемоданами покачивается перед нами,
спины лошадей, шлеи, вожжи, шины
колес — все мокро и блестит на солнце, как покрытое лаком.
— Ну, слава ти, господи, — сказал он, когда между деревьями стал виднеться поросший мхом сруб с вертящимся
колесом, — насилу-то догнал; а то ведь чуть было не уморился: то впереди шум, то за самою
спиной, ничего не разберешь!
Шёпот Петрухи, вздохи умирающего, шорох нитки и жалобный звук воды, стекавшей в яму пред окном, — все эти звуки сливались в глухой шум, от него сознание мальчика помутилось. Он тихо откачнулся от стены и пошёл вон из подвала. Большое чёрное пятно вертелось
колесом перед его глазами и шипело. Идя по лестнице, он крепко цеплялся руками за перила, с трудом поднимал ноги, а дойдя до двери, встал и тихо заплакал. Пред ним вертелся Яков, что-то говорил ему. Потом его толкнули в
спину и раздался голос Перфишки...
Поезд катился тяжело и медленно, но уже оглушал лязгом сцеплений, равномерными ударами
колёс на стыках рельс, его тяжёлое дыхание ревело и толкало Климкова в
спину, и всё вокруг Евсея и в нём тряслось, бурно волновалось, отрывая его от земли.
Дернуло
спину, потом вдавило живот — и ровно застучали
колеса по белому камню: въехали на шоссе. Лошадь пошла шагом, и сразу стало тихо, светло и просторно. В лесу, когда мчались, все казалось, что есть ветер, а теперь удивляла тишина, теплое безветрие, и дышалось свободно. Совсем незнакомое было шоссе, и лес по обеим сторонам чернел незнакомо и глубоко. Еремей молчал и думал и, отвечая Колесникову, сказал...
За
спинами у них хаотически нагромождены ящики, машины, какие-то
колеса, аристоны, глобусы, всюду на полках металлические вещи разных форм, и множество часов качают маятниками на стенах. Я готов целый день смотреть, как работают эти люди, но мое длинное тело закрывает им свет, они строят мне страшные рожи, машут руками — гонят прочь. Уходя, я с завистью думаю...
Удачно прыгнув, Коротков понесся вперед, стукаясь то о тормозное
колесо, то о мешки на
спинах.
— Что, дядя, видно, это не кузовья таскать? А на
спине, кажись, и подкладка есть… Не замай, пусти, — сказал он и молодцевато поднял задок брички, подставил дугу под жердь, одним взмахом руки сдернул
колесо и начал мазать.
В углу мерно стучал газомотор, под потолком вертелись
колеса, передаточные ремни слабо и жалобно пели; за
спиною Андрея Ивановича обрезная машина с шипящим шумом резала толстые пачки книг; дальше, у позолотных прессов с мерцавшими синими огоньками, мальчики со стуком двигали рычагами.
— Вот, парень, горе твое, — все девки у тебя. Мальчонка был бы, — вон еще какой, а по нынешнему времени и за такого тридцать рублей дают. А от девок какой прок?.. Тоже про себя скажу, — помру я скоро, Алеха. Ослаб! Намедни вон какое кружение сделалось, — два дня без языка лежал. А нынче на стогу стоял, вдруг опять в голове пошло, как
колеса какие… Не продержусь долго. А еще бы годочка два протянуть, — тебе за моей
спиной вот бы как было хорошо!
Сели и поехали. Из низких туч моросил дождь.
Колеса тележки скользили по размокшей, глинистой дороге. Доктор сидел в тележке, сгорбившись под зонтиком. Зонтик трясся, и тряслась
спина доктора.