Неточные совпадения
Но я отстал от их союза
И вдаль бежал… Она за мной.
Как часто ласковая муза
Мне услаждала путь немой
Волшебством тайного рассказа!
Как часто по
скалам Кавказа
Она Ленорой, при луне,
Со мной скакала
на коне!
Как часто по брегам Тавриды
Она меня во мгле ночной
Водила слушать шум морской,
Немолчный шепот Нереиды,
Глубокий, вечный хор валов,
Хвалебный гимн отцу миров.
Певец Пиров и грусти томной,
Когда б еще ты был
со мной,
Я стал бы просьбою нескромной
Тебя тревожить, милый мой:
Чтоб
на волшебные напевы
Переложил ты страстной девы
Иноплеменные слова.
Где ты? приди: свои права
Передаю тебе с поклоном…
Но посреди печальных
скал,
Отвыкнув сердцем от похвал,
Один, под финским небосклоном,
Он бродит, и душа его
Не слышит горя моего.
Все жители Аяна столпились около нас: все благословляли в путь. Ч. и Ф., без сюртуков, пошли пешком проводить нас с версту.
На одном повороте за
скалу Ч. сказал: «Поглядите
на море: вы больше его не увидите». Я быстро оглянулся, с благодарностью, с любовью, почти
со слезами. Оно было сине, ярко сверкало
на солнце серебристой чешуей. Еще минута — и
скала загородила его. «Прощай, свободная стихия! в последний раз…»
Со всех сторон глядят
на нас мысы, там и сям видны маленькие побочные заливы,
скалы и кое-где брошенные в одиночку голые камни.
С рассветом опять ударил мороз; мокрая земля замерзла так, что хрустела под ногами. От реки поднимался пар. Значит, температура воды была значительно выше температуры воздуха. Перед выступлением мы проверили свои продовольственные запасы. Хлеба у нас осталось еще
на двое суток. Это не особенно меня беспокоило. По моим соображениям, до моря было не особенно далеко, а там к
скале Ван-Син-лаза продовольствие должен принести удэгеец Сале
со стрелками.
На задаваемые вопросы Дерсу ответил мне, что изгородь эту они сделали для того, чтобы черт
со скал не мог видеть, что делается
на биваке. Мне стало смешно, но я не высказывал этого, чтобы не обидеть старого приятеля.
Он развел еще один огонь и спрятался за изгородь. Я взглянул
на Дерсу. Он был смущен, удивлен и даже испуган: черт
на скале, бросивший камни, гроза
со снегом и обвал в горах — все это перемешалось у него в голове и, казалось, имело связь друг с другом.
На скалах около ручья приютилась японская черемуха — полукуст-полудерево, и камчатская дафния
со светло-серой корой и с красными ягодами.
Тяжба тянулась долго,
со всякими подходами, жалобами, отзывами и доносами. Вся слава ябедника шла прахом. Одолеть капитана стало задачей его жизни, но капитан стоял, как
скала, отвечая
на патетические ябеды язвительными отзывами, все расширявшими его литературную известность. Когда капитан читал свои произведения, слушатели хлопали себя по коленкам и громко хохотали, завидуя такому необыкновенному «дару слова», а Банькевич изводился от зависти.
В 1885 г. в октябре беглые каторжники напали
на Крильонский маяк, разграбили всё имущество и убили матроса, бросив его
со скалы в пропасть.]
«Неужели мы не найдем какого-нибудь угла около берега, который дал бы нам хоть временное укрытие?» — думал я,
со страхом и с тоской поглядывая
на высокие
скалы.
Когда мы подходили к биваку, я увидел, что нависшей
со скалы белой массы не было, а
на месте нашей палатки лежала громадная куча снега вперемешку
со всяким мусором, свалившимся сверху. Случилось то, чего я опасался: в наше отсутствие произошел обвал. Часа два мы откапывали палатку, ставили ее вновь, потом рубили дрова. Глубокие сумерки спустились
на землю,
на небе зажглись звезды, а мы все не могли кончить работы. Было уже совсем темно, когда мы вошли в палатку и стали готовить ужин.
На другой день мы пошли протаптывать дорогу налегке. Отойдя немного, я оглянулся и тут только увидел, что место для бивака было выбрано не совсем удачно. Сверху
со скалы нависла огромная глыба снега, которая каждую минуту могла сорваться и погрести нашу палатку вместе с людьми. Я решил по возвращении перенести ее
на другое место.
Со странным очарованием, взволнованно следил он, как к станции, стремительно выскочив из-за поворота, подлетал
на всех парах этот поезд, состоявший всего из пяти новеньких, блестящих вагонов, как быстро росли и разгорались его огненные глаза, бросавшие вперед себя
на рельсы светлые пятна, и как он, уже готовый проскочить станцию, мгновенно, с шипением и грохотом, останавливался — «точно великан, ухватившийся с разбега за
скалу», — думал Ромашов.
Это мы, мы и те, и Петруша… et les autres avec lui, [и другие вместе с ним (фр.).] и я, может быть, первый, во главе, и мы бросимся, безумные и взбесившиеся,
со скалы в море и все потонем, и туда нам дорога, потому что нас только
на это ведь и хватит.
Так прекрасно встретили меня в полку, и никто из прибывших
со мной солдат не косился
на это: они видели, как провожали меня в Саратове, видели, как относился ко мне начальник эшелона, и прониклись уважением после того, когда во Млетах я спустился
со скалы.
Итальянцы долго не хотели сдаваться: около часа они боролись с ветром и волной, и правда, страшно было в это время смотреть
со скалы, как маленькая дымящаяся скорлупка то показывалась
на белых гребнях, то совсем исчезала, точно проваливалась между волн.
С Асей К Морю дробилось
на гравий,
со старшей сестрой Валерией, море знавшей по Крыму, превращалось в татарские туфли — и дачи — и глицинии — в
скалу Деву и в
скалу Монах, во все что угодно превращалось — кроме самого себя, и от моего моря после таких «давай помечтаем» не оставалось ничего, кроме моего тоскливого неузнавания.
Постелим скатерти у моря,
Достанем ром, заварим чай,
И все возляжем
на просторе
Смотреть, как пламя, с ночью споря,
Померкнет, вспыхнет невзначай
И озарит до половины
Дубов зелёные вершины,
Песчаный берег, водопад,
Крутых утёсов грозный ряд,
От пены белый и ревущий
Из мрака выбежавший вал
И перепутанного плюща
Концы, висящие
со скал.
Третий день нашего путешествия. Мы находимся за несколько десятков верст от аула Бестуди. Природа совершенно изменилась. Развесистые чинары и каштаны больше не попадаются
на пути. Их сменили цепкие кусты карачага и архани. Горы здесь — просто голые
скалы.
Со всех сторон грозными привидениями обступают нас горы. Кажется, еще немного, и они, соединившись в сплошное тесное кольцо, раздавят нас.
Бакланий мыс вполне оправдывает свое название. Этих птиц здесь очень много. От их помета белела вся
скала, точно ее вымазали известью. Грузные черно-серые гагары и длинношеие с синеватым металлическим отливом морские бакланы сидели по карнизам всюду, где можно было поставить ноги. Они были настороже и, подавшись вперед, готовы были слететь при первом намеке
на опасность. Когда мы поровнялись
со скалой, бакланы сидели, но когда лодка прошла мимо, они вдруг все разом ринулись вниз и полетели в море.
Взобравшись
на гребень большого отрога, идущего к реке от главного массива, я остановился передохнуть и в это время услышал внизу голоса. Подойдя к краю обрыва. я увидел Ноздрина и Чжан-Бао, шедших друг за другом по льду реки. Отрог,
на котором я стоял, выходил
на реку нависшей
скалой, имевшей
со стороны вид корабельного носа высотою более чем в 100 метров.
Когда Катя разговаривала с Корсаковым, ей представлялась картина: хрупкая ладья несется по течению в бешеном, стихийном потоке, среди шипящей пены и острых порогов, а сидящие в ладье
со смертельными усилиями только следят, чтобы ладья не опрокинулась, не дала течи, не налетела
на подводную
скалу. И верят, что, в конце концов, выплывут
на широкую, светлую реку. А толчки, перекатывающиеся волны, треск бортов, — все это было естественно и неизбежно.
Командир полка и политком
со скрытым недоумением перечитывали приказ. Командир озабоченно оглядывал широкое ущелье с каменистым руслом ручейка, крутые обрывы
скал по бокам. Впереди,
на отроге горы, чернел лес, в двигавшихся клубах розовевшего тумана мелькали шедшие к опушке серые фигуры разведчиков.
Страшная, неприступная крепость. Враги валят
на нас
со стен камни, льют кипяток, расплавленную смолу, мечут копья, осыпают стрелами. Мы, закрывшись щитами ползем по обрывистым
скалам, приставляем к отвесным стенам лестницы…
Погода между тем все более и более портилась. По небу медленно тянулись свинцовые тучи, беспрерывно шел ледяной дождь, мелкий, пронизывающий до костей, лес почернел и стал заволакиваться туманом. Казалось, над рекой висели только голые
скалы, в которых она билась, рвалась
на свободу, но они не пускали ее и заставляли
со стоном нести воды в своем сравнительно узком русле.