Неточные совпадения
Почтмейстер вдался более в философию и читал весьма прилежно, даже по ночам, Юнговы «Ночи» и «Ключ к таинствам натуры» Эккартсгаузена, [Юнговы «Ночи» — поэма английского
поэта Э. Юнга (1683–1765) «Жалобы, или Ночные думы о жизни, смерти и бессмертии» (1742–1745); «Ключ к таинствам натуры» (1804) — религиозно-мистическое
сочинение немецкого писателя К. Эккартсгаузена (1752–1803).] из которых делал весьма длинные выписки, но какого рода они были, это никому не было известно; впрочем, он был остряк, цветист в словах и любил, как сам выражался, уснастить речь.
Это был мой первый сахалинский знакомый,
поэт, автор обличительного стихотворения «СахалинО», которое начиналось так: «Скажи-ка, доктор, ведь недаром…» Потом он часто бывал у меня и гулял со мной по Александровску и его окрестностям, рассказывая мне анекдоты или без конца читая стихи собственного
сочинения.
Когда-то он перевел с немецкого какое-то важное
сочинение какого-то важного немецкого
поэта, в стихах, умел посвятить свой перевод, умел похвастаться дружбой с одним знаменитым, но умершим русским
поэтом (есть целый слой писателей, чрезвычайно любящих приписываться печатно в дружбу к великим, но умершим писателям) и введен был очень недавно к Епанчиным женой «старичка сановника».
О творчестве Кюхельбекера — в работах: Н. К. Гудзий, Поэты-декабристы («Каторга и ссылка», 1925, № 21, стр. 181 и сл.; то же в сб. «100-летие восстания декабристов», М. 1928, стр. 181 и сл.); В. Н. Орлов — в статье при Дневнике Кюхельбекера (1929) и в очерке «Статья Кюхельбекера «Поэзия и проза» (сб. «Лит. наследство», т. 59, 1954, стр. 381 и сл.); Ю. Н. Тынянов, Пушкин и Кюхельбекер (сб. «Лит. наследство», т. 16–18, 1934, стр. 321 и сл.) и в статье при
Сочинениях Кюхельбекера (т. I, 1939).
Все это обследовано почтенным издателем его
сочинений П. В. Анненковым, который запечатлел свой труд необыкновенною изыскательностию, полным знанием дела и горячею любовью к Пушкину —
поэту и человеку.
Зато с «Барсовой кожей»,
сочинением знаменитого грузинского
поэта Руставели, князь Нижерадзе окончательно провалился.
Вот именно об этом желтолицем и так мило сумбурном
поэте думал Александров, когда так торжественно обещал Оленьке Синельниковой, на свадьбе ее сестры, написать замечательное
сочинение, которое будет напечатано и печатно посвящено ей, новой царице его исстрадавшейся души.
Я вспомнил, что у меня был товарищ, очень прыткий мальчик, по фамилии Менандр Прелестнов, который еще в университете написал
сочинение на тему"Гомер как
поэт, человек и гражданин", потом перевел какой-то учебник или даже одну страницу из какого-то учебника и наконец теперь, за оскудением, сделался либералом и публицистом при ежедневном литературно-научно-политическом издании"Старейшая Всероссийская Пенкоснимательница".
По большей части это были прошлогодние журналы, переводные
сочинения и несколько французских романов; большим почтением, казалось, пользовались: Шекспир в переводе Кетчера [Кетчер, Николай Христофорович (1809—1886) — врач по профессии,
поэт и переводчик.
— Так! Это тоже похвально! — произнес отец Исаия, а когда
поэт подошел под благословение — сунул ему в руку три больших пятака и объяснил: — Это тебе на нужды твоя и за труды по чтению
сочинении, кои — повторю — весьма и весьма заслуживают всяческих похвал.
— Позвольте, Сергей Васильич, — перебила его Варя. — Вот вы говорите, что ученикам трудно. А кто виноват, позвольте вас спросить? Например, вы задали ученикам восьмого класса
сочинение на тему: «Пушкин как психолог». Во-первых, нельзя задавать таких трудных тем, а во-вторых, какой же Пушкин психолог? Ну, Щедрин или, положим, Достоевский — другое дело, а Пушкин великий
поэт и больше ничего.
Он на другой же день потихоньку сходил к библиотекарю и выпросил у него все, какие были,
сочинения Пушкина и принялся: читал он день… два, и, странное дело, как будто бы целый мир новых ощущений открылся в его душе, и больше всего ему понравились эти благородные и в высшей степени поэтичные отношения
поэта к женщине.
Мы коснулись всего наиболее замечательного в дополнительном томе
сочинений Пушкина. О литературных отрывках, помещенных в конце тома, сказать нечего; они интересны только в том отношении, в каком «всякая строка всякого великого писателя интересна для потомства». Читая их, мы можем припомнить знакомые черты, знакомые приемы любимого
поэта; но подобные отрывки не подлежат критическому разбору.
Читая впоследствии письмо Гейне к автору Лалла Рук, где
поэт говорит, что, не зная самого
сочинения, готов признать его превосходным, потому что у него такое прекрасное название, — я вспомнил, что то же самое было со мною, когда я в первый раз узнал сладостное имя Филиппа Кольберга.
Всякому человеку нашего общества и времени с первых времен его сознательной жизни внушено, что Шекспир гениальнейший
поэт и драматург и что все его
сочинения — верх совершенства.
Исправник, тот красивый мужчина, о котором я тебе писала, стал передо мной на колени, хотел прочесть стихи своего
сочинения (он у нас
поэт), но… не хватило сил… покачнулся и упал…