Неточные совпадения
— Вот, я даже записала два, три его парадокса, например: «Торжество
социальной справедливости будет началом духовной
смерти людей». Как тебе нравится? Или: «Начало и конец жизни — в личности, а так как личность неповторима, история — не повторяется». Тебе скучно? — вдруг спросила она.
Социальная борьба, отвлекающая человека от размышлений над своей судьбой и смыслом своего существования, уляжется, и человек будет поставлен перед трагизмом
смерти, трагизмом любви, трагизмом конечности всего в этом мире.
Вот как выражает Белинский свою
социальную утопию, свою новую веру: «И настанет время, — я горячо верю этому, настанет время, когда никого не будут жечь, никому не будут рубить головы, когда преступник, как милости и спасения, будет молить себе конца, и не будет ему казни, но жизнь останется ему в казнь, как теперь
смерть; когда не будет бессмысленных форм и обрядов, не будет договоров и условий на чувства, не будет долга и обязанностей, и воля будет уступать не воле, а одной любви; когда не будет мужей и жен, а будут любовники и любовницы, и когда любовница придет к любовнику и скажет: „я люблю другого“, любовник ответит: „я не могу быть счастлив без тебя, я буду страдать всю жизнь, но ступай к тому, кого ты любишь“, и не примет ее жертвы, если по великодушию она захочет остаться с ним, но, подобно Богу, скажет ей: хочу милости, а не жертв…
Гнет позитивизма и теории
социальной среды, давящий кошмар необходимости, бессмысленное подчинение личности целям рода, насилие и надругательство над вечными упованиями индивидуальности во имя фикции блага грядущих поколений, суетная жажда устроения общей жизни перед лицом
смерти и тления каждого человека, всего человечества и всего мира, вера в возможность окончательного
социального устроения человечества и в верховное могущество науки — все это было ложным, давящим живое человеческое лицо объективизмом, рабством у природного порядка, ложным универсализмом.
— Браво! — почти заревел от восторга Кириллов. — Vive la république démocratique, sociale et universelle ou la mort!.. [Да здравствует демократическая,
социальная и всемирная республика или
смерть! (фр.)] Нет, нет, не так. — Liberté, égalité, fraternité ou la mort! [Свобода, равенство, братство или
смерть! (фр.)] Вот это лучше, это лучше, — написал он с наслаждением под подписью своего имени.
Всякая кончающаяся историческая эпоха, всякий кончающийся
социальный класс легко связывают свою
смерть с наступлением конца мира.
Социальная обыденность пытается ослабить эту связь любви со
смертью, она хочет обезопасить любовь в мире и устроить ее.
Трагедия любви Тристана и Изольды или Ромео и Джульетты заключает в себе элемент вечного трагизма любви, который есть связь любви со
смертью, но он замутнен и осложнен столкновениями с
социальной средой.
Любовь несет в себе вечное трагическое начало, не имеющее никакого отношения к
социальным формам и неразрывно и таинственно связанное со
смертью.
В
социальной обыденности торжествует дух, противоположный христианской молитве о том, чтобы нам была дана память о
смерти.
Этически нельзя желать революции, как нельзя желать
смерти, желать можно лишь положительного творчества лучшей жизни, лишь положительного осуществления максимальной правды в жизни, лишь духовно-социального обновления и возрождения.
И в последних рационализированных своих результатах
социальная обыденность пытается забыть о
смерти, скрыть ее от людей, хоронить умерших незаметно.
Социальная обыденность, организующая жизнь рода, знает лишь одно средство против
смерти — рождение.
Он не хочет осуществления христианства в жизни, реализации
социальной правды, потому что это представляется ему
смертью красоты, уродством.
Можно даже сказать, что при более рациональном устроении
социальной жизни усилится трагическое в жизни, трагический конфликт личности и общества, личности и космоса, личности и
смерти, времени и вечности, все проблематическое еще усилится.
Но дух принимает внутрь себя и природную и
социальную жизнь, сообщая ей смысл, целостность, свободу, вечность, побеждая
смерть и тление, на которые обречено все не пронизанное духовностью.
— Клянусь вам Богом, Марья Михайловна!.. Меня ведь до
смерти смешили разные критические статьи о моей особе. Чего-чего только не навязывали мне! И высокие гражданские чувства, и скорбь за меньшую братию, и дальновидные
социальные соображения, просто курам на смех. Господа Доброзраковы и Синеоковы теперь меня презирают. А ведь им бы нужно было сопричислить меня к лицу своих начетчиков.