Неточные совпадения
Государственная дума торжественно зачеркнула все свои разногласия с правительством, патриотически манифестируют студенты, из провинций на
имя царя летят
сотни телеграмм, в них говорится о готовности к битве и уверенности в победе, газетами сообщаются факты «свирепости тевтонов», литераторы в прозе и в стихах угрожают немцам гибелью и всюду хвалебно говорят о героизме донского казака Козьмы Крючкова, который изрубил шашкой и пронзил пикой одиннадцать немецких кавалеристов.
Лично каждый из этих господ может вызвать лишь изумление перед безграничностью человеческого тупоумия, изумление, впрочем, значительно умеряемое опасением: вот-вот сейчас налетит! вот сейчас убьет, сотрет с лица земли этот ураган бессознательного и тупоумного лгания, отстаивающий свое право убивать во
имя какой-то личной «искренности», до которой никому нет дела и перед которой, тем не менее,
сотни глупцов останавливаются с разинутыми ртами: это, дескать, «искренность»! — а искренность надобно уважать!
Кто знает, может быть, теперешнего швейцара звали вовсе не Порфирием, а просто Иваном или Трофимом, но так как екатерининские швейцары продолжали
сотни лет носить одну и ту же ливрею, а юнкера старших поколений последовательно передавали младшим древнее, привычное
имя Порфирия Первого, то и сделалось
имя собственное Порфирий не
именем, а как бы званием, чином или титулом, который покорно наследовали новые поколения екатерининских швейцаров.
Мне приходилось, по расчету моих и его денег, — причем он уверял, что болты стоили ему по три гинеи за
сотню, — непроверенные остатки. Я выделился, таким образом, из расчета пятьсот за триста пятьдесят, и между нами произошла сцена. Однако доказать ничего было нельзя, поэтому я вчера же направился к одному сведущему по этим делам человеку,
имя которого называть не буду, и я узнал от него, что наша партия меньше как за пять тысяч не может быть продана, что цена держится крепко.
Один мужик занялся торговлей и так разбогател, что стал первым богачом. У него служили
сотни приказчиков, и он их всех и по
имени не знал.
На баррикадах вы жертвуете только собою и получаете в награду красивое
имя отважного героя; здесь же вы точно так же жертвуете собою, даже лучшею частью своего нравственного я, своим
именем, своей честью, и охраняете
сотни, тысячи людей, спасаете от погибели, может быть, самое дело и в награду за все несете общественное презрение слепых глупцов и непосвященных, пользуетесь
именем подлеца и шпиона: в чем же более жертвы?
В Белинском же обнаруживаются все противоречия экзистенциальной диалектики о человеческой личности и мировой гармонии: восстание против власти общего, универсально: о над человеческой личностью и порабощение человеческой личности новому общему, универсальному и готовность во
имя этого нового общего, универсального снять голову многих тысяч и
сотен тысяч человеческих личностей.
— Но вам, — уже горячо возразил Палтусов, — разве не доверяли
сотни тысяч без расписок? Вы их пускали в оборот от своего
имени. Стало, рисковали чужим достоянием.
3-й молодой человек. Стоит навесть наши обсервативные орудия — пятьсот душ,
сотни тысяч денег, каменные дома. Может быть, удастся дать этому светилу свое
имя!
Может статься, чрез
сотню лет напишут, поставив мое
имя подле вашего: «Россия гордится ими!..» Жить в истории — как это приятно!..
— Какие такие у них
имена, отчества и фамилии, у крестьян и мещан… Дроздовых в России тысячи, среди них найдутся
сотни Васильев, у десятка из которых дочери Клавдии… Я сам знал одну крестьянскую семью, где было семь сыновей и все Иваны, а по отцу Степановичи, по прозвищу Куликовы. Вот тебе и твое совпадение. Поройся-ка в адресном столе, может, в Петербурге найдешь несколько Иванов Корнильевичей Алфимовых, а по всей России сыщешь их, наверное, десяток…
— Так прочь, печальная мысль!.. Видишь, вот эти
сотни домишек, эти десятки церквей сломаются по одному слову Иоанна… Ах, друг мой, это будет храм, настоящий храм богоматери! Вступая в него, потомки произнесут с уважением
имя Фиоравенти Аристотеля… Да, Антонио, я не умру в нем.
Последняя дорога тем приятнее, что на перепутье находится Пекгоф, где среди мрачного леса сооружен великолепный памятник фельдмаршалу Барклаю де Толли.] — одно из приятнейших в Лифляндии: им одушевлялись кисть, резец, перо и лира;
сотни путешественников, оставив на песчаниковых (de gres) сводах его гротов
имена свои, хотели высказать, что и они были в Аркадии [Аркадия — область в Греции, изображавшаяся с древнейших времен в поэтических произведениях как идиллическая страна патриархальной простоты и мирного процветания счастливых пастухов и пастушек.].
Неистовые, рассвирепевшие опричники, получив от своего не менее неистового начальника страшное приказание, освященное
именем царя, бросились на безоружные толпы народа и начали убивать, не разбирая ни пола, ни возраста;
сотни живых людей утонули в реке, брошенные туда извергами, с привязанными на шею камнями или обезображенными трупами своих же сограждан.