Неточные совпадения
Основание ее
писем составляли видения, содержание которых изменялось, смотря по тому, довольна или недовольна она была своим"духовным братом".
Еще во времена Бородавкина летописец упоминает о некотором Ионке Козыре, который, после продолжительных странствий по теплым морям и кисельным берегам, возвратился в родной город и привез с собой собственного сочинения книгу под названием:"
Письма к другу о водворении на земле добродетели". Но так как биография этого Ионки
составляет драгоценный материал для истории русского либерализма, то читатель, конечно, не посетует, если она будет рассказана здесь с некоторыми подробностями.
Подъезжая к Петербургу, Алексей Александрович не только вполне остановился на этом решении, но и
составил в своей голове
письмо, которое он напишет жене. Войдя в швейцарскую, Алексей Александрович взглянул на
письма и бумаги, принесенные из министерства, и велел внести за собой в кабинет.
Во-вторых,
составил довольно приблизительное понятие о значении этих лиц (старого князя, ее, Бьоринга, Анны Андреевны и даже Версилова); третье: узнал, что я оскорблен и грожусь отмстить, и, наконец, четвертое, главнейшее: узнал, что существует такой документ, таинственный и спрятанный, такое
письмо, которое если показать полусумасшедшему старику князю, то он, прочтя его и узнав, что собственная дочь считает его сумасшедшим и уже «советовалась с юристами» о том, как бы его засадить, — или сойдет с ума окончательно, или прогонит ее из дому и лишит наследства, или женится на одной mademoiselle Версиловой, на которой уже хочет жениться и чего ему не позволяют.
Париж еще раз описывать не стану. Начальное знакомство с европейской жизнью, торжественная прогулка по Италии, вспрянувшей от сна, революция у подножия Везувия, революция перед церковью св. Петра и, наконец, громовая весть о 24 феврале, — все это рассказано в моих «
Письмах из Франции и Италии». Мне не передать теперь с прежней живостью впечатления, полустертые и задвинутые другими. Они
составляют необходимую часть моих «Записок», — что же вообще
письма, как не записки о коротком времени?
Обширная переписка
составляет мое несчастье, так как я мучительно не люблю и не умею писать
писем.
О замыслах его я тоже когда-нибудь лично сообщу вам, потому что боюсь поверить
письму то, что покуда
составляет еще тайну между небом, моим генералом и мной.
Несмотря на те слова и выражения, которые я нарочно отметил курсивом, и на весь тон
письма, по которым высокомерный читатель верно
составил себе истинное и невыгодное понятие, в отношении порядочности, о самом штабс-капитане Михайлове, на стоптанных сапогах, о товарище его, который пишет рисурс и имеет такие странные понятия о географии, о бледном друге на эсе (может быть, даже и не без основания вообразив себе эту Наташу с грязными ногтями), и вообще о всем этом праздном грязненьком провинциальном презренном для него круге, штабс-капитан Михайлов с невыразимо грустным наслаждением вспомнил о своем губернском бледном друге и как он сиживал, бывало, с ним по вечерам в беседке и говорил о чувстве, вспомнил о добром товарище-улане, как он сердился и ремизился, когда они, бывало, в кабинете
составляли пульку по копейке, как жена смеялась над ним, — вспомнил о дружбе к себе этих людей (может быть, ему казалось, что было что-то больше со стороны бледного друга): все эти лица с своей обстановкой мелькнули в его воображении в удивительно-сладком, отрадно-розовом цвете, и он, улыбаясь своим воспоминаниям, дотронулся рукою до кармана, в котором лежало это милое для него
письмо.
Степан Михайлыч, по всем рассказам, по
письмам Софьи Николавны и по ответу Ивана Петровича Каратаева
составил в своем уме весьма благоприятное мнение об Софье Николавне.
Осенью, когда я с дачи вернулся в гостеприимные недра «Федосьиных покровов», на мое имя было получено толстое
письмо с заграничным штемпелем. Это было первое заграничное
письмо для меня, и я сейчас же узнал руку Пепки. Мое сердце невольно забилось, когда я разрывал конверт. Как хотите, а в молодые годы узы дружбы
составляют все. Мелким почерком Пепки было написано целых пять листов.
Чёрненький молча передёрнул плечами. Илья рассматривал этих людей и вслушивался в их разговор. Он видел, что это — «шалыганы», «стрелки», — люди, которые живут тёмными делами, обманывают мужиков,
составляя им прошения и разные бумаги, или ходят по домам с
письмами, в которых просят о помощи.
Письмо, обнародованное Штелином,
составляет, по всей вероятности, им же самим сочиненную аллегорию, чего от него, как от профессора аллегории, и ожидать следовало.
У него было одно неотвеченное
письмо и бумага, которую надо было
составить. Он сел за письменный стол и взялся за работу. Окончив ее и совсем забыв то, что его встревожило, он вышел, чтобы пройти на конюшню. И опять, как на беду, по несчастной ли случайности или нарочно, только он вышел на крыльцо, из-за угла вышла красная панева и красный платок и, махая руками и перекачиваясь, прошла мимо его. Мало того, что прошла, она пробежала, миновав его, как бы играючи, и догнала товарку.
Это была узенькая низкая комната, с одним окном, выходившим куда-то в стену; кровать, комод, два стула и ломберный стол, служивший и для
письма, и для чая, и для обеда,
составляли все убранство.
Изданные
письма (большею частию к Я. М. Неверову, меньшею — к Грановскому и еще к нескольким лицам) не
составляют, конечно, всей переписки Станкевича; но уже и из них очень ясно видна степень того значения, какое имел он среди передовых тогдашних деятелей русской литературы.
Банкир писал, что посылаемая тысяча
составляет всё состояние барона Артура фон Зайниц и что ему, Артуру, надеяться не на что…Артур прочитал
письмо и густо покраснел.
Для меня как пылкого тогда позитивиста было особенно дорого то, что эта писательница, прежде чем
составить себе имя романистки, так сама себя развила в философском смысле и сделалась последовательницей учения Огюста Конта. Но я знал уже, когда ехал в Лондон с
письмом к Льюису, что Джордж Элиот — позитивистка из так называемых"верующих", то есть последовательница"Религии человечества", установленной Контом под конец его жизни.
"Немецкие Афины"давно меня интересовали. Еще в"Библиотеке для чтения"задолго до моего редакторства (кажется, я еще жил в Дерпте) я читал
письма оттуда одного из первых тогдашних туристов-писателей — М.В.Авдеева, после того как он уже
составил себе литературное имя своим"Тамариным". Петербургские, берлинские, парижские и лондонские собрания и музеи не сделались для меня предметом особенного культа, но все-таки мое художественное понимание и вкус в области искусства значительно развились.
Но пикантно — и для личности будущего издателя"Нового времени"знаменательно — то, что он мое
письмо показал Коршу и сознался мне в этом с легким сердцем. И еще пикантнее то, что сам Корш, уволивший меня без всякой основательной причины, весной, когда Парижская коммуна переживала осаду, обратился ко мне с предложением: не хочу ли я по английским газетам
составлять заметки об этой осаде.
Совсем не то надеялся я найти у его соперника по Февральской республике Луи Блана. Тот изучил английскую жизнь и постоянно писал корреспонденции и целые этюды в газету"Temps", из которых и
составил очень интересную книгу об Англии за 50-е и 60-е года, дополняющую во многом"
Письма"Тэна об Англии.
Здесь мы не станем поднимать вопроса — принципиально, разбирать,
составляют ли
письма собственность того, кто их писал, или того, кому они адресованы.
Он хорошо сознавал, что в этом
письме Владимир Петрович непременно будет говорить о своей жене, своей семейной жизни и этим до невыносимой боли будет бередить его сердечную рану, но бывают состояния души, когда подобное самоистязание
составляет своего рода наслаждение.
— Действительно, в последних
письмах он упоминает с восторгом о какой-то Зине, приемной дочери его родителей; говорит, что только она
составляет для него некоторую отраду в его грустной жизни в деревне, — задумчиво произнесла Маргарита Максимилиановна.
Генерал-кригскомиссар, со своей стороны, поздравил его тем, что велел
составить счет, сколько затрачено им собственных денег из усердия к пользе общего дела, назначил ему богатую награду, обеспечивавшую его на всю жизнь; но советовал ему скорее удалиться в Саксонию, куда обещал дать ему рекомендательные
письма.
Причиною тому чудесные происшествия, случившиеся в семействе Зегевольд, и поспешность, с которою я извещаю вас о них: они перевернули весь дом вверх дном, вскружили мне голову до того, что я не в состоянии ныне классифировать порядочно ни одно растение, и так деспотически мною управляют, что я, не имея бумаги, принужден выдирать на
письмо к вам листы из флоры, которую
составил было во время моего путешествия от Гельмета до Дерпта.
Мне захотелось во что бы то ни стало достать и прочесть так называемые «Иудейские
письма к господину Вольтеру», давно разошедшееся русское издание, которое
составляет библиографическую редкость.