Неточные совпадения
— «Значит — не желаешь стрелять?» — «Никак нет!» — «Значит — становись на то же место!» Н-ну, пошел Олеша, встал рядом с расстрелянным, перекрестился. Тут — дело минутное: взвод — пли! Вот те и
Христос!
Христос солдату не защита, нет!
Солдат — человек беззаконный…
Тема случилась странная: Григорий поутру, забирая в лавке у купца Лукьянова товар, услышал от него об одном русском
солдате, что тот, где-то далеко на границе, у азиятов, попав к ним в плен и будучи принуждаем ими под страхом мучительной и немедленной смерти отказаться от христианства и перейти в ислам, не согласился изменить своей веры и принял муки, дал содрать с себя кожу и умер, славя и хваля
Христа, — о каковом подвиге и было напечатано как раз в полученной в тот день газете.
— А я насчет того-с, — заговорил вдруг громко и неожиданно Смердяков, — что если этого похвального
солдата подвиг был и очень велик-с, то никакого опять-таки, по-моему, не было бы греха и в том, если б и отказаться при этой случайности от
Христова примерно имени и от собственного крещения своего, чтобы спасти тем самым свою жизнь для добрых дел, коими в течение лет и искупить малодушие.
— Ради
Христа, отпусти живую душу на покаянье! — умолял он сторожа, тоже из отставных
солдат.
Солдаты медленно, неохотно расходятся по своим местам. Необыкновенно быстро, в каких-нибудь пять минут, казарма совсем стихает. Где-то среди нар слышится торопливый шепот молитвы: «Господи Сусе
Христе… Сыне божий, помилуй нас… Пресвятая троица, помилуй нас». Где-то звучно падают один за другим на асфальтовый пол сброшенные с ног сапоги. Кто-то кашляет глухо, с надсадой, по-овечьи… Жизнь сразу прекратилась.
Подошли мы к нему, видим: сидит старик под кедрой, рукой грудь зажимает, на глазах слезы. Поманил меня к себе. «Вели, говорит, ребятам могилу мне вырыть. Все одно вам сейчас плыть нельзя, надо ночи дождаться, а то как бы с остальными
солдатами в проливе не встретиться. Так уж похороните вы меня, ради
Христа».
— Эй, Кузьма, кособокая кикимора! — гремит
солдат, напрягая грудь. — Иди сюда, вот я раздену, оголю пакостную душу твою, покажу её людям! Приходит вам, дьяволы, последний час, кайтесь народу! Рассказывай, как ты прижимал людей, чтобы в Думу вора и приятеля твоего Мишку Маслова провести! Чёрной сотни воевода, эй, кажи сюда гнусную рожу, доноситель, старый сыщик, рассказывай нам, миру, почём
Христа продаёшь?
Я чуть не заплакал… Наконец два
солдата, кажется нашей роты, кинулись ко мне. Мы взяли Федорова, не перестававшего жалобно повторять: «унесите, голубчики,
Христа ради», — я за ноги, двое за плечи; тотчас же они опустили его на землю.
—
Христос с ним — пущай растет, — говаривали мужики поромовские, — в годы войдет, в
солдаты пойдет — плакать по нем будет некому.
Беглых
солдат и простых мужиков признают
христами, сквернословят, якобы сам господь Саваоф не один раз на землю сходил и воплощался в беглых
солдатах…
Второе то, что все лица как этой, так и всех других драм Шекспира живут, думают, говорят и поступают совершенно несоответственно времени и месту. Действие «Короля Лира» происходит за 800 лет до рождества
Христова, а между тем действующие лица находятся в условиях, возможных только в средние века: в драме действуют короли, герцоги, войска, и незаконные дети, и джентльмены, и придворные, и доктора, и фермеры, и офицеры, и
солдаты, и рыцари с забралами, и т. п.
Закончилась великая борьба
Христова воинства с «драконом». Ханжи-публицисты могли и теперь еще говорить о святом подвиге, взятом на себя Россией, —
солдаты качество этого подвига оценивали совсем иначе. Они облегченно говорили...
Но хлеба не хватало даже на больших станциях. Пекарни, распродав товар, закрывались одна за другою.
Солдаты рыскали по местечку и Христа-ради просили жителей продать им хлеба.
А тут лунный месяц из-за гребешков альпийских выплыл, снежинки перепархивают, будто белые мотыльки в синьке кипят. Одним словом, красота. Ветер на буйных крылах за гору перемахнул, над хребтом грохочет, в ущелье не достигает.
Солдат, значит, не подморозит. Перекрестил Суворов адъютантову голову — "Ступай спать,
Христос с тобой!"И пошел к себе в киргизский шатер, что всегда за им в обозе возили.
Проезжий. А есть люди и теперь, и молодые ребята, поодиночке, а стоят за божий закон, в
солдаты не идут: не могу, мол, по
Христову закону быть убийцей. Делайте, что хотите, а ружья в руки не возьму.
Так это было в первые четыре века христианства. При Константине же на знаменах римских легионов уже появился крест. А в четыреста шестнадцатом году был издан указ о том, чтобы не допускать в армию язычников. Все
солдаты стали христианами, то есть все христиане за самыми малыми исключениями отреклись от
Христа.