Неточные совпадения
Оккультически-сектантский тип потому с таким трудом принимает вселенски-церковное
сознание, что чувствует себя генералом в искусственно приподнятой атмосфере и не может совершить тот подвиг самоотречения, после которого из генерала превращается в солдата или простого
офицера в реальной жизни церкви.
Перед ним явилась рослая и статная женщина с красивым румяным лицом, с высокою, хорошо развитою грудью, с серыми глазами навыкате и с отличнейшей пепельной косой, которая тяжело опускалась на затылок, — женщина, которая, по-видимому, проникнута была
сознанием, что она-то и есть та самая «Прекрасная Елена», по которой суждено вздыхать господам
офицерам.
Впереди пятой роты шел, в черном сюртуке, в папахе и с шашкой через плечо, недавно перешедший из гвардии высокий красивый
офицер Бутлер, испытывая бодрое чувство радости жизни и вместе с тем опасности смерти и желания деятельности и
сознания причастности к огромному, управляемому одной волей целому.
Сказать, что все эти люди такие звери, что им свойственно и не больно делать такие дела, еще менее возможно. Стоит только поговорить с этими людьми, чтобы увидать, что все они, и помещик, и судья, и министр, и царь, и губернатор, и
офицеры, и солдаты не только в глубине души не одобряют такие дела, но страдают от
сознания своего участия в них, когда им напомнят о значении этого дела. Они только стараются не думать об этом.
Но мало того, что все люди, связанные государственным устройством, переносят друг на друга ответственность за совершаемые ими дела: крестьянин, взятый в солдаты, — на дворянина или купца, поступившего в
офицеры, а
офицер — на дворянина, занимающего место губернатора, а губернатор — на сына чиновника или дворянина, занимающею место министра, а министр — на члена царского дома, занимающего место царя, а царь опять на всех этих чиновников, дворян, купцов и крестьян; мало того, что люди этим путем избавляются от
сознания ответственности за совершаемые ими дела, они теряют нравственное
сознание своей ответственности еще и оттого, что, складываясь в государственное устройство, они так продолжительно, постоянно и напряженно уверяют себя и других в том, что все они не одинаковые люди, а люди, различающиеся между собою, «как звезда от звезды», что начинают искренно верить в это.
Салют окончен, и Захар Петрович, сияющий, довольный и вспотевший, полный
сознания, что салют был «прочувствованный», с аффектированной скромностью отходит от орудий на шканцы, словно артист с эстрады. Ему никто не аплодирует, но он видит по лицам капитана, старшего
офицера и всех понимающих дело, что и они почувствовали, каков был салют.
— Сосед по имению? — спросил Меридианов, пока не распознал спьяну мундира вопрошавшего, но вслед затем, осенясь
сознанием, посторонился и, дав
офицеру дорогу, молча указал ему на дверь рукой.
Капитан Петрович при слабом отблеске костра успел разглядеть горящие глаза Иоле, его воодушевленное лицо и молящую улыбку. Неизъяснимое чувство любви, жалости и
сознания своего братского долга захватили этого пожилого
офицера. Он понял, чего хотел Иоле, этот молодой орленок, горячий, смелый и отважный, достойный сын своего отца. Он понял, что юноша трепетал при одной мысли о возможности подобраться к неприятельскому судну и в отчаянном бою заставить замолчать австрийские пушки.
Если
офицеры, воодушевлённые любовью к родине, избрали своим девизом «победа или смерть» и этот девиз находили вытатуированным у них на теле, то солдаты лезут на эту смерть под наркозом, хотя и в них нельзя отрицать
сознания необходимости победить, чтобы не погибнуть.
Князь Андрей не помнил ничего дальше: он потерял
сознание от страшной боли, которую причинили ему укладывание на носилки, толчки во время движения и сондирование раны на перевязочном пункте. Он очнулся уже только в конце дня, когда его, соединив с другими русскими ранеными и пленными
офицерами, понесли в госпиталь. На этом передвижении он чувствовал себя несколько свежее и мог оглядываться и даже говорить.
Пишущий опять остановил руку, но Степан Иванович пощупал его за затылок, и тот сейчас же стал продолжать и написал до конца целый акт своего
сознания в невольной вине и потом в том, что «по опасению своему они решились было возвести свою вину на
офицеров, уповая, что тем, как людям войсковым, ничего не будет.