Неточные совпадения
Долли утешилась
совсем от горя, причиненного ей разговором с Алексеем Александровичем, когда она увидела эти две фигуры: Кити с мелком в руках и с улыбкой робкою и счастливою, глядящую вверх на Левина, и его красивую фигуру, нагнувшуюся над столом, с горящими глазами, устремленными то на стол, то на нее. Он вдруг просиял: он понял. Это значило: «тогда я не могла
иначе ответить».
— Ну, разумеется, — быстро прервала Долли, как будто она говорила то, что не раз думала, —
иначе бы это не было прощение. Если простить, то
совсем,
совсем. Ну, пойдем, я тебя проведу в твою комнату, — сказала она вставая, и по дороге Долли обняла Анну. — Милая моя, как я рада, что ты приехала. Мне легче, гораздо легче стало.
Можно было поправить рисунок сообразно с требованиями этой фигуры, можно и должно даже было
иначе расставить ноги,
совсем переменить положение левой руки, откинуть волосы.
— Вы черкешенок не знаете, — отвечал я, — это
совсем не то, что грузинки или закавказские татарки,
совсем не то. У них свои правила: они
иначе воспитаны. — Григорий Александрович улыбнулся и стал насвистывать марш.
Да, это так; это все так. Он, впрочем, это и прежде знал, и
совсем это не новый вопрос для него; и когда ночью решено было в воду кинуть, то решено было безо всякого колебания и возражения, а так, как будто так тому и следует быть, как будто
иначе и быть невозможно… Да, он это все знал и все помнил; да чуть ли это уже вчера не было так решено, в ту самую минуту, когда он над сундуком сидел и футляры из него таскал… А ведь так!..
Вы высказались там невольно: вы не эгоист, Илья Ильич, вы написали
совсем не для того, чтоб расстаться — этого вы не хотели, а потому, что боялись обмануть меня… это говорила честность,
иначе бы письмо оскорбило меня и я не заплакала бы — от гордости!
— А я-то! — задумчиво говорила она. — Я уж и забыла, как живут
иначе. Когда ты на той неделе надулся и не был два дня — помнишь, рассердился! — я вдруг переменилась, стала злая. Бранюсь с Катей, как ты с Захаром; вижу, как она потихоньку плачет, и мне вовсе не жаль ее. Не отвечаю ma tante, не слышу, что она говорит, ничего не делаю, никуда не хочу. А только ты пришел, вдруг
совсем другая стала. Кате подарила лиловое платье…
—
Иначе ведь самому надо ехать, — сказал Обломов, — мне бы, признаться, этого не хотелось. Я
совсем отвык ездить по дорогам, особенно зимой… никогда даже не езжал.
Вы удивительно успели постареть и подурнеть в эти девять лет, уж простите эту откровенность; впрочем, вам и тогда было уже лет тридцать семь, но я на вас даже загляделся: какие у вас были удивительные волосы, почти
совсем черные, с глянцевитым блеском, без малейшей сединки; усы и бакены ювелирской отделки —
иначе не умею выразиться; лицо матово-бледное, не такое болезненно бледное, как теперь, а вот как теперь у дочери вашей, Анны Андреевны, которую я имел честь давеча видеть; горящие и темные глаза и сверкающие зубы, особенно когда вы смеялись.
„Да, но куда ж в таком случае делись деньги, если их выбрал из пакета сам Федор Павлович, в его доме при обыске не нашли?“ Во-первых, в шкатулке у него часть денег нашли, а во-вторых, он мог вынуть их еще утром, даже еще накануне, распорядиться ими
иначе, выдать их, отослать, изменить, наконец, свою мысль, свой план действий в самом основании и при этом
совсем даже не найдя нужным докладываться об этом предварительно Смердякову?
Алеша безо всякой предумышленной хитрости начал прямо с этого делового замечания, а между тем взрослому и нельзя начинать
иначе, если надо войти прямо в доверенность ребенка и особенно целой группы детей. Надо именно начинать серьезно и деловито и так, чтобы было
совсем на равной ноге; Алеша понимал это инстинктом.
— Вероятно, не
совсем в этом, или говорили слова, да не верили друг другу, слыша друг от друга эти слова, а не верили конечно потому, что беспрестанно слышали по всяким другим предметам, а, может быть, и по этому самому предмету слова в другом духе;
иначе как же вы мучились бог знает сколько времени? и из — за чего?
Да оно и не могло быть
иначе, потому что отношения к нам родителей были
совсем неестественные.
Моя тема
совсем иная, и проблема искренности
иначе ставится в отношении к этой теме.
—
Иначе не можно… Раньше я думал, что она будет только приезжать учиться вместе с Дидей, но из этого ничего не выйдет. Конечно, мы сделаем это не вдруг: сначала Устенька будет приходить на уроки, потом будет оставаться погостить на несколько дней, а уж потом переедет
совсем.
Но хоть Евгений Павлович и давно уже обращался к нему не
иначе как с некоторою особенною усмешкой, но теперь, при ответе его, как-то очень серьезно посмотрел на него, точно
совсем не ожидал от него такого ответа.
Что же касается до меня, человека столетия девятнадцатого, то я, может быть, рассудил бы и
иначе, о чем вас и уведомляю, так что нечего вам на меня, господа, зубы скалить, а вам, генерал, уж и
совсем неприлично.
— Эге! Да вы таки
совсем не так просты, как вас рекомендуют! Теперь не время, а то бы я вам кое-что открыл про этого Ганечку и про надежды его. Под вас подкапываются, князь, безжалостно подкапываются и… даже жалко, что вы так спокойны. Но увы, — вы не можете
иначе!
Платов не
совсем доволен был тем, что туляки так много времени требуют и притом не говорят ясно: что такое именно они надеются устроить. Спрашивал он их так и
иначе и на все манеры с ними хитро по-донски заговаривал; но туляки ему в хитрости нимало не уступили, потому что имели они сразу же такой замысел, по которому не надеялись даже, чтобы и Платов им поверил, а хотели прямо свое смелое воображение исполнить, да тогда и отдать.
Эти стихи из нашей песни пришли мне на мысль, отправляя к тебе обратно мой портрет с надписью. Отпустить шутку случается и теперь — слава богу,
иначе нельзя бы так долго прожить на горизонте не
совсем светлом. Не помнишь ли ты всей песни этой? Я бы желал ее иметь.
— Да зачем же? Вы ведь с Бычковым давно знакомы: можете просто пригласить его, и только. К чему же тут все это путать? И то, что вы его приглашаете «только как порядочного человека»,
совсем лишнее. Неужто он так глуп, что истолкует ваше приглашение как-нибудь
иначе, а это письмо просто вас компрометирует своею…
— Напрасно вы брезгуете этим генералом, — сказала она. — Я знавала хуже эфиопов. У меня был один Гость настоящий болван. Он меня не мог любить
иначе…
иначе… ну, скажем просто, он меня колол иголками в грудь… А в Вильно ко мне ходил ксендз. Он одевал меня во все белое, заставлял пудриться, укладывал в постель. Зажигал около меня три свечки. И тогда, когда я казалась ему
совсем мертвой, он кидался на меня.
Вот уже видны издали мутно-зеленые пятна — там, за Стеною. Затем легкое, невольное замирание сердца — вниз, вниз, вниз, как с крутой горы, — и мы у Древнего Дома. Все это странное, хрупкое, слепое сооружение одето кругом в стеклянную скорлупу:
иначе оно, конечно, давно бы уже рухнуло. У стеклянной двери — старуха, вся сморщенная, и особенно рот: одни складки, сборки, губы уже ушли внутрь, рот как-то зарос — и было
совсем невероятно, чтобы она заговорила. И все же заговорила.
Несомненно, что в том кафе, при котором он состоит, в качестве всегда готового к услугам посетителей бильярдного партнера (за это он ежедневно получает от буфета одну котлету и две рюмки gorki), его зовут не
иначе, как «general»; но почему-то мне показалось, что, по совести, он
совсем не генерал, а прохвост.
— Не то
совсем: сочувствуйте тому, что свойственно вашему женскому сердцу; ищите того, что под лад ему,
иначе может случиться страшный разлад… и в голове, и в сердце. — Тут он покачал головой, намекая на то, что он сам — жертва этого разлада.
— Я про себя скажу. Вся моя жизнь сложилась так, а не
иначе, не от среды, а
совсем от другого.
— Pierre, ты бы мог со мной выражаться
иначе, не правда ли, друг мой? —
совсем даже тихо промолвил Степан Трофимович.
— Вы ошибаетесь!.. Это не предрассудок! Тогда какое же это будет дворянское сословие, когда в него может поступить каждый, кто получит крест, а кресты стали давать нынче за деньги… Признаюсь, я не понимаю правительства, которое так поступает!..
Иначе уж лучше
совсем уничтожить дворянское сословие, а то где же тут будет какая-нибудь преемственность крови?.. Что же касается до вашего жертвователя, то я не знаю, как на это взглянет дворянство, но сам я лично положу ему налево.
В Перми, когда их сводили на берег, я пробирался по сходням баржи; мимо меня шли десятки серых человечков, гулко топая ногами, звякая кольцами кандалов, согнувшись под тяжестью котомок; шли женщины и мужчины, старые и молодые, красивые и уродливые, но
совсем такие же, как все люди, только
иначе одетые и обезображенные бритьем.
1-го января 1857 года.
Совсем не узнаю себя. Семь лет и строки сюда не вписал. Житие мое странное, зане житие мое стало сытое и привольное. Перечитывал все со дня преподобия своего здесь написанное. Достойно замечания, сколь я стал
иначе ко всему относиться за сии годы. Сам не воюю, никого не беспокою и себе никакого беспокойства не вижу. „Укатали сивку крутые горки“, и против рожна прати более не охота.
— Как же
иначе? — ответила девушка
совсем тихо.
— Маменька, маменька, — говорила полушепотом Вава с каким-то отчаянием во взгляде, — что же мне делать, я не могу
иначе; да рассудите сами, я не знаю
совсем этого человека, да и он, может быть, на меня не обратит вовсе никакого внимания. Не броситься же мне к нему на шею.
Проповеди о посте или о молитве говорить они уже не могут, а всё выйдут к аналою, да экспромту о лягушке: «как, говорят, ныне некие глаголемые анатомы в светских книгах о душе лжесвидетельствуют по рассечению лягушки», или «сколь дерзновенно, говорят, ныне некие лжеанатомы по усеченному и электрическою искрою припаленному кошачьему хвосту полагают о жизни»… а прихожане этим смущались, что в церкви, говорят, сказывает он негожие речи про припаленный кошкин хвост и лягушку; и дошло это вскоре до благочинного; и отцу Ивану экспромту теперь говорить запрещено
иначе как по тетрадке, с пропуском благочинного; а они что ни начнут сочинять, — всё опять мимоволыю или от лягушки, или — что уже
совсем не идуще — от кошкина хвоста пишут и, главное, всё понапрасну, потому что говорить им этого ничего никогда не позволят.
На любовь я прежде всего смотрю как на потребность моего организма, низменную и враждебную моему духу; ее нужно удовлетворять с рассуждением или же
совсем отказаться от нее,
иначе она внесет в твою жизнь такие же нечистые элементы, как она сама.
С этого дня Фома заметил, что команда относится к нему как-то
иначе, чем относилась раньше: одни стали еще более угодливы и ласковы, другие не хотели говорить с ним, а если и говорили, то сердито и
совсем не забавно, как раньше бывало.
Его отыскивали в трактирах, расспрашивали его о том, как и что нужно делать; он говорил им, порой
совсем не понимая, так это нужно делать или
иначе, замечал их скрытое пренебрежение к нему и почти всегда видел, что они делают дело не так, как он приказал, а
иначе и лучше.
Рассуждая, почему и отчего под маскою говорится
совсем не так, как без маски, они сами незаметно заговорили
иначе, чем говаривали вне маскарада.
— Да, ее все так зовут. Необыкновенно интересное лицо; она ни с кем не знакома, но ее все русские знают и никто ее
иначе не называет, как une tete d'or. Мой брат познакомился где-то с Долинским, и он бывал у нас, а сестра ваша, кажется,
совсем дикарка.
Сама же госпожа Жиглинская, тоже замечавшая, что князь не
совсем охотно с ней встречается и разговаривает, объясняла это совершенно
иначе: она полагала, что князь, приволакиваясь за дочкой, просто ее притрухивает.
— А ты не волнуйся, — засмеялся зоолог. — Можешь быть покоен, дуэль ничем не кончится. Лаевский великодушно в воздух выстрелит, он
иначе не может, а я, должно быть, и
совсем стрелять не буду. Попадать под суд из-за Лаевского, терять время — не стоит игра свеч. Кстати, какая ответственность полагается за дуэль?
— Художник-с, — начал Фридрих Фридрихович, не отвечая Истомину и касаясь теперь руки солидного гостя, —
совсем особое дело. Художник, поэт, литератор, музыкант — это
совсем не фамилийные люди. Это
совсем,
совсем не фамилийные люди! Им нужно… это… впечатление, а не то, что нам с вами. У нас с вами, батюшка мой, что жена-то? копилка, копилка. Ну, а их одна вдохновляет так, другая —
иначе, их дело такое, а не то что по-нашему: сидеть да женины ноги греть. Это
совсем не то, что мы с вами: им жен не нужно.
Яков не мог представить, что будет, если рассказать о Носкове Мирону; но, разумеется, брат начнёт подробно допрашивать его, как судья, в чём-то обвинит и, наверное, так или
иначе, высмеет. Если Носков шпион — это, вероятно, известно Мирону. И, наконец, всё-таки не
совсем ясно — кто ошибся: Носков или он, Яков? Носков сказал...
Наутро я позвал кельнера и объявил, чтобы счет мне писали особенно. Номер мой был не так еще дорог, чтоб очень пугаться и
совсем выехать из отеля. У меня было шестнадцать фридрихсдоров, а там… там, может быть, богатство! Странное дело, я еще не выиграл, но поступаю, чувствую и мыслю, как богач, и не могу представлять себя
иначе.
С Мартыном Петровичем
иначе поступать невозможно:
совсем он в младенчество впал.
Ехать надо было сто верст, и не
иначе, как в простой тележке, потому что в каком другом экипаже проехать
совсем было невозможно.
— Вы вот говорите-с, что вот я решился быть счастливым? Мне надо жениться, Алексей Иванович, — конфиденциально и почти трогательно продолжал Павел Павлович, —
иначе что же из меня выйдет? Сами видите-с! — указал он на бутылку. — А это лишь одна сотая качеств-с. Я
совсем не могу без женитьбы-с и — без новой веры-с; уверую и воскресну-с.
Иначе романс не только
совсем бы не удался, но мог даже показаться безобразным и чуть ли не каким-то бесстыдным: невозможно было бы выказать такую силу напряжения страстного чувства, не возбудив отвращения, а правда и простодушие спасали все.
Эта благотворительная подписка повторялась несколько раз, но Злобин был рад угодить генеральше за ее хлопоты хоть этим. А результаты генеральского неблаговоления уже давали себя чувствовать; по крайней мере самому Тарасу Ермилычу казалось, что все смотрят на него уже
иначе, чем раньше, и что на первый раз горноправленский секретарь Угрюмов
совсем перестал бывать в злобинском доме, как корабельная крыса, почуявшая течь.
Мне было грустно. Мой спутник томился и нервничал. Возок наш то и дело кидало с боку на бок, и уже не раз он опрокидывался
совсем. При этом, к великой досаде Михайла Ивановича, случалось все как-то так, что валились мы неизменно в его сторону. Это было естественно, но все же причиняло ему большое неудовольствие. Однако случись
иначе, мне грозила бы серьезная опасность, тем более что в таких случаях он, с своей стороны, не делал ни малейших усилий. Только крякнет, бывало, и деловито обращается к ямщику...
— Видишь ли, и я видел и пьяных, и лошадей, и девиц, конечно, только — это особая жизнь,
иначе окрашена она! Не умею я объяснить… Ну, вот, скажем, девицы — эту зовут Марья, а ту Дарья, Олёна… А на картине она без имени, на всех похожа, и жизнь её как будто оголена пред тобой —
совсем пустая жизнь, скучная, как дорога без поворотов, и прямо на смерть направлена. Трудно это объяснить…