Неточные совпадения
Перехватов, как и Янсутский, со вдовства
Домны Осиповны начал сильно желать, чтобы она, сверх сердца, отдала ему и руку свою; но у
Домны Осиповны по этому поводу зародились свои
собственные соображения: как владетельнице огромного состояния, ей стала казаться партия с ним слишком низменною; Перехватов все-таки был выскочка!..
Когда
Домна Осиповна возвращалась к Бегушеву, странная мысль мелькнула у нее в голове: что каким образом она возвратит от него сейчас только отданную ею из
собственных денег десятирублевую бумажку? Бегушев, впрочем, сам заговорил об этом...
В одном только можно было упрекнуть
Домну, именно в излишнем пристрастии, которое уже чересчур ясно обнаружила она к
собственным своим детям.
Страх, в котором держала скотница свою питомицу, часто даже исчезал в ребенке от избытка горя. Так случалось почти всякий раз, когда
Домна, смягчившись после взрыва необузданной ярости, начинала ласкать и нежить
собственных детей своих. Громко раздавались тогда за печуркою рыдания и всхлипывания одинокой, заброшенной девочки…
Я понимал, что
Домна Платоновна не преследовала этого дела в виде промысла, а принимала по-питерски, как какой-то неотразимый закон, что женщине нельзя выпутаться из беды иначе, как на счет своего
собственного падения. Но все-таки, что же ты такое,
Домна Платоновна? Кто тебя всему этому вразумил и на этот путь поставил? Но
Домна Платоновна, при всей своей словоохотливости, терпеть не могла касаться своего прошлого.
Но, несмотря на все свое досужество и связи,
Домна Платоновна, однако, не озолотилась и не осеребрилась. Жила она в достатке, одевалась, по
собственному ее выражению, «повбжно» и в куске себе не отказывала, но денег все-таки не имела, потому что, во-первых, очень она зарывалась своей завистностью к хлопотам и часто ее добрые люди обманывали, а потом и с самыми деньгами у нее выходили какие-то мудреные оказии.
Лет
Домне Платоновне, по ее
собственному показанию, все вертелось около сорока пяти, но по свежему ее и бодрому виду ей никак нельзя было дать более сорока.
Я тоже был у
Домны Платоновны два или три раза в ее квартире у Знаменья и видел ту каморочку, в которой укрывалась до своего акта отречения Леканида Петровна, видел ту кондитерскую, в которой
Домна Платоновна брала песочное пирожное, чтобы подкормить ее и утешить; видел, наконец, двух свежепривозных молодых «дамок», которые прибыли искать в Петербурге счастья и попали к
Домне Платоновне «на Леканидкино место»; но никогда мне не удавалось выведать у
Домны Платоновны, какими путями шла она и дошла до своего нынешнего положения и до своих оригинальных убеждений насчет
собственной абсолютной правоты и всеобщего стремления ко всякому обману.
Хотелось знать, какова была та благословенная купеческая семья на Зуше, в которой (то есть в семье) выросла этакая круглая
Домна Платоновна, у которой и молитва, и пост, и
собственное целомудрие, которым она хвалилась, и жалость к людям сходились вместе с сватовскою ложью, артистическою наклонностью к устройству коротеньких браков не любви ради, а ради интереса, и т. п.
А знакомство у
Домны Платоновны было самое обширное, по
собственному ее выражению даже «необъятное» и притом самое разнокалиберное.