Неточные совпадения
Потом ему представлялась несчастная, разбитая Полинька с ее разбитым голосом и мягкими руками; потом ее медно-красный муж с циничными, дерзкими
манерами и жестокостью; потом свой
собственный ребенок и, наконец, жена.
Но в самой
манере того и другого относиться к
собственным принципам замечается очень резкая разница.
Даже явно неправдоподобные рассказы его о чудодейственной силе скапливаемых гривенников и пятаков не казались особенно неприятными, потому что в самой
манере рассказывания уже слышалось его
собственное ироническое отношение к предмету рассказов.
Никто, собственно, не говорил, что нельзя самому понять, что хорошо, что дурно, но у Ивана Васильевича была такая
манера отвечать на свои
собственные, возникающие вследствие разговора мысли и по случаю этих мыслей рассказывать эпизоды из своей жизни.
Любонька целой жизнию, как сама высказала, не могла привыкнуть к грубому тону Алексея Абрамовича; само собою разумеется, что его выходки действовали еще сильнее в присутствии постороннего; ее пылающие щеки и
собственное волнение не помешали, однако ж, ей разглядеть, что патриархальные
манеры действуют точно так же и на Круциферского; спустя долгое время и он, в свою очередь, заметил то же самое; тогда между ними устроилось тайное пониманье друг друга; оно устроилось прежде, нежели они поменялись двумя-тремя фразами.
В ее
манерах сказывалось своеобразное изящество и какая-то особенная свобода, которая дается
собственным сознанием и внешним признанием полезной общественной деятельности.
Кунин теперь почти ненавидел отца Якова. Этот человек, его жалкая, карикатурная фигура, в длинной, помятой ризе, его бабье лицо,
манера служить, образ жизни и канцелярская, застенчивая почтительность оскорбляли тот небольшой кусочек религиозного чувства, который оставался еще в груди Кунина и тихо теплился наряду с другими нянюшкиными сказками. А холодность и невнимание, с которыми он встретил искреннее, горячее участие Кунина в его же
собственном деле, было трудно вынести самолюбию…
Мало того: хотя лишенный таким образом
собственного своего воображения, господин Прохарчин фигурою своей и
манерами не мог, например, никого поразить с особенно выгодной для себя точки зрения (к чему любят придраться насмешники), но и фигура сошла ему с рук, как будто ни в чем не бывало, причем Марк Иванович, будучи умным человеком, принял формально защиту Семена Ивановича и объявил довольно удачно и в прекрасном, цветистом слоге, что Прохарчин человек пожилой и солидный и уже давным-давно оставил за собой свою пору элегий.
Он
собственными, природными силами на
манер самоучки справляется с широкой мыслью, и не проходит месяца, как уж обладатель мозга из одного картофеля готовит сотню вкусных блюд и мнит себя мыслителем…
Перед ним неизменно, в течение нескольких недель, стоял образец настоящего душевнобольного, тихого, способного выздороветь. Он не говорил и не делал ничего дикого или смешного; но чем больше изучал его Теркин, тем отчетливее выделялись перед ним мины, звуки, взгляды, движения, каких «не сочинишь» по
собственному произволу. Он мог усвоить их себе. Все это ему пригодится. Но его не оставляла боязнь — вместе с игрой лица и
манерой держать себя и самому не впадать в психопатию.
Тогда, то есть в первую половину 60-х годов, он представлял из себя молодого барича благообразной наружности и внешнего изящества, с
манерами и тоном благовоспитанного рантье. Он и был им, жил при матери в
собственном доме (в Почтамтской), где я у него и бывал и где впервые нашел у него молодого морского мичмана, его родственника (это был Станюкович), вряд ли даже где числился на службе, усердно посещал театры и переделывал французские пьесы.
Помню, как однажды на «Среде» он жестоко раскатал Серафимовича за отсутствие
собственного стиля и за подражание вычурной
манере Сергеева-Ценского тогдашнего периода.