Неточные совпадения
На другой стене висели ландкарты, все почти изорванные, но искусно подклеенные рукою Карла Иваныча. На третьей стене, в середине которой была дверь вниз, с одной стороны висели две линейки: одна — изрезанная, наша, другая — новенькая,
собственная, употребляемая им более для поощрения, чем для линевания; с другой — черная доска, на которой
кружками отмечались наши большие проступки и крестиками — маленькие. Налево от доски был угол, в который нас ставили на колени.
Он не вмешивался никогда не в свои дела, никому ни в чем не навязывался, был скромен, не старался выставить себя и не претендовал на право даже
собственных, неотъемлемых заслуг, а оказывал их молча и много — и своими познаниями, и нравственным влиянием на весь
кружок плавателей, не поучениями и проповедями, на которые не был щедр, а просто примером ровного, покойного характера и кроткой, почти младенческой души.
Оккультические
кружки, оторванные от правды Вселенской Церкви, не служащие исторической судьбе народов, варящиеся в
собственном соку, мельчают и вырождаются.
Сначала неопределенность
собственного положения, потом хлопотливая суета и ожидания, вытекавшие из временной политической возбужденности
кружка, удаляли Розанова от этих размышлений; но теперь, с возвращением в самого себя, он крепко задумывался.
Она
собственною силою завоевала себе этот
кружок людей, со всею энергией правды и молодости отдавших себя [на служение] правому делу, чтоб [при первой возможности] честно и правдиво послужить ему.
Он исподволь подходил то к тому, то к другому, то к третьему
кружку, прислушивался, перемолвливался с тем или другим из членов, и каждой партийке успевал всучить свое
собственное мнение, навести на желанную ему личность, подшепнуть ту или другую фамилию — и, благодаря только этой уловке, выборы наконец совершились.
— И этот fatum является в лице того же «
кружка», того же тайного комитета «святой справы», этот, вершащий все и вся Deux ex machina есть его же
собственное личное сопричастие к делу, к «организации».
Метеор известен был в свете под именем графа Слопчицького, а в польском
кружке его титуловали просто графом Тадеушем, то есть звали одним только именем, ибо метеор был настолько популярен, что достаточно было сказать «наш грабя Тадеуш» — и все уже хорошо знали, о ком идет речь, и притом же совокупление титула с одним только
собственным именем, без фамилии выражает по-польски и почтение, и дружелюбность, и даже право на некоторую знаменитость: дескать, все должны знать, кто такой граф Тадеуш: как, например, достаточно сказать: князь Адам, или граф Андрей — и уже каждый, в некотором роде, обязан знать, что дело идет о князе Чарторыйском и о графе Замойском.
В литературных и светских
кружках Петербурга давно ходили толки о том, что автор «Обрыва» заподозрил своего ближайшего сверстника Тургенева в похищении у него замысла лица Базарова, так как его
собственный нигилист был им задуман давно, раньше появления «Отцов и детей».
И тут же вдруг вспомнил он фамилию того молодого купца, в светлом пальто, что прокатил вниз по Тверской. Он — богатейший мануфактурист; но у него страсть к любительству. С ним они познакомились в одном
кружке. Он — комик; и спит, и видит, как бы ему завести
собственный театр.
Его сердце так стройно сжилось с ними, ему так отрадно было в их
кружке, как будто для него не существовало другого мира, кроме того, который заключался в этом
кружке и
собственном его семействе.