Давая это показание по долгу евангельскому, он как бы желал
снять с себя вину и даже отстранить подозрение в том, что не позволил ли он сам попу на него «садиться», когда и он тоже был в «священном одеянии», и для того тщательно пояснил, что «поп Кирилл учинил то внезапу», и с неотстранимою ловкостью, а именно: он вскочил и сел на него, дьякона, во время поклона, который тот сделал истово перед святым престолом.
Неточные совпадения
Одно привычное чувство влекло его к тому, чтобы
снять с себя и на нее перенести
вину; другое чувство, более сильное, влекло к тому, чтобы скорее, как можно скорее, не давая увеличиться происшедшему разрыву, загладить его.
Вином от нее не пахло, только духами. Ее восторг напомнил Климу ожесточение,
с которым он думал о ней и о
себе на концерте. Восторг ее был неприятен. А она пересела на колени к нему,
сняла очки и, бросив их на стол, заглянула в глаза.
— Извините, господа, я разденусь, — сказал Лихонин и,
сняв с себя пиджак, набросил его на плечи проститутке. — Тамара, дай ей шоколада и
вина.
— Изволь, — говорит, — любезный, изволь: я тебе это за твое угощение сделаю;
сниму и на
себя возьму, — и
с этим крикнул опять
вина и две рюмки.
Он сел,
снял китель, жилет и штаны стоптал
с себя кое-как, но сапог долго не мог стащить, брюхо мягкое мешало. Кое-как стащил один, другой бился, бился, запыхался и устал. И так
с ногой в голенище повалился и захрапел, наполняя всю комнату запахом табаку,
вина и грязной старости.
Не прошло полчаса, выходит Безрукой
с заседателем на крыльцо, в своей одежде, как есть на волю выправился, веселый. И заседатель тоже смеется. «Вот ведь, думаю, привели человека
с каким отягчением, а между прочим,
вины за ним не имеется». Жалко мне, признаться, стало — тоска. Вот, мол, опять один останусь. Только огляделся он по двору, увидел меня и манит к
себе пальцем. Подошел я,
снял шапку, поклонился начальству, а Безрукой-то и говорит...
Он
снял с нее шубу и калоши и в это время ощутил запах белого
вина, того самого, которым она любила запивать устриц (несмотря на свою воздушность, она очень много ела и много пила). Она пошла к
себе и немного погодя вернулась переодетая, напудренная,
с заплаканными глазами, села и вся ушла в свой легкий
с кружевами капот, и в массе розовых волн муж различал только ее распущенные волосы и маленькую ножку в туфле.
«Не будет же Егор молчать, что оставил ружье здесь, и не даст сослать
себя в каторгу без
вины! Я, впрочем, успею письменным признанием
снять с него это обвинение, а теперь… мне хочется еще пожить…»
Но едва молодая вдова
сняла с себя платье, как в мертвой тишине ночи ей опять показалось, что как будто кто-то стукнул рюмкой у шкафика, в котором покойный муж всегда держал под ключом
вино и настойку. Платонида Андревна, стянув
с себя половину чулка, подождала и, не услыхав более ни одного звука, подумала: верно, это возятся мыши.