Неточные совпадения
Левин стал на ноги,
снял пальто и, разбежавшись по шершавому у домика льду, выбежал на гладкий лед и покатился без усилия, как будто одною своею
волей убыстряя, укорачивая и направляя бег. Он приблизился к ней с робостью, но опять ее улыбка успокоила его.
Я узнал только, что он некогда был кучером у старой бездетной барыни, бежал со вверенной ему тройкой лошадей, пропадал целый год и, должно быть, убедившись на деле в невыгодах и бедствиях бродячей жизни, вернулся сам, но уже хромой, бросился в ноги своей госпоже и, в течение нескольких лет примерным поведеньем загладив свое преступленье, понемногу вошел к ней в милость, заслужил, наконец, ее полную доверенность, попал в приказчики, а по смерти барыни, неизвестно каким образом, оказался отпущенным на
волю, приписался в мещане, начал
снимать у соседей бакши, разбогател и живет теперь припеваючи.
Через несколько минут на биваке закипела та веселая и спешная работа, которая знакома всякому, кому приходилось подолгу бывать в тайге и вести страннический образ жизни. Развьюченные лошади были пущены на
волю. Как только с них
сняли седла, они сперва повалялись на земле, потом, отряхнувшись, пошли на поляну кормиться.
— И пускай. Пускай как хотят тиранят, пускай хоть кожу с живой
снимут — я
воли своей не отдам!
— И то я их жалею, про себя жалею. И Емельян-то уж в годах. Сам не маленький… Ну, вижу, помутился он, тоскует… Ну, я ему раз и говорю: «Емельян, когда я помру, делай, как хочешь. Я с тебя
воли не
снимаю». Так и сказал. А при себе не могу дозволить.
Дюрталь-Гюисманс жаждет
снять с себя бремя свободы, отречься от своей
воли, отдаться водительству.
— Готов не токмя что своим господам исполнять их барскую
волю, — продолжал Евсей, — хоть умереть сейчас! Я образ
сниму со стены…
Михеич слез с своей Галки, стреножил ее путами,
снял узду и пустил лошадку на
волю божию.
— Первое — не женись рано! — поучает он меня. — Женитьба — это, брат, дело громаднейшей важности! Жить можно где хочешь и как хочешь, — твоя
воля! Живи в Персии — магометашкой, в Москве — городовым, горюй, воруй, — все можно поправить! А жена — это, брат, как погода, ее не поправишь… нет! Это, брат, не сапог —
снял да бросил…
3-госентября. Я сделал значительную ошибку: нет, совсем этой неосторожности не конец. Из консистории получен запрос: действительно ли я говорил импровизацией проповедь с указанием на живое лицо? Ах, сколь у нас везде всего живого боятся! Что ж, я так и отвечал, что говорил именно вот как и вот что. Думаю, не повесят же меня за это и головы не
снимут, а между тем против
воли смутно и спокойствие улетело.
Мой бедный конь!.. что делать?
снять узду
Да отстегнуть подпругу. Пусть на
волеИздохнет он.
— Послушай, друг мой! — сказал я, — обстоятельства привели тебя в лагерь пенкоснимателей — это очень прискорбно, но делать нечего, от судьбы, видно, не уйдешь. Но зачем ты непременно хочешь быть разбойником?
Снимал бы себе да
снимал пенки в тиши уединения — никто бы и не подумал препятствовать тебе! Но ты хочешь во что бы то ни стало отнимать жизнь!!
Воля твоя, а это несправедливо.
Круглова.
Воли я с тебя не
снимаю.
Бывало, на плацу перед конюшней, давши пошалить Камраду на выводке, мы окончательно
снимали с него недоуздок и пускали на
волю. Видя его своевольные и высокие прыжки, можно было ожидать, что он, заносчиво налетев на какую-либо преграду, изувечится; но достаточно было крикнуть: «в свое», чтобы он тотчас же приостановился и со всех ног бросился в стойло.
Вы кричите мне (если только еще удостоите меня вашим криком), что ведь тут никто с меня
воли не
снимает; что тут только и хлопочут как-нибудь так устроить, чтоб
воля моя сама, своей собственной
волей, совпадала с моими нормальными интересами, с законами природы и с арифметикой.
«
Сняли, говорит, Серапиен Михалыч, с меня мою
волю…»
Аким. Что ж, я, тае,
воли с малого не
снимал, только бы не тае. Хотелось было, значит, тае…
Доброй
волиЯ не
снимаю с вас. Сбирайте с Богом!
Не прошло полчаса, выходит Безрукой с заседателем на крыльцо, в своей одежде, как есть на
волю выправился, веселый. И заседатель тоже смеется. «Вот ведь, думаю, привели человека с каким отягчением, а между прочим, вины за ним не имеется». Жалко мне, признаться, стало — тоска. Вот, мол, опять один останусь. Только огляделся он по двору, увидел меня и манит к себе пальцем. Подошел я,
снял шапку, поклонился начальству, а Безрукой-то и говорит...
Герой мой Сашка тихо развязал
Свой галстук… «Сашка» — старое названье!
Но «Сашка» тот печати не видал
И недозревший он угас в изгнанье.
Мой Сашка меж друзей своих не знал
Другого имя, — дурно ль, хорошо ли,
Разуверять друзей не в нашей
воле.
Он галстук
снял, рассеянно перстом
Провел по лбу, поморщился, потом
Спросил: «Где Тирза?» — «Дома». — «Что ж не видно
Ее?» — «Уснула». — «Как ей спать не стыдно...
Навстречу отряду тянулся бесконечный крестьянский обоз. При приближении солдат хохлы медленно, один за другим, сворачивали своих громадных, серых, круторогих, ленивых
волов с дороги и
снимали шапки. Все они, как один, были босиком, в широчайших холщовых штанах, в холщовых же рубахах. Из расстегнутых воротов рубах выглядывали обнаженные шеи, темно-бронзовые от загара и покрытые бесчисленными мелкими морщинами.
Факт налицо: отчего же и не поверить такому объяснению, тем более что оно усыпляет инстинктивное беспокойство [барышни на этот счет,
снимает с нее нравственную ответственность и льстит ее тщеславию,] поднимает Зиночку на степень существа высшего, по праву могущего распоряжаться
волею и личностью других людей!..
— Давеча ты говорила, что Марко Данилыч
воли с тебя не
снимает… Заходили разве у вас речи про женихов и замужество?
— Про этого врага у меня и помышленья нет, Максимыч, — плаксиво отвечала Аксинья Захаровна. — Себя сгубил, непутный, да и с меня головоньку
снимает, из-за него только попреки одни… Век бы его не видела!.. Твоя же
воля была оставить Микешку. Хоть он и брат родной мне, да я бы рада была радешенька на сосне его видеть… Не он навязался на шею мне, ты, батько, сам его навязал… Пущай околел бы его где-нибудь под кабаком, ох бы не молвила… А еще попрекаешь!
Опять же надо прежде Настасью спросить, ведь не мне жить с Михайло Данилычем, а ей: с дочерей я
воли не
снимаю, хочет — иди с Богом, а не хочет — неволить не стану.
Батюшка-родитель
воли с меня не
снимает.
— Ну, вот видишь ли, матушка, — начала Виринея. — Хворала ведь она, на
волю не выходила, мы ее, почитай, недели с три и в глаза не видывали, какая есть Марья Гавриловна. А на другой день после твоего отъезда оздоровела она, матушка, все болести как рукой
сняло, веселая такая стала да проворная, ходит, а сама попрыгивает: песни мирские даже пела. Вот грех-то какой!..
Я
воли с нее не
снимаю, у девки свой разум в голове, — сама должна о судьбе своей рассудить.
А в толпе все рос и крепчал гул да говор… волнение снова начиналось, и все больше, все сильнее. Увещания священника, исправника и предводителя не увенчались ни малейшим успехом, и они возвратились с донесением, что мужики за бунтовщиков себя не признают, зачинщиков между собою не находят и упорно стоят на своем, чтобы
сняли с них барщину и прочли настоящую
волю, и что до тех пор они не поверят в миссию генерала, пока тот не объявит им самолично эту «заправскую
волю за золотою строчкою».
Отцу, он хоть и любит ее и хоть не раз говорил, что в сердечных делах
воли с нее не
снимает, стыдится, однако, признаться, робеет, смелость теряет.
— Что ж? — покачав печально головою, сказала Манефа. — Не раз я тебе говорила втайне —
воли с тебя не
снимаю… Втайне!.. Нет, не то я хотела сказать — из любви к тебе, какой и понять ты не можешь, буду, пожалуй, и на разлуку согласна… Иди… Но тогда уж нам с тобой в здешнем мире не видеться…
И хоша мне ваших речей не домыслить, а все-таки я с Дунюшки
волю не
снимаю — за кого хочет, за того и выходи.
То смущало свахонек, то странным и чудным казалось им, что Доронины, и муж и жена, им сказывали, что
воли с дочерей они не
снимают, за кого хотят, за того пускай и выходят, а их родительское дело благословить да свадьбу сыграть.
Белый с двумя пышными кисточками за отличное поведение шнурок точно терновый венец колол мою голову. Я бы охотно
сняла его, признавая княжну более достойной носить этот знак отличия, но последняя серьезно запретила мне
снимать шнурок, и я волей-неволей должна была подчиниться.
Начнет этакий старик поучения читать: вот, дескать, была у нас в Торжке девушка, и вселились в нее черти; отвезли ее к какой-то там святой бабушке, продержали год, — как рукой
сняло; вышла на
волю, поела скоромного пирожка, и опять в нее черти вселились…
Новгород и Псков, не ломавшие ни перед кем шапки,
сняли ее перед ним, да еще принесли в ней свою
волю и золото; иго ханское свержено и переброшено за рубеж земли русской...
— Дал мне травку, пошептал над ней и велел мне бросить через голову. Поверишь ли, свет мой, словно рукой
сняло: груди стало легко, на сердце весело. Тут взглянул на меня басурман, так и потянул к себе очами. Но я взмолилась ему отпустить душу на
волю, и он сжалился, отпустил. С той поры опять начала знать, что день, что ночь, видение пропало, летаю себе вольною пташкой, щекочу песенки с утра до вечера и тоске-кручине смеюсь за глаза.
Не
снимаю с тебя
воли, делай как знаешь, только я желаю знать: когда же это ты будешь мне свой голос природы обнаруживать, потому что я себя теперь в твоем доме уже очень хорошо почувствовал и после полуночи, холодком, хочу выехать.
Кутузов испуганно-открытыми глазами посмотрел на князя Андрея, потом
снял фуражку и перекрестился: «Царство ему небесное! Да будет
воля Божия над всеми нами!» Он тяжело, всею грудью вздохнул и помолчал. «Я его любил и уважал и сочувствую тебе всею душой». Он обнял князя Андрея, прижал его к своей жирной груди и долго не отпускал от себя. Когда он отпустил его, князь Андрей увидал, что расплывшие губы Кутузова дрожали, и на глазах были слезы. Он вздохнул и взялся обеими руками за лавку, чтобы встать.