Неточные совпадения
— Полно, Наумыч, — сказал он ему. — Тебе бы все душить да резать. Что ты за богатырь? Поглядеть, так в чем душа держится. Сам в
могилу смотришь, а других губишь. Разве мало крови
на твоей совести?
Впечатление огненной печи еще усиливалось, если
смотреть сверху, с балкона: пред ослепленными глазами открывалась продолговатая, в форме
могилы, яма, а
на дне ее и по бокам в ложах, освещенные пылающей игрой огня, краснели, жарились лысины мужчин, таяли, как масло, голые спины, плечи женщин, трещали ладони, аплодируя ярко освещенным и еще более голым певицам.
Часа через полтора
могила была готова. Рабочие подошли к Дерсу и сняли с него рогожку. Прорвавшийся сквозь густую хвою солнечный луч упал
на землю и озарил лицо покойного. Оно почти не изменилось. Раскрытые глаза
смотрели в небо; выражение их было такое, как будто Дерсу что-то забыл и теперь силился вспомнить. Рабочие перенесли его в
могилу и стали засыпать землею.
В это время прилетел поползень. Он сел
на куст около
могилы, доверчиво
посмотрел на меня и защебетал.
Так и до сих пор стоит мифологическая богиня, грациозно приподняв одну ножку, над
могилой Тихона Ивановича и с истинно помпадурской ужимкой
посматривает на разгуливающих вокруг нее телят и овец, этих неизменных посетителей наших сельских кладбищ.
Райнеру видится его дед, стоящий у столба над выкопанной
могилой. «
Смотри, там Рютли», — говорит он ребенку, заслоняя с одной стороны его детские глаза. «Я не люблю много слов. Пусть Вильгельм будет похож сам
на себя», — звучит ему отцовский голос. «Что я сделаю, чтоб походить самому
на себя? — спрашивает сонный юноша. — Они сделали уже все, что им нужно было сделать для этих гор».
Тишь, беспробудность, настоящее место упокоения! Но вот что-то ухнуло, словно вздох… Нет, это ничего особенного, это снег оседает. И Ахилла стал
смотреть, как почерневший снег точно весь гнется и волнуется. Это обман зрения; это по лунному небу плывут, теснясь, мелкие тучки, и от них
на землю падает беглая тень. Дьякон прошел прямо к
могиле Савелия и сел
на нее, прислонясь за одного из херувимов. Тишь, ничем ненарушимая, только тени всё беззвучно бегут и бегут, и нет им конца.
В первый день пасхи он пошёл
на кладбище христосоваться с Палагою и отцом. С тихой радостью увидел, что его посадки принялись: тонкие сучья берёз были густо унизаны почками,
на концах лап сосны дрожали жёлтые свечи, сверкая
на солнце золотыми каплями смолы. С дёрна
могилы робко
смотрели в небо бледно-лиловые подснежники, качались атласные звёзды первоцвета, и уже набухал жёлтый венец одуванчика.
И ушёл
на кладбище
посмотреть, целы ли берёзы над
могилой Палаги. Две из них через несколько дней после посадки кто-то сломал, а одну выдрал с корнем и утащил. Матвей посадил новые деревья, прибавив к ним молодую сосну, обнёс
могилу широкой оградой и поставил в ней скамью.
— Тогда еще вечер был, и солнце
на вас обоих так светило, а я сидел в углу и трубку курил да
на вас
смотрел… Я, Сережа, каждый месяц к ней
на могилу, в город, езжу, — прибавил он пониженным голосом, в котором слышались дрожание и подавляемые слезы. — Я об этом сейчас Насте говорил: она сказала, что мы оба вместе будем к ней ездить…
Дни два ему нездоровилось,
на третий казалось лучше; едва переставляя ноги, он отправился в учебную залу; там он упал в обморок, его перенесли домой, пустили ему кровь, он пришел в себя, был в полной памяти, простился с детьми, которые молча стояли, испуганные и растерянные, около его кровати, звал их гулять и прыгать
на его
могилу, потом спросил портрет Вольдемара, долго с любовью
смотрел на него и сказал племяннику: «Какой бы человек мог из него выйти… да, видно, старик дядя лучше знал…
А сколько по этим кладбищам гниет не успевших даже проявить себя талантов, сильных людей, может быть, гениев, —
смотришь на эти
могилы и чувствуешь, что сам идешь по дороге вот этих неудачников-мертвецов, проделываешь те же ошибки, повинуясь простому физическому закону центростремительной силы.
В будни я бываю занят с раннего утра до вечера. А по праздникам, в хорошую погоду, я беру
на руки свою крошечную племянницу (сестра ожидала мальчика, но родилась у нее девочка) и иду не спеша
на кладбище. Там я стою или сижу и подолгу
смотрю на дорогую мне
могилу и говорю девочке, что тут лежит ее мама.
«Схоронили ее
на Петропавловском где все наши провожали мы и нищие они ее любили и плакали. Дедушка тоже плакал нас прогнал а сам остался
на могиле мы
смотрели из кустов как он плакал он тоже скоро помрет».
Разбудил меня Титов, — было это
на могиле Ольгиной. Как теперь вижу — стоит он предо мной,
смотрит в лицо мне и говорит...
Павел Григ<орич>. Вон скорей из моего дома! и не смей воротиться, пока не умрет моя бедная супруга. (Со смехом)
Посмотрим, скоро ли ты придешь?
Посмотрим, настоящая ли болезнь, ведущая к
могиле, или неловкая хитрость наделала столько шуму и заставила тебя забыть почтение и обязанность! Теперь ступай! Рассуди хорошенько о своем поступке, припомни, чтó ты говорил — и тогда, тогда, если осмелишься, покажись опять мне
на глаза! (Злобно взглянув
на сына, уходит и запирает двери за собою.)
Придет, бывало, уляжется
на зеленой
могиле, разложит перед собою книгу какого-нибудь латинского писателя и читает, а то свернет книгу, подложит ее под голову да
смотрит на небо.
Солнце пекло беспощадно, синее небо
смотрело спокойно
на ниву мёртвых,
на толпу вокруг свежей
могилы, а голос оратора всё звучал, печальный и задушевный.
Благодарение богам, Хамоизит. Вот первая радостная весть, которую я от тебя услыхал; и живот мой теперь ноет поменьше. А что до царских
могил, то в конце концов ведь это — не наше дело. Я вижу, что гость мой проснулся и идет сюда. Если он пожелает осмотреть город, следуй за ним, прислуживай ему и
смотри, чтобы я не услышал от него ни единой жалобы
на тебя.
И больной не пугается, как барыня, упоминания о смерти, умоляюще и вопросительно не
смотрит кругом. Как будто совсем не о его смерти идет речь. Он спокойно отдает сапоги, под условием, чтоб Серега поставил
на его
могиле камень. Спокойно говорит кухарке...
И он, стоя обеими ногами в
могиле,
смотрел бы
на мою растерянность с тою же добродушною насмешкою…
Учимся также сценически верно воспроизводить плач, хохот, рыданье. Марусе Алсуфьевой особенно удается второе. Ее смех звенит, как серебряный бубенчик и хоть мертвого способен поднять из
могилы. У Бориса Коршунова так дивно выходят сцены отчаяния, что становится жутко
смотреть на него.
Он прошел сотни три шагов, потом в сумерках круто повернул к дороге и остановился под деревом у китайской
могилы. Мы прошли мимо. Солдат стоял и молча
смотрел на нас, потом пошел по дороге следом.
Когда
могила была засыпана, граф подал руку Наталье Федоровне и повел ее к карете. Садясь в нее, она обернулась, чтобы
посмотреть на рыдающую мать, поддерживаемую под руки двумя незнакомыми ей генералами, и вдруг перед ней мелькнуло знакомое, но страшно исхудавшее и побледневшее лицо Николая Павловича Зарудина. В смущенно брошенном
на нее украдкой взгляде его прекрасных глаз она прочла всю силу сохранившейся в его сердце любви к ней, связанной навеки с другим, почти ненавистным ей человеком.