Неточные совпадения
Запущенный под
облака,
Бумажный Змей, приметя свысока
В долине мотылька,
«Поверишь ли!» кричит: «чуть-чуть тебя мне видно;
Признайся, что тебе завидно
Смотреть на мой высокий столь полёт». —
«Завидно? Право, нет!
Напрасно о себе ты много так мечтаешь!
Хоть высоко, но ты на привязи летаешь.
Такая жизнь, мой свет,
От счастия весьма далёко;
А я, хоть, правда, невысоко,
Зато лечу,
Куда хочу;
Да я же так, как ты,
в забаву для другого,
Пустого,
Век целый не трещу».
Самгин не выспался, идти на улицу ему не хотелось, он и на крышу полез неохотно. Оттуда даже невооруженные глаза видели над полем
облако серовато-желтого тумана. Макаров,
посмотрев в трубу и передавая ее Климу, сказал, сонно щурясь...
Но Иноков, сидя
в облаке дыма, прислонился виском к стеклу и
смотрел в окно. Офицер согнулся, чихнул под стол, поправил очки, вытер нос и бороду платком и, вынув из портфеля пачку бланков, начал не торопясь писать.
В этой его неторопливости,
в небрежности заученных движений было что-то обидное, но и успокаивающее, как будто он считал обыск делом несерьезным.
Самгин простился со стариком и ушел, убежденный, что хорошо, до конца, понял его. На этот раз он вынес из уютной норы историка нечто беспокойное. Он чувствовал себя человеком, который не может вспомнить необходимое ему слово или впечатление, сродное только что пережитому. Шагая по уснувшей улице, под небом, закрытым одноцветно серой массой
облаков, он
смотрел в небо и щелкал пальцами, напряженно соображая: что беспокоит его?
В сущности, он и не думал, а стоял пред нею и рассматривал девушку безмысленно, так же как иногда
смотрел на движение
облаков, течение реки.
Клим
посмотрел в окно. С неба отклеивались серенькие клочья
облаков и падали за крыши, за деревья.
— А я говорил тебе, чтоб ты купил других, заграничных? Вот как ты помнишь, что тебе говорят!
Смотри же, чтоб к следующей субботе непременно было, а то долго не приду. Вишь, ведь какая дрянь! — продолжал он, закурив сигару и пустив одно
облако дыма на воздух, а другое втянув
в себя. — Курить нельзя.
— Им, как орлицам, даны крылья летать под
облаками и глаза —
смотреть в пропасти.
Я бросился наверх, вскочил на пушку,
смотрю: близко,
в полуверсте, мчится на нас —
в самом деле «бог знает что»: черный крутящийся столп с дымом, похожий, пожалуй, и на пароход; но с неба, из
облака, тянется к нему какая-то темная узкая полоса, будто рукав; все ближе, ближе.
Внутренность рощи, влажной от дождя, беспрестанно изменялась,
смотря по тому, светило ли солнце, или закрывалось
облаком; она то озарялась вся, словно вдруг
в ней все улыбнулось: тонкие стволы не слишком частых берез внезапно принимали нежный отблеск белого шелка, лежавшие на земле мелкие листья вдруг пестрели и загорались червонным золотом, а красивые стебли высоких кудрявых папоротников, уже окрашенных
в свой осенний цвет, подобный цвету переспелого винограда, так и сквозили, бесконечно путаясь и пересекаясь перед глазами; то вдруг опять все кругом слегка синело: яркие краски мгновенно гасли, березы стояли все белые, без блеску, белые, как только что выпавший снег, до которого еще не коснулся холодно играющий луч зимнего солнца; и украдкой, лукаво, начинал сеяться и шептать по лесу мельчайший дождь.
Я взглянул
в указанном направлении и увидел какое-то темное пятно. Я думал, что это тень от
облака, и высказал Дерсу свое предположение. Он засмеялся и указал на небо. Я
посмотрел вверх. Небо было совершенно безоблачным: на беспредельной его синеве не было ни одного облачка. Через несколько минут пятно изменило свою форму и немного передвинулось
в сторону.
Впрочем, я старался о них не думать; бродил не спеша по горам и долинам, засиживался
в деревенских харчевнях, мирно беседуя с хозяевами и гостями, или ложился на плоский согретый камень и
смотрел, как плыли
облака, благо погода стояла удивительная.
Мать редко выходит на палубу и держится
в стороне от нас. Она всё молчит, мать. Ее большое стройное тело, темное, железное лицо, тяжелая корона заплетенных
в косы светлых волос, — вся она мощная и твердая, — вспоминаются мне как бы сквозь туман или прозрачное
облако; из него отдаленно и неприветливо
смотрят прямые серые глаза, такие же большие, как у бабушки.
Мастер, стоя пред широкой низенькой печью, со вмазанными
в нее тремя котлами, помешивал
в них длинной черной мешалкой и, вынимая ее,
смотрел, как стекают с конца цветные капли. Жарко горел огонь, отражаясь на подоле кожаного передника, пестрого, как риза попа. Шипела
в котлах окрашенная вода, едкий пар густым
облаком тянулся к двери, по двору носился сухой поземок.
Еще
в Императорской Гавани старик ороч И. М. Бизанка говорил мне, что около мыса Сюркум надо быть весьма осторожным и для плавания нужно выбирать тихую погоду. Такой же наказ дважды давали старики селения Дата сопровождавшим меня туземцам. Поэтому, дойдя до бухты Аука, я предоставил орочам Копинке и Намуке самим ориентироваться и выбрать время для дальнейшего плавания на лодках. Они все время поглядывали на море,
смотрели на небо и по движению
облаков старались угадать погоду.
Мгновениями ему мечтались и горы, и именно одна знакомая точка
в горах, которую он всегда любил припоминать и куда он любил ходить, когда еще жил там, и
смотреть оттуда вниз на деревню, на чуть мелькавшую внизу белую нитку водопада, на белые
облака, на заброшенный старый замок.
По небу, бледно-голубому, быстро плыла белая и розовая стая легких
облаков, точно большие птицы летели, испуганные гулким ревом пара. Мать
смотрела на
облака и прислушивалась к себе. Голова у нее была тяжелая, и глаза, воспаленные бессонной ночью, сухи. Странное спокойствие было
в груди, сердце билось ровно, и думалось о простых вещах…
Она
смотрела на судей — им, несомненно, было скучно слушать эту речь. Неживые, желтые и серые лица ничего не выражали. Слова прокурора разливали
в воздухе незаметный глазу туман, он все рос и сгущался вокруг судей, плотнее окутывая их
облаком равнодушия и утомленного ожидания. Старший судья не двигался, засох
в своей прямой позе, серые пятнышки за стеклами его очков порою исчезали, расплываясь по лицу.
Хохол, высокий и сухой, покачиваясь на ногах, стоял среди комнаты и
смотрел на Николая сверху вниз, сунув руки
в карманы, а Николай крепко сидел на стуле, окруженный
облаками дыма, и на его сером лице выступили красные пятна.
Ушли они. Мать встала у окна, сложив руки на груди, и, не мигая, ничего не видя, долго
смотрела перед собой, высоко подняв брови, сжала губы и так стиснула челюсти, что скоро почувствовала боль
в зубах.
В лампе выгорел керосин, огонь, потрескивая, угасал. Она дунула на него и осталась во тьме. Темное
облако тоскливого бездумья наполнило грудь ей, затрудняя биение сердца. Стояла она долго — устали ноги и глаза. Слышала, как под окном остановилась Марья и пьяным голосом кричала...
Под влиянием этого чувства я тоже умерил свою резвость. Применяясь к тихой солидности нашей дамы, оба мы с Валеком, усадив ее где-нибудь на траве, собирали для нее цветы, разноцветные камешки, ловили бабочек, иногда делали из кирпичей ловушки для воробьев. Иногда же, растянувшись около нее на траве,
смотрели в небо, как плывут
облака высоко над лохматою крышей старой «каплицы», рассказывали Марусе сказки или беседовали друг с другом.
Офицерская повозочка должна была остановиться, и офицер, щурясь и морщась от пыли, густым, неподвижным
облаком поднявшейся на дороге, набивавшейся ему
в глаза и уши и липнувшей на потное лицо, с озлобленным равнодушием
смотрел на лица больных и раненых, двигавшихся мимо него.
Людмила же вся жила
в образах: еще
в детстве она, по преимуществу, любила слушать страшные сказки, сидеть по целым часам у окна и
смотреть на луну, следить летним днем за
облаками, воображая
в них фигуры гор, зверей, птиц.
У него не было другого дела как
смотреть в окно и следить за грузными массами
облаков.
Вода тоже сера и холодна; течение ее незаметно; кажется, что она застыла, уснула вместе с пустыми домами, рядами лавок, окрашенных
в грязно-желтый цвет. Когда сквозь
облака смотрит белесое солнце, все вокруг немножко посветлеет, вода отражает серую ткань неба, — наша лодка висит
в воздухе между двух небес; каменные здания тоже приподнимаются и чуть заметно плывут к Волге, Оке. Вокруг лодки качаются разбитые бочки, ящики, корзины, щепа и солома, иногда мертвой змеей проплывет жердь или бревно.
Но слова вполголоса были не лучше громко сказанных слов; моя дама жила
в облаке вражды к ней, вражды, непонятной мне и мучившей меня. Викторушка рассказывал, что, возвращаясь домой после полуночи, он
посмотрел в окно спальни Королевы Марго и увидел, что она
в одной рубашке сидит на кушетке, а майор, стоя на коленях, стрижет ногти на ее ногах и вытирает их губкой.
Я поднялся
в город, вышел
в поле. Было полнолуние, по небу плыли тяжелые
облака, стирая с земли черными тенями мою тень. Обойдя город полем, я пришел к Волге, на Откос, лег там на пыльную траву и долго
смотрел за реку,
в луга, на эту неподвижную землю. Через Волгу медленно тащились тени
облаков; перевалив
в луга, они становятся светлее, точно омылись водою реки. Все вокруг полуспит, все так приглушено, все движется как-то неохотно, по тяжкой необходимости, а не по пламенной любви к движению, к жизни.
Может быть, это еще такой же пароход из старой Европы, на котором люди приехали искать
в этой Америке своего счастья, — и теперь
смотрят на огромную статую с поднятой рукой,
в которой чуть не под
облаками светится факел…
Юноша вспомнил тяжёлое, оплывшее жиром, покрытое густой рыжею шерстью тело отца, бывая с ним
в бане, он всегда старался не
смотреть на неприятную наготу его. И теперь, ставя рядом с отцом мачеху, белую и чистую, точно маленькое
облако в ясный день весны, он чувствовал обиду на отца.
Он сидел уже часа полтора, и воображение его
в это время рисовало московскую квартиру, московских друзей, лакея Петра, письменный стол; он с недоумением
посматривал на темные, неподвижные деревья, и ему казалось странным, что он живет теперь не на даче
в Сокольниках, а
в провинциальном городе,
в доме, мимо которого каждое утро и вечер прогоняют большое стадо и при этом поднимают страшные
облака пыли и играют на рожке.
За спиной старика стоит, опираясь локтем о камень, черноглазый смугляк, стройный и тонкий,
в красном колпаке на голове,
в белой фуфайке на выпуклой груди и
в синих штанах, засученных по колени. Он щиплет пальцами правой руки усы и задумчиво
смотрит в даль моря, где качаются черные полоски рыбацких лодок, а далеко за ними чуть виден белый парус, неподвижно тающий
в зное, точно
облако.
Сизые камни
смотрят из виноградников,
в густых
облаках зелени прячутся белые дома, сверкают на солнце стекла окон, и уже заметны глазу яркие пятна; на самом берегу приютился среди скал маленький дом, фасад его обращен к морю и весь завешен тяжелою массою ярко-лиловых цветов, а выше, с камней террасы, густыми ручьями льется красная герань.
Илья шёл, подняв голову кверху, и
смотрел в небо,
в даль, где красноватые
облака, неподвижно стоя над землей, пылали
в солнечных лучах.
Дядя заставил Евсея проститься с хозяевами и повёл его
в город. Евсей
смотрел на всё совиными глазами и жался к дяде. Хлопали двери магазинов, визжали блоки; треск пролёток и тяжёлый грохот телег, крики торговцев, шарканье и топот ног — все эти звуки сцепились вместе, спутались
в душное, пыльное
облако. Люди шли быстро, точно боялись опоздать куда-то, перебегали через улицу под мордами лошадей. Неугомонная суета утомляла глаза, мальчик порою закрывал их, спотыкался и говорил дяде...
Или
облако унесется далее, вслед за убегающим днем, и будет так же сверкать на чужом дальнем горизонте, к на него будут
смотреть другие глаза,
в в чьей-то душе зародятся такие же мечты…
В толпе нищих был один — он не вмешивался
в разговор их и неподвижно
смотрел на расписанные святые врата; он был горбат и кривоног; но члены его казались крепкими и привыкшими к трудам этого позорного состояния; лицо его было длинно, смугло; прямой нос, курчавые волосы; широкий лоб его был желт как лоб ученого, мрачен как
облако, покрывающее солнце
в день бури; синяя жила пересекала его неправильные морщины; губы, тонкие, бледные, были растягиваемы и сжимаемы каким-то судорожным движением, и
в глазах блистала целая будущность; его товарищи не знали, кто он таков; но сила души обнаруживается везде: они боялись его голоса и взгляда; они уважали
в нем какой-то величайший порок, а не безграничное несчастие, демона — но не человека: — он был безобразен, отвратителен, но не это пугало их;
в его глазах было столько огня и ума, столько неземного, что они, не смея верить их выражению, уважали
в незнакомце чудесного обманщика.
И, подняв стакан против луны,
посмотрел на мутную влагу
в нём. Луна спряталась за колокольней, окутав её серебряным туманным светом и этим странно выдвинув из тёплого сумрака ночи. Над колокольней стояли
облака, точно грязные заплаты, неумело вшитые
в синий бархат. Нюхая землю, по двору задумчиво ходил любимец Алексея, мордастый пёс Кучум; ходил, нюхал землю и вдруг, подняв голову
в небо, негромко вопросительно взвизгивал.
Артамонов старший жил
в полусне, медленно погружаясь
в сон, всё более глубокий. Ночь и большую часть дня он лежал
в постели, остальное время сидел
в кресле против окна; за окном голубая пустота, иногда её замазывали
облака;
в зеркале отражался толстый старик с надутым лицом, заплывшими глазами, клочковатой, серой бородою. Артамонов
смотрел на своё лицо и думал...
Во вторник день был серенький, задумчивый и тихий. Рано утром, с час времени, на землю падал, скупо и лениво, мелкий дождь, к полудню выглянуло солнце, неохотно
посмотрело на фабрику, на клин двух реки укрылось
в серых
облаках, зарывшись
в пухлую мякоть их, как Наталья, ночами, зарывала румяное лицо своё
в пуховые подушки.
Но Настенька не
смотрела на
облако, она стояла молча как вкопанная; через минуту она стала как-то робко, тесно прижиматься ко мне. Рука ее задрожала
в моей руке; я поглядел на нее… Она оперлась на меня еще сильнее.
Однако — недолго.
В конце марта, вечером, придя
в магазин из пекарни, я увидал
в комнате продавщицы Хохла. Он сидел на стуле у окна, задумчиво покуривая толстую папиросу и
смотря внимательно
в облака дыма.
Казалось, что такому напряжению радостно разъяренной силы ничто не может противостоять, она способна содеять чудеса на земле, может покрыть всю землю
в одну ночь прекрасными дворцами и городами, как об этом говорят вещие сказки.
Посмотрев минуту, две на труд людей, солнечный луч не одолел тяжкой толщи
облаков и утонул среди них, как ребенок
в море, а дождь превратился
в ливень.
— Бежит кто-то сюда! — тихо шепчет Иван.
Смотрю под гору — вверх по ней тени густо ползут, небо облачно, месяц на ущербе то появится, то исчезнет
в облаках, вся земля вокруг движется, и от этого бесшумного движения ещё более тошно и боязно мне. Слежу, как льются по земле потоки теней, покрывая заросли и душу мою чёрными покровами. Мелькает
в кустах чья-то голова, прыгая между ветвей, как мяч.
Лицо мальчика было хмуро и серьезно; прищурив глаза, он
смотрел в потолок, серый, как зимнее небо, с пятнами сырости, похожими на
облака.
Иногда, оставляя книгу,
смотрел он на синее пространство Волги, на белые парусы судов и лодок, на станицы рыболовов, которые из-под
облаков дерзко опускаются
в пену волн и
в то же мгновение снова парят
в воздухе.
Он
смотрел на неё и смеялся,
в груди у него рождалась ласкающая теплота. Она снова была
в белом широком платье, складки его нежными струями падали с плеч до ног, окутывая её тело лёгким
облаком. Смех сиял
в глазах её, лицо горело румянцем.
— Эта еще не так велика…
Посмотрите, какое славное лицо у старика, — отвечала Лидия Николаевна, показывая узор, на котором был изображен старик с седою бородою, с арфою
в руках, возле его сидел курчавый мальчик и лежала собака; вдали был известный ландшафт с деревцами, горами и
облаками.
Он пытался обернуться к ней — ему хотелось обнять ее, но, когда он обернулся, она уже быстро и не оглядываясь шла прочь от него. Юноша неподвижно стоял над кучей полугнилого мусора, дремотно улыбался и
смотрел влажным взглядом
в кусты, где — точно
облако — растаяли мягкие белые юбки.
И Лиза, робкая Лиза
посматривала изредка на молодого человека; но не так скоро молния блестит и
в облаке исчезает, как быстро голубые глаза ее обращались к земле, встречаясь с его взором.
В тоне не было слышно ни одной ноты осуждения или хоть иронии, добрые глаза глядели ровно и с тем бесстрастным доброжелательством, с каким они
смотрели на
облака, на снежную дорогу, на сопки…