Неточные совпадения
Уже совсем
стемнело, и на юге, куда он
смотрел, не было туч. Тучи стояли с противной стороны. Оттуда вспыхивала молния, и слышался дальний гром. Левин прислушивался к равномерно падающим с лип
в саду каплям и
смотрел на знакомый ему треугольник звезд и на проходящий
в середине его млечный путь с его разветвлением. При каждой вспышке молнии не только млечный путь, но и яркие звезды исчезали, но, как только потухала молния, опять, как будто брошенные какой-то меткой рукой, появлялись на тех же местах.
Когда половой все еще разбирал по складам записку, сам Павел Иванович Чичиков отправился
посмотреть город, которым был, как казалось, удовлетворен, ибо нашел, что город никак не уступал другим губернским городам: сильно била
в глаза желтая краска на каменных домах и скромно
темнела серая на деревянных.
Русь! вижу тебя, из моего чудного, прекрасного далека тебя вижу: бедно, разбросанно и неприютно
в тебе; не развеселят, не испугают взоров дерзкие дива природы, венчанные дерзкими дивами искусства, города с многооконными высокими дворцами, вросшими
в утесы, картинные дерева и плющи, вросшие
в домы,
в шуме и
в вечной пыли водопадов; не опрокинется назад голова
посмотреть на громоздящиеся без конца над нею и
в вышине каменные глыбы; не блеснут сквозь наброшенные одна на другую
темные арки, опутанные виноградными сучьями, плющами и несметными миллионами диких роз, не блеснут сквозь них вдали вечные линии сияющих гор, несущихся
в серебряные ясные небеса.
Морозна ночь, всё небо ясно;
Светил небесных дивный хор
Течет так тихо, так согласно…
Татьяна на широкий двор
В открытом платьице выходит,
На месяц зеркало наводит;
Но
в темном зеркале одна
Дрожит печальная луна…
Чу… снег хрустит… прохожий; дева
К нему на цыпочках летит,
И голосок ее звучит
Нежней свирельного напева:
Как ваше имя?
Смотрит он
И отвечает: Агафон.
А
в маленькой задней комнатке, на большом сундуке, сидела,
в голубой душегрейке [Женская теплая кофта, обычно без рукавов, со сборками по талии.] и с наброшенным белым платком на
темных волосах, молодая женщина, Фенечка, и то прислушивалась, то дремала, то
посматривала на растворенную дверь, из-за которой виднелась детская кроватка и слышалось ровное дыхание спящего ребенка.
В щель,
в глаза его бил воздух — противно теплый, насыщенный запахом пота и пыли, шуршал куском обоев над головой Самгина. Глаза его прикованно остановились на светлом круге воды
в чане, — вода покрылась рябью, кольцо света, отраженного ею, дрожало, а
темное пятно
в центре казалось неподвижным и уже не углубленным, а выпуклым. Самгин
смотрел на это пятно, ждал чего-то и соображал...
Дьякон углубленно настраивал гитару. Настроив, он встал и понес ее
в угол, Клим увидал пред собой великана, с широкой, плоской грудью, обезьяньими лапами и костлявым лицом Христа ради юродивого, из
темных ям на этом лице отвлеченно
смотрели огромные, водянистые глаза.
В полутемном коридоре, над шкафом для платья, с картины, которая раньше была просто
темным квадратом, стали
смотреть задумчивые глаза седой старухи, зарытой во тьму.
Ее голубые глаза были даже красноречивы,
темнея в минуты возбуждения досиня; тогда они
смотрели так тепло, что хотелось коснуться до них пальцем, чтоб ощутить эту теплоту.
Туробоев, холодненький, чистенький и вежливый, тоже
смотрел на Клима, прищуривая
темные, неласковые глаза, —
смотрел вызывающе. Его слишком красивое лицо особенно сердито морщилось, когда Клим подходил к Лидии, но девочка разговаривала с Климом небрежно, торопливо, притопывая ногами и глядя
в ту сторону, где Игорь. Она все более плотно срасталась с Туробоевым, ходили они взявшись за руки; Климу казалось, что, даже увлекаясь игрою, они играют друг для друга, не видя, не чувствуя никого больше.
Слабенький и беспокойный огонь фонаря освещал толстое,
темное лицо с круглыми глазами ночной птицы; под широким, тяжелым носом топырились густые, серые усы, — правильно круглый череп густо зарос енотовой шерстью. Человек этот сидел, упираясь руками
в диван, спиною
в стенку,
смотрел в потолок и ритмически сопел носом. На нем — толстая шерстяная фуфайка, шаровары с кантом, на ногах полосатые носки;
в углу купе висела серая шинель, сюртук, портупея, офицерская сабля, револьвер и фляжка, оплетенная соломой.
Повинуясь странному любопытству и точно не веря доктору, Самгин вышел
в сад, заглянул
в окно флигеля, — маленький пианист лежал на постели у окна, почти упираясь подбородком
в грудь; казалось, что он, прищурив глаза, утонувшие
в темных ямах, непонятливо
смотрит на ладони свои, сложенные ковшичками. Мебель из комнаты вынесли, и пустота ее очень убедительно показывала совершенное одиночество музыканта. Мухи ползали по лицу его.
Говоря это, он мял пальцами подбородок и
смотрел в лицо Самгина с тем напряжением, за которым чувствуется, что человек думает не о том, на что
смотрит. Зрачки его
потемнели.
Клим Самгин
смотрел, слушал и чувствовал, что
в нем нарастает негодование, как будто его нарочно привели сюда, чтоб наполнить голову тяжелой и отравляющей мутью. Все вокруг было непримиримо чуждо, но, заталкивая
в какой-то
темный угол, насиловало, заставляя думать о горбатой девочке, о словах Алины и вопросе слепой старухи...
В окно
смотрело серебряное солнце, небо — такое же холодно голубое, каким оно было ночью, да и все вокруг так же успокоительно грустно, как вчера, только светлее раскрашено. Вдали на пригорке, пышно окутанном серебряной парчой, курились розоватым дымом трубы домов, по снегу на крышах ползли тени дыма, сверкали
в небе кресты и главы церквей, по белому полю тянулся обоз,
темные маленькие лошади качали головами, шли толстые мужики
в тулупах, — все было игрушечно мелкое и приятное глазам.
А когда все это неистовое притихло, во двор вошел щеголеватый помощник полицейского пристава, сопровождаемый бритым человеком
в темных очках, вошел, спросил у Клима документы, передал их
в руку человека
в очках, тот
посмотрел на бумаги и, кивнув головой
в сторону ворот, сухо сказал...
Клим подошел к дяде, поклонился, протянул руку и опустил ее: Яков Самгин, держа
в одной руке стакан с водой, пальцами другой скатывал из бумажки шарик и, облизывая губы,
смотрел в лицо племянника неестественно блестящим взглядом серых глаз с опухшими веками. Глотнув воды, он поставил стакан на стол, бросил бумажный шарик на пол и, пожав руку племянника
темной, костлявой рукой, спросил глухо...
— Светлее стало, — усмехаясь заметил Самгин, когда исчезла последняя
темная фигура и дворник шумно запер калитку. Иноков ушел, топая, как лошадь, а Клим
посмотрел на беспорядок
в комнате, бумажный хаос на столе, и его обняла усталость; как будто жандарм отравил воздух своей ленью.
— О, приехал? — сказала она, протянув руку. Вся
в белом, странно маленькая, она улыбалась. Самгин почувствовал, что рука ее неестественно горяча и дрожит,
темные глаза
смотрят ласково. Ворот блузы расстегнут и глубоко обнажает смуглую грудь.
Темные глаза женщины
смотрели на него
в упор, — ее спутник сел на стул у стены,
в сумраке, и там невнятно прорычал что-то.
Марина не возвращалась недели три, —
в магазине торговал чернобородый Захарий, человек молчаливый, с неподвижным, матово-бледным лицом,
темные глаза его
смотрели грустно, на вопросы он отвечал кратко и тихо; густые, тяжелые волосы простеганы нитями преждевременной седины. Самгин нашел, что этот Захарий очень похож на переодетого монаха и слишком вял, бескровен для того, чтоб служить любовником Марины.
И — остановился, видя, что девушка, закинув руки за голову,
смотрит на него с улыбкой
в темных глазах, — с улыбкой, которая снова смутила его, как давно уже не смущала.
— Я государству — не враг, ежели такое большое дело начинаете, я землю дешево продам. — Человек
в поддевке повернул голову, показав Самгину
темный глаз, острый нос, седую козлиную бородку,
посмотрел, как бородатый
в сюртуке считает поданное ему на тарелке серебро сдачи со счета, и вполголоса сказал своему собеседнику...
Маленькое, всегда красное лицо повара окрашено
в темный, землистый цвет, — его искажали судороги, глаза
смотрели безумно, а прищуренные глаза медника изливали ненависть; он стоял против повара, прижав кулак к сердцу, и, казалось, готовился бить повара.
И часто бывало так, что взволнованный ожиданием или чем-то иным неугомонный человек, подталкиваемый их локтями, оказывался затисканным во двор. Это случилось и с Климом. Чернобородый человек
посмотрел на него хмурым взглядом
темных глаз и через минуту наступил каблуком на пальцы ноги Самгина. Дернув ногой, Клим толкнул его коленом
в зад, — человек обиделся...
Клим шел во флигель тогда, когда он узнавал или видел, что туда пошла Лидия. Это значило, что там будет и Макаров. Но, наблюдая за девушкой, он убеждался, что ее притягивает еще что-то, кроме Макарова. Сидя где-нибудь
в углу, она куталась, несмотря на дымную духоту,
в оранжевый платок и
смотрела на людей, крепко сжав губы, строгим взглядом
темных глаз. Климу казалось, что
в этом взгляде да и вообще во всем поведении Лидии явилось нечто новое, почти смешное, какая-то деланная вдовья серьезность и печаль.
Вон она,
в темном платье,
в черном шерстяном платке на шее, ходит из комнаты
в кухню, как тень, по-прежнему отворяет и затворяет шкафы, шьет, гладит кружева, но тихо, без энергии, говорит будто нехотя, тихим голосом, и не по-прежнему
смотрит вокруг беспечно перебегающими с предмета на предмет глазами, а с сосредоточенным выражением, с затаившимся внутренним смыслом
в глазах.
Он перечитал, потом вздохнул и, положив локти на стол, подпер руками щеки и
смотрел на себя
в зеркало. Он с грустью видел, что сильно похудел, что прежних живых красок, подвижности
в чертах не было. Следы молодости и свежести стерлись до конца. Не даром ему обошлись эти полгода. Вон и седые волосы сильно серебрятся. Он приподнял рукой густые пряди черных волос и тоже не без грусти видел, что они редеют, что их
темный колорит мешается с белым.
Вошла я и притаилась, и
смотрю, как месяц освещал их все, а я стою
в темном углу: меня не видать, а я их всех вижу.
Там, у царицы пира, свежий, блистающий молодостью лоб и глаза, каскадом падающая на затылок и шею
темная коса, высокая грудь и роскошные плечи. Здесь — эти впадшие, едва мерцающие, как искры, глаза, сухие, бесцветные волосы, осунувшиеся кости рук… Обе картины подавляли его ужасающими крайностями, между которыми лежала такая бездна, а между тем они стояли так близко друг к другу.
В галерее их не поставили бы рядом:
в жизни они сходились — и он
смотрел одичалыми глазами на обе.
Оба такие чистенькие, так свежо одеты; он выбрит, она
в седых буклях, так тихо говорят, так любовно
смотрят друг на друга и так им хорошо
в темных, прохладных комнатах, с опущенными шторами. И
в жизни, должно быть, хорошо!
— Есть ли такой ваш двойник, — продолжал он, глядя на нее пытливо, — который бы невидимо ходил тут около вас, хотя бы сам был далеко, чтобы вы чувствовали, что он близко, что
в нем носится частица вашего существования, и что вы сами носите
в себе будто часть чужого сердца, чужих мыслей, чужую долю на плечах, и что не одними только своими глазами
смотрите на эти горы и лес, не одними своими ушами слушаете этот шум и пьете жадно воздух теплой и
темной ночи, а вместе…
Ему рисовалась
темная, запыленная мастерская, с завешанным светом, с кусками мрамора, с начатыми картинами, с манекеном, — и сам он,
в изящной блузе, с длинными волосами, с негой и счастьем
смотрит на свое произведение: под кистью у него рождается чья-то голова.
Он
смотрит, ищет, освещает
темные места своего идеала, пытает собственный ум, совесть, сердце, требуя опыта, наставления, — чего хотел и просит от нее, чего недостает для полной гармонии красоты? Прислушивался к своей жизни, припоминал все, что оскорбляло его
в его прежних, несостоявшихся идеалах.
Ночь была лунная. Я
смотрел на Пассиг, который тек
в нескольких саженях от балкона, на
темные силуэты монастырей, на чуть-чуть качающиеся суда, слушал звуки долетавшей какой-то музыки, кажется арфы, только не фортепьян, и женский голос. Глядя на все окружающее, не умеешь представить себе, как хмурится это небо, как бледнеют и пропадают эти краски, как природа расстается с своим праздничным убором.
Я бросился наверх, вскочил на пушку,
смотрю: близко,
в полуверсте, мчится на нас —
в самом деле «бог знает что»: черный крутящийся столп с дымом, похожий, пожалуй, и на пароход; но с неба, из облака, тянется к нему какая-то
темная узкая полоса, будто рукав; все ближе, ближе.
За городом дорога пошла берегом. Я
смотрел на необозримый залив, на наши суда, на озаряемые солнцем горы, одни, поближе, пурпуровые, подальше — лиловые; самые дальние синели
в тумане небосклона. Картина впереди — еще лучше: мы мчались по большому зеленому лугу с декорацией индийских деревень, прячущихся
в тени бананов и пальм. Это одна бесконечная шпалера зелени — на бананах нежной, яркой до желтизны, на пальмах
темной и жесткой.
Старый китайский кот вылез из-за комода, равнодушно
посмотрел на гостей и, точно сконфузившись, убрался
в темную каморку, где Павла Ивановна возилась с своим самоваром.
Они прошли
в угловую комнату и поместились около круглого столика. Ляховская сделала серьезное лицо и
посмотрела вопросительно своими
темными глазами.
Скоро Привалов заметил, что Зося относится к Надежде Васильевне с плохо скрытой злобой. Она постоянно придиралась к ней
в присутствии Лоскутова, и ее
темные глаза метали искры. Доктор с тактом истинно светского человека предупреждал всякую возможность вспышки между своими ученицами и
смотрел как-то особенно задумчиво, когда Лоскутов начинал говорить. «Тут что-нибудь кроется», — думал Привалов.
Бывают же странности: никто-то не заметил тогда на улице, как она ко мне прошла, так что
в городе так это и кануло. Я же нанимал квартиру у двух чиновниц, древнейших старух, они мне и прислуживали, бабы почтительные, слушались меня во всем и по моему приказу замолчали потом обе, как чугунные тумбы. Конечно, я все тотчас понял. Она вошла и прямо глядит на меня,
темные глаза
смотрят решительно, дерзко даже, но
в губах и около губ, вижу, есть нерешительность.
Явление грозы со снегом было так ново и необычно, что все с любопытством
посматривали на небо, но небо было
темное, и только при вспышках молнии можно было рассмотреть тяжелые тучи, двигавшиеся
в юго-западном направлении.
И действительно, часов
в десять вечера
темный небесный свод, усеянный миллионами звезд, совершенно освободился от туч. Сияющие ночные светила словно вымылись
в дожде и приветливо
смотрели на землю. К утру стало прохладнее.
Я взглянул
в указанном направлении и увидел какое-то
темное пятно. Я думал, что это тень от облака, и высказал Дерсу свое предположение. Он засмеялся и указал на небо. Я
посмотрел вверх. Небо было совершенно безоблачным: на беспредельной его синеве не было ни одного облачка. Через несколько минут пятно изменило свою форму и немного передвинулось
в сторону.
— Мы живем за городом, — продолжал Гагин, —
в винограднике,
в одиноком домишке, высоко. У нас славно,
посмотрите. Хозяйка обещала приготовить нам кислого молока. Теперь же скоро
стемнеет, и вам лучше будет переезжать Рейн при луне.
Помню только, как изредка по воскресеньям к нам приезжали из пансиона две дочери Б. Меньшая, лет шестнадцати, была поразительной красоты. Я терялся, когда она входила
в комнату, не смел никогда обращаться к ней с речью, а украдкой
смотрел в ее прекрасные
темные глаза, на ее
темные кудри. Никогда никому не заикался я об этом, и первое дыхание любви прошло, не сведанное никем, ни даже ею.
После ее приезда
в Москву вот что произошло со мной: я лежал
в своей комнате, на кровати,
в состоянии полусна; я ясно видел комнату,
в углу против меня была икона и горела лампадка, я очень сосредоточенно
смотрел в этот угол и вдруг под образом увидел вырисовавшееся лицо Минцловой, выражение лица ее было ужасное, как бы одержимое
темной силой; я очень сосредоточенно
смотрел на нее и духовным усилием заставил это видение исчезнуть, страшное лицо растаяло.
— Да, жук… большой,
темный… Отлетел от окна и полетел… по направлению, где корпус. А месяц! Все видно, как днем. Я
смотрел вслед и некоторое время слышал… ж — ж-ж… будто стонет. И
в это время на колокольне ударили часы. Считаю: одиннадцать.
— Не один он такой-то… Другие
в орде
темным делом капитал приобрели, как Харитошка Булыгин. Известное дело, как там капиталы наживают. Недаром говорится: орда слепая. Какими деньгами рассчитываются
в орде? Ордынец возьмет бумажку,
посмотрит и просит дать другую, чтобы «тавро поятнее».
Слева сад ограждала стена конюшен полковника Овсянникова, справа — постройки Бетленга;
в глубине он соприкасался с усадьбой молочницы Петровны, бабы толстой, красной, шумной, похожей на колокол; ее домик, осевший
в землю,
темный и ветхий, хорошо покрытый мхом, добродушно
смотрел двумя окнами
в поле, исковырянное глубокими оврагами, с тяжелой синей тучей леса вдали; по полю целый день двигались, бегали солдаты, —
в косых лучах осеннего солнца сверкали белые молнии штыков.