Неточные совпадения
Она
подошла к Алексею Александровичу и с фамильярностью близости
смерти, взяв его за руку, повела в спальню.
— Нет, нет, — заговорила она, — я не боюсь его, я боюсь
смерти. Алексей,
подойди сюда. Я тороплюсь оттого, что мне некогда, мне осталось жить немного, сейчас начнется жар, и я ничего уже не пойму. Теперь я понимаю, и всё понимаю, я всё вижу.
Василиса Егоровна, присмиревшая под пулями, взглянула на степь, на которой заметно было большое движение; потом оборотилась к мужу и сказала ему: «Иван Кузмич, в животе и
смерти бог волен: благослови Машу. Маша,
подойди к отцу».
Подходя к дому, Клим Самгин уже успел убедить себя, что опыт с Нехаевой кончен, пружина, действующая в ней, — болезнь. И нет смысла слушать ее истерические речи, вызванные страхом
смерти.
В окно смотрели три звезды, вкрапленные в голубоватое серебро лунного неба. Петь кончили, и точно от этого стало холодней. Самгин
подошел к нарам, бесшумно лег, окутался с головой одеялом, чтоб не видеть сквозь веки фосфорически светящегося лунного сумрака в камере, и почувствовал, что его давит новый страшок, не похожий на тот, который он испытал на Невском; тогда пугала
смерть, теперь — жизнь.
Она, кинув беглый взгляд на него, побледнела как
смерть и, не подняв цветов, быстро
подошла к окну. Она видела уходившего Райского и оцепенела на минуту от изумления. Он обернулся, взгляды их встретились.
Стар я стал, Надя, годы такие
подходят, что и о
смерти нужно подумать…
И как же я была близка в ту минуту от
смерти, я ведь совсем
подошла к нему, вплоть, и он всю свою шею мне вытянул!
Возвращаясь мимо церкви и кладбища, мы встретили какое-то уродливое существо, тащившееся почти на четвереньках; оно мне показывало что-то; я
подошел — это была горбатая и разбитая параличом полуюродивая старуха, жившая подаянием и работавшая в огороде прежнего священника; ей было тогда уже лет около семидесяти, и ее-то именно
смерть и обошла.
Тут я
подхожу к теме, которая меня мучит гораздо более, чем тема о
смерти.
— Не
подходи ты ко мне близко-то, Тарас… — причитала Устинья Марковна. — Не до новостей нам… Как увидела тебя в окошко-то, точно у меня что оборвалось в середке. До
смерти я тебя боюсь… С добром ты к нам не приходишь.
Он быстро
подошел ко мне и положил мне на плечо тяжелую руку. Я с усилием поднял голову и взглянул вверх. Лицо отца было бледно. Складка боли, которая со
смерти матери залегла у него между бровями, не разгладилась и теперь, но глаза горели гневом. Я весь съежился. Из этих глаз, глаз отца, глянуло на меня, как мне показалось, безумие или… ненависть.
А Гришуха (из понятых)
смерть покойника боится, на пять сажен и подойти-то к нему не смеет.
Великий мастер, который был не кто иной, как Сергей Степаныч, в траурной мантии и с золотым знаком гроссмейстера на шее, открыв ложу обычным порядком, сошел со своего стула и,
подойдя к гробу, погасил на западе одну свечу, говоря: «Земля еси и в землю пойдеши!» При погашении второй свечи он произнес: «Прискорбна есть душа моя даже до
смерти!» При погашении третьей свечи он сказал: «Яко возмеши дух, и в персть свою обратится».
Одним словом, с какой стороны ни
подойди, все расчеты с жизнью покончены. Жить и мучительно, и не нужно; всего нужнее было бы умереть; но беда в том, что
смерть не идет. Есть что-то изменнически-подлое в этом озорливом замедлении умирания, когда
смерть призывается всеми силами души, а она только обольщает и дразнит…
— Так, Федорыч, Митя болтает что ему вздумается, а
смерть придет, как бог велит… Ты думаешь — со двора, а голубушка — на двор: не успеешь стола накрыть… Здравствуй, Дмитрич, — продолжал он,
подойдя к Юрию. — И ты здесь попиваешь?.. Ай да молодец!.. Смотри не охмелей!
Много замечал Илья, но всё было нехорошее, скучное и толкало его в сторону от людей. Иногда впечатления, скопляясь в нём, вызывали настойчивое желание поговорить с кем-нибудь. Но говорить с дядей не хотелось: после
смерти Еремея между Ильёй и дядей выросло что-то невидимое, но плотное и мешало мальчику
подходить к горбуну так свободно и близко, как раньше. А Яков ничего не мог объяснить ему, живя тоже в стороне ото всего, но на свой особый лад.
Все время своих сборов она была очень растрогана, и чем ближе
подходил день отъезда, тем нервное ее состояние становилось чувствительнее; но недаром говорят, истома хуже
смерти: день отъезда пришел, и Ольга Федотовна встрепенулась.
Колесников улыбнулся. Снова появились на лице землистые тени, кто-то тяжелый сидел на груди и душил за горло, — с трудом прорывалось хриплое дыхание, и толчками, неровно дергалась грудь. В черном озарении ужаса
подходила смерть. Колесников заметался и застонал, и склонившийся Саша увидел в широко открытых глазах мольбу о помощи и страх, наивный, почти детский.
Но, мучась, не падай, Саша, — зато
смерть, когда она
подойдет к тебе и в глаза заглянет, примешь ты с миром.
Когда я умру, — а это случится скоро:
смерть уже не подкрадывается ко мне, а
подходит твердыми шагами, шум которых я ясно слышу в бессонные ночи, когда мне становится хуже и меня больше мучит и болезнь и воскресающее былое, — когда я умру и она прочтет эти записки, пусть знает, что никогда, никогда я не лгал перед нею.
Это было в конце третьего дня, за час до его
смерти. В это самое время гимназистик тихонько прокрался к отцу и
подошел к его постели. Умирающий всё кричал отчаянно и кидал руками. Рука его попала на голову гимназистика. Гимназистик схватил ее, прижал к губам и заплакал.
Каркунов. Прочь! Между мужем и женой посредников нет. (
Подходя к Вере Филипповне.) Так ты моей
смерти ждешь? Гляди на меня! Гляди на меня!
Владимир (
подходит к телу и, взглянув, быстро отворачивается). Для такой души, для такой
смерти слезы ничего не значат… у меня их нет! нет! Но я отомщу, жестоко, ужасно отомщу. Пойду, принесу отцу моему весть о ее кончине и заставлю, принужу его плакать, и когда он будет плакать… буду смеяться! (Убегает.)
Шервинский. Вовсе нет. Леночка, я страшно изменился. Сам себя не узнаю, честное слово! Катастрофа на меня подействовала или
смерть Алеши… Я теперь иной. А материально ты не беспокойся, Ленуша, я ведь — ого-го… Сегодня на дебюте спел, а директор мне говорит: «Вы, говорит, Леонид Юрьевич, изумительные надежды подаете. Вам бы, говорит, надо ехать в Москву, в Большой театр…»
Подошел ко мне, обнял меня и…
Как должна была огорчить ее
смерть брата, которого она страстно любила и который умер за нее, об этом и говорить нечего; но она не рыдала, не рвалась, как Марья Виссарионовна, а тихо и спокойно
подошла и поцеловала усопшего; потом пошла было к матери, но скоро возвратилась: та с ней не хотела говорить.
Чую я, что конец мой
подходит, и мне хочется перед
смертью в опушный раз попробовать вина».
Лещ. Н-но? (
Подходит, берёт руку Якова.) Н-да… Этого, разумеется, нужно было ждать каждый час… но всё же
смерть никогда не является в пору… гм…
Да, это был добрый попик, но умер он нехорошею
смертью. Однажды, когда все вышли из дому и пьяный попик остался один лежать на постели, ему вздумалось докурить. Он встал и, шатаясь,
подошел к огромному, жарко натопленному камельку, чтобы закурить у огня трубку. Он был слишком уж пьян, покачнулся и упал в огонь. Когда пришли домочадцы, от попа остались лишь ноги.
В тот миг к нему не
подходи,
Смерть у него в руках — и ад в его груди.
К нему Арсений
подошел,
И руки сжатые развел,
И поднял голову с земли;
Две яркие слезы текли
Из побелевших мутных глаз,
Собой лишь светлы, как алмаз.
Спокойны были все черты,
Исполнены той красоты,
Лишенной чувства и ума,
Таинственной, как
смерть сама.
И что, когда-нибудь, на этом голом доге — том главном утопленнике — женюсь? — итак, за свою же смертную опасность, а может быть, даже —
смерть («одна девочка на исповеди утаила грех и на другой день, когда
подходила к причастию, упала мертвая…»), должна отдать — сразу все, сама положить в руку «ака-де-ми-ку»?!
Мир душе твоей, мой бедный друг! (
Подходит к Войницеву.) Ради бога, выслушай! Не оправдаться я пришел… Не мне и не тебе судить меня… Я пришел просить не за себя, а за тебя… Братски прошу тебя… Ненавидь, презирай меня, думай обо мне как хочешь, но не… убивай себя! Я не говорю про револьверы, а… вообще… Ты слаб здоровьем… Горе добьет тебя… Не буду я жить!.. Я себя убью, не ты себя убьешь! Хочешь моей
смерти? Хочешь, чтоб я перестал жить?
Когда Николай вышел, Александр Антонович запер за ним дверь, оглянулся и,
подойдя к камину, молча, но с силой ударил по белому, блестящему кафлю. Потом вытер платком руку, к которой пристала белая полоска извести, и сел заниматься. И опять лицо его белело той страшной бледностью, которая напоминает
смерть.
В то время как рубили капусту,
подошел двадцатый день по
смерти Марка Данилыча, и к Дуне приехал Патап Максимыч с Аграфеной Петровной и с детьми ее.
— Не знаю, как и благодарить вас, Патап Максимыч. До
смерти не забуду ваших благодеяний. Бог воздаст вам за ваше добро, — сказала Дуня,
подходя к Чапурину и ловя его руку, чтобы, как дочери, поцеловать ее.
О сумерках Ковза кузнец и дурачок Памфилка из двора во двор пошли по деревне повещать народу мыться и чиститься, отрещися жен и готовиться видеть «Божье чудесо».
Подойдут к волоковому окну, стукнут палочкой, крикнут: «Печи топите, мойтеся, правьтеся, жен берегитеся: завтра огонь на коровью
смерть!» — И пойдут далее.
У Токарева вдруг мелькнула мысль, — как удивительно
подходят эта ночь и нынешнее состояние Сергея к тому, что Токарев уж несколько дней собирался сделать: да, Сергей должен узнать настоящую причину
смерти сестры!
Ждать пришлось недолго. Через несколько дней, когда Толстых, по обыкновению последних дней, как зверь в клетке, ходил по своему запертому на ключ кабинету, ему вдруг послышались приближающиеся к двери шаги. Он быстро
подошел и отпер ее. На пороге стоял бледный, как
смерть, Иннокентий Антипович. Толстых окинул его вопросительным взглядом.
Не успел еще он окончить эту фразу, как один из казаков
подошел к связанному татарину и что есть сил полоснул его по горлу ножом. Тот даже не ахнул.
Смерть была мгновенна.
— Мы видим из речей ваших, — перебили его поселяне, — что вы еще ничего не знаете и имеете простую душу; посмотрите, как нас морят; в магазине, верно, весь хлеб отравлен; нет места, где бы не было положено яду. Страшно
подойти к колодцам; куда ни пойдешь, везде думай о
смерти — и от кого? От начальников, ведь нам все открыл Богоявленский.
— Да, солдаты отца очень любили, и его
смерть действительно, поразила их… Мне рассказывали любопытную подробность. У отца как будто было какое-то тяжёлое предчувствие… Когда он вместе с полковником Ароновским
подошёл к подножию сопки, на которой ему суждено было найти
смерть, он остановился как бы в раздумье, но затем махнул стеком — английским каучуковым хлыстом — и стал подниматься…
Солдаты, привыкшие к ужасам
смерти, с робостию отступили назад при виде мертвецов; но, вскоре ознакомившись с этим зрелищем,
подошли к ним ближе.
Василий Степаныч, готовый на всё, лишь бы только его жена была весела и не говорила о
смерти, зачесывает над ушами пейсы, делает смешную физиономию и
подходит к Лизочке.
Ежели бы это был пример из истории Китая, мы бы могли сказать, что это явление не историческое (лазейка историков, когда чтò не
подходит под их мерку); ежели бы дело касалось столкновения непродолжительного, в котором участвовали бы малые количества войск, мы бы могли принять это явление за исключение; но событие это совершилось на глазах наших отцов, для которых решался вопрос жизни и
смерти отечества, и война эта была величайшая из всех известных войн…