— Жаль! — возразил старик, — не доживет этот человек до седых волос. — Он жалел от души, как мог, как обыкновенно жалеют старики о юношах, умирающих преждевременно, во цвете жизни, которых
смерть забирает вместо их, как буря чаще ломает тонкие высокие дерева и щадит пни столетние.
Неточные совпадения
Тема случилась странная: Григорий поутру,
забирая в лавке у купца Лукьянова товар, услышал от него об одном русском солдате, что тот, где-то далеко на границе, у азиятов, попав к ним в плен и будучи принуждаем ими под страхом мучительной и немедленной
смерти отказаться от христианства и перейти в ислам, не согласился изменить своей веры и принял муки, дал содрать с себя кожу и умер, славя и хваля Христа, — о каковом подвиге и было напечатано как раз в полученной в тот день газете.
Спустя немного времени один за другим начали умирать дети. Позвали шамана. В конце второго дня камлания он указал место, где надо поставить фигурное дерево, но и это не помогло.
Смерть уносила одного человека за другим. Очевидно, черт поселился в самом жилище. Оставалось последнее средство — уступить ему фанзу. Та к и сделали.
Забрав все имущество, они перекочевали на реку Уленгоу.
После
смерти Маланьи Сергеевны тетка окончательно
забрала его в руки.
Силу она
забрала после
смерти общего любимца В.С. Пагануцци, заведовавшего конторой и хозяйством. При нем все было просто, никакой казенщины и канцелярщины.
Оставшие ж посылали к хивинцам с прошением, чтоб их к себе взяли и спасли б их тем от
смерти; почему, приехав к ним, хивинцы всех их к себе и
забрали.
На этот раз, впрочем, было из чего суетиться. Вчуже
забирал страх при виде живых людей, которые, можно сказать, на ниточке висели от
смерти: местами вода, успевшая уже затопить во время дня половину реки, доходила им до колен; местами приводилось им обходить проруби или перескакивать через широкие трещины, поминутно преграждавшие путь. Дороги нечего было искать: ее вовсе не было видно; следовало идти на авось: где лед держит пока ногу, туда и ступай.
Дарья Никитична вся обмерла со страху, ожидая неминучей
смерти, но Терешка ограничился только тем, что обыскал ее и
забрал кошелек да разную ценную рухлядь.
Не мог уйти Савелий из злобинского дома, да и оставаться в нем ему было хуже
смерти. Еще с Тарасом Ермилычем можно было помириться — крут сердцем да отходчив, а вот Ардальон Павлыч на глазах как бельмо сидит. Благодаря размолвке Тараса Ермилыча с генералом Смагин
забрал еще больше силы. Он уже несколько раз ездил в генеральский дом для предварительных разведок и возвращался с загадочно-таинственным лицом, а на немой вопрос хозяина только пожимал плечами.
Из его же собственного рассказа выходит только, что «як турци нас
забрали в плин, то разом узяли с нами и майора Птицына, а потом, як мы вси стали утекать, то майора Птицына турци забили геть до
смерти…».
Эту девочку старушка совсем
забрала к себе жить и обещала отказать ей по
смерти своей и избу, и корову, и «все богатейство».
— Не обязан я кормить вас, дармоеды! Я не миллионщик какой, чтоб вы меня объедали и опивали! Мне самому есть нечего, одры поганые, чтоб вас холера
забрала! Ни радости мне от вас, ни корысти, а одно только горе и разоренье! Почему вы не околеваете? Что вы за такие персоны, что вас даже и
смерть не берет? Живите, чёрт с вами, но не желаю вас кормить! Довольно с меня! Не желаю!
Носился даже слух, что одного семинаристика, который шел домой из старорусского училища, закурили в карантине до
смерти. Он, по незнанию, пошел по неблагополучной половине дороги, так как последняя в некоторых местах в карантинном отношении делилась на две половины, по правой можно было пройти свободно, а шедших по левой
забирали в карантин и окуривали.