Неточные совпадения
В то время как они говорили, толпа хлынула мимо них к обеденному
столу. Они тоже подвинулись и услыхали громкий голос одного господина, который с бокалом в руке говорил речь добровольцам. «
Послужить за веру, за человечество, за братьев наших, — всё возвышая голос, говорил господин. — На великое дело благословляет вас матушка Москва. Живио!» громко и слезно заключил он.
— Нет! — Лонгрен припечатал это слово ударом ладони по вздрогнувшему
столу. — Пока я жив, ты
служить не будешь. Впрочем, есть время подумать.
Петр Петрович очень смеялся. Он уже кончил считать и припрятал деньги. Впрочем, часть их зачем-то все еще оставалась на
столе. Этот «вопрос о помойных ямах»
служил уже несколько раз, несмотря на всю свою пошлость, поводом к разрыву и несогласию между Петром Петровичем и молодым его другом. Вся глупость состояла в том, что Андрей Семенович действительно сердился. Лужин же отводил на этом душу, а в настоящую минуту ему особенно хотелось позлить Лебезятникова.
Катерина Ивановна хоть и постаралась тотчас же сделать вид, что с пренебрежением не замечает возникшего в конце
стола смеха, но тотчас же, нарочно возвысив голос, стала с одушевлением говорить о несомненных способностях Софьи Семеновны
служить ей помощницей, «о ее кротости, терпении, самоотвержении, благородстве и образовании», причем потрепала Соню по щечке и, привстав, горячо два раза ее поцеловала.
По стенам, около картин, лепилась в виде фестонов паутина, напитанная пылью; зеркала, вместо того чтоб отражать предметы, могли бы
служить скорее скрижалями, для записывания на них, по пыли, каких-нибудь заметок на память. Ковры были в пятнах. На диване лежало забытое полотенце; на
столе редкое утро не стояла не убранная от вчерашнего ужина тарелка с солонкой и с обглоданной косточкой да не валялись хлебные крошки.
Барыня обнаружила тут свою обычную предусмотрительность, чтобы не перепились ни кучера, ни повара, ни лакеи. Все они были нужны: одни готовить завтрак, другие
служить при
столе, а третьи — отвезти парадным поездом молодых и всю свиту до переправы через реку. Перед тем тоже было работы немало. Целую неделю возили приданое за Волгу: гардероб, вещи, множество ценных предметов из старого дома — словом, целое имущество.
— Это что! — строго крикнула она на него, — что за чучело, на кого ты похож? Долой! Василиса! Выдать им всем ливрейные фраки, и Сережке, и Степке, и Петрушке, и этому шуту! — говорила она, указывая на Егора. — Яков пусть черный фрак да белый галстук наденет. Чтобы и за
столом служили, и вечером оставались в ливреях!
И сам Яков только
служил за
столом, лениво обмахивал веткой мух, лениво и задумчиво менял тарелки и не охотник был говорить. Когда и барыня спросит его, так он еле ответит, как будто ему было бог знает как тяжело жить на свете, будто гнет какой-нибудь лежал на душе, хотя ничего этого у него не было. Барыня назначила его дворецким за то только, что он смирен, пьет умеренно, то есть мертвецки не напивается, и не курит; притом он усерден к церкви.
Чрез полчаса
стол опустошен был до основания. Вино было старый фронтиньяк, отличное. «Что это, — ворчал барон, — даже ни цыпленка! Охота таскаться по этаким местам!» Мы распрощались с гостеприимными, молчаливыми хозяевами и с смеющимся доктором. «Я надеюсь с вами увидеться, — кричал доктор, — если не на возвратном пути, так я приеду в Саймонстоун: там у меня
служит брат, мы вместе поедем на самый мыс смотреть соль в горах, которая там открылась».
В офицерских каютах было только место для постели, для комода, который в то же время
служил и
столом, и для стула.
Оттого эти, чтоб не запачкать пола, который
служит им вместе и
столом, при входе в комнаты снимают туфли, а китайцы нет.
За
столом Радилов, который лет десять
служил в армейском пехотном полку и в Турцию ходил, пустился в рассказы; я слушал его со вниманием и украдкой наблюдал за Ольгой.
Вьюками были брезентовые мешки и походные ящики, обитые кожей и окрашенные масляной краской. Такие ящики удобно переносимы на конских вьюках, помещаются хорошо в лодках и на нартах. Они
служили нам и для сидений и
столами. Если не мешать имущество в ящиках и не перекладывать его с одного места на другое, то очень скоро запоминаешь, где что лежит, и в случае нужды расседлываешь ту лошадь, которая несет искомый груз.
Некогда он
служил в гусарах, и даже счастливо; никто не знал причины, побудившей его выйти в отставку и поселиться в бедном местечке, где жил он вместе и бедно и расточительно: ходил вечно пешком, в изношенном черном сюртуке, а держал открытый
стол для всех офицеров нашего полка.
Сделалось смятение. Люди бросились в комнату старого барина. Он лежал в креслах, на которые перенес его Владимир; правая рука его висела до полу, голова опущена была на грудь, не было уж и признака жизни в сем теле, еще не охладелом, но уже обезображенном кончиною. Егоровна взвыла, слуги окружили труп, оставленный на их попечение, вымыли его, одели в мундир, сшитый еще в 1797 году, и положили на тот самый
стол, за которым столько лет они
служили своему господину.
Приказывать не смею,
Прошу тебя покорно. Слушать песни
Одна моя утеха. Если хочешь,
Не в труд тебе, запой! А за услугу
Готова я
служить сама. Накрою
Кленовый
стол ширинкой браной, стану
Просить тебя откушать хлеба-соли,
Покланяюсь, попотчую; а завтра
На солнечном восходе разбужу.
Обед подается по-праздничному, в три часа, при свечах, и длится, по крайней мере, полтора часа. Целая масса лакеев, своих и чужих,
служит за
столом. Готовят три повара, из которых один отличается по части старинных русских кушаньев, а двое обучались в Москве у Яра и выписываются в деревню зимою на несколько недель. Сверх того, для пирожных имеется особенный кондитер, который учился у Педотти и умеет делать конфекты. Вообще в кулинарном отношении Гуслицыны не уступают даже Струнниковым.
— Четыре. Феклуша — за барышней ходит, шьет, а мы три за
столом служим, комнаты убираем. За старой барыней няня ходит. Она и спит у барыни в спальной, на полу, на войлочке. С детства, значит, такую привычку взяла. Ну, теперь почивайте, Христос с вами! да не просыпайтесь рано, а когда вздумается.
После этого не менее четырех лет мальчик состоит в подручных, приносит с кухни блюда, убирает со
стола посуду, учится принимать от гостей заказы и, наконец, на пятом году своего учения удостаивается получить лопаточник для марок и шелковый пояс, за который затыкается лопаточник, — и мальчик
служит в зале.
Во время перерыва, за чайным
столом, уставленным закусками и водкой, зашел общий разговор, коснувшийся, между прочим, школьной реформы. Все единодушно осуждали ее с чисто практической точки зрения: чем виноваты дети, отцы которых волею начальства
служат в Ровно? Путь в университет им закрыт, а университет тогда представлялся единственным настоящим высшим учебным заведением.
Первый завтрак у Стабровских опять
послужил предметом ужаса для мисс Дудль. «Неорганизованная девочка» решительно не умела держать себя за
столом, клала локти чуть не на тарелку, стучала ложкой, жевала, раскрывая рот, болтала ногами и — о, ужас! — вытащила в заключение из кармана совсем грязный носовой платок. Мисс Дудль чуть не сделалось дурно.
Не понимаю, отчего лебедь считался в старину лакомым или почетным блюдом у наших великих князей и даже царей; вероятно, знали искусство делать его мясо мягким, а мысль, что лебедь
служил только украшением
стола, должна быть несправедлива.
«Все здесь не по нем, — говаривал он, — за
столом привередничает, не ест, людского запаху, духоты переносить не может, вид пьяных его расстраивает, драться при нем тоже не смей,
служить не хочет: слаб, вишь, здоровьем; фу ты, неженка эдакой!
Она с наслаждением готова была пресмыкаться перед Лихониным,
служить ему как раба, но в то же время хотела, чтобы он принадлежал ей больше, чем
стол, чем собачка, чем ночная кофта.
У нас в доме была огромная зала, из которой две двери вели в две небольшие горницы, довольно темные, потому что окна из них выходили в длинные сени, служившие коридором; в одной из них помещался буфет, а другая была заперта; она некогда
служила рабочим кабинетом покойному отцу моей матери; там были собраны все его вещи: письменный
стол, кресло, шкаф с книгами и проч.
Останавливался он обыкновенно у кума своего, Ивана Иваныча Зачатиевского, сына к — ского пономаря, который
служил в одном из департаментов столоначальником, досиделся до чина статского советника и с получением его воспользовался титулом управляющего
столом.
Ужин прошел весело. Сарматов и Летучий наперерыв рассказывали самые смешные истории. Евгений Константиныч улыбался и сам рассказал два анекдота; он не спускал глаз с Луши, которая несколько раз загоралась горячим румянцем под этим пристальным взглядом. M-r Чарльз прислуживал дамам с неизмеримым достоинством, как умеют
служить только слуги хорошей английской школы. Перед дамами стояли на
столе свежие букеты.
Все придет в свое время — ручательством
служит вот эта куча проектов, которая лежит у него на
столе.
Он забывал, что она не
служила, не играла в карты, что у ней не было завода, что отличный
стол и лучшее вино почти не имеют цены в глазах женщины, а между тем он заставлял ее жить этою жизнью.
Катрин распорядилась, чтобы дали им тут же на маленький
стол ужин, и когда принесший вино и кушанье лакей хотел было, по обыкновению, остаться
служить у
стола и встать за стулом с тарелкой в руке и салфеткой, завязанной одним кончиком за петлю фрака, так она ему сказала...
В единственной чистой комнате дома, которая
служила приемною, царствовала какая-то унылая нагота; по стенам было расставлено с дюжину крашеных стульев, обитых волосяной материей, местами значительно продранной, и стоял такой же диван с выпяченной спинкой, словно грудь у генерала дореформенной школы; в одном из простенков виднелся простой
стол, покрытый загаженным сукном, на котором лежали исповедные книги прихода, и из-за них выглядывала чернильница с воткнутым в нее пером; в восточном углу висел киот с родительским благословением и с зажженною лампадкой; под ним стояли два сундука с матушкиным приданым, покрытые серым, выцветшим сукном.
Сама просвирня обыкновенно никогда не садилась за
стол с сыном, не садилась она и нынче с гостями, а только
служила им.
Он торопливо начал говорить про Марка Васильева, легко вспоминая его речи, потом вынул из
стола записки свои и читал их почти плача, точно панихиду
служа о людях, уже отошедших из его мира.
— Это одна из лучших кают, — сказал Гез, входя за мной. — Вот умывальник, шкаф для книг и несколько еще мелких шкафчиков и полок для разных вещей.
Стол — общий, а впрочем, по вашему желанию, слуга доставит сюда все, что вы пожелаете. Матросами я не могу похвастаться. Я взял их на один рейс. Но слуга попался хороший, славный такой мулат; он
служил у меня раньше, на «Эригоне».
Величественный Писарев за
столом сидел рядом со своей новой женой — молодой красавицей, изящной А. Я. Гламой-Мещерской. И она и Стрепетова
служили у А. А. Бренко.
Что, говорит, разве купец не
служит государю так же, как и всякий другой?» Да всей пятерней-то так по
столу и хватит.
Нароков. Ну, нет, хлеб-то я себе всегда достану; я уроки даю, в газеты корреспонденции пишу, перевожу; а
служу у Гаврюшки, потому что от театра отстать не хочется, искусство люблю очень. И вот я, человек образованный, с тонким вкусом, живу теперь между грубыми людьми, которые на каждом шагу оскорбляют мое артистическое чувство. (Подойдя к
столу.) Что это за книги у вас?
Затем она тушит лампу, садится около
стола и начинает говорить. Я не пророк, но заранее знаю, о чем будет речь. Каждое утро одно и то же. Обыкновенно после тревожных расспросов о моем здоровье она вдруг вспоминает о нашем сыне офицере, служащем в Варшаве. После двадцатого числа каждого месяца мы высылаем ему по пятьдесят рублей — это главным образом и
служит темою для нашего разговора.
Пόд-вечер приехали гости к Палицыну; Наталья Сергевна разрядилась в фижмы и парчевое платье, распудрилась и разрумянилась;
стол в гостиной уставили вареньями, ягодами сушеными и свежими; Генадий Василич Горинкин, богатый сосед, сидел на почетном месте, и хозяйка поминутно подносила ему тарелки с сластями; он брал из каждой понемножку и важно обтирал себе губы; он был высокого росту, белокур, и вообще довольно ловок для деревенского жителя того века; и это потому быть может, что он
служил в лейб-кампанцах; 25<-и> лет вышед в отставку, он женился и нажил себе двух дочерей и одного сына; — Борис Петрович занимал его разговорами о хозяйстве, о Москве и проч., бранил новое, хвалил старое, как все старики, ибо вообще, если человек сам стал хуже, то всё ему хуже кажется; — поздно вечером, истощив разговор, они не знали, что начать; зевали в руку, вертелись на местах, смотрели по сторонам; но заботливый хозяин тотчас нашелся...
Но, к изумлению и к совершенному поражению господина Голядкина, Крестьян Иванович что-то пробормотал себе под нос; потом придвинул кресла к
столу и довольно сухо, но, впрочем, учтиво объявил ему что-то вроде того, что ему время дорого, что он как-то не совсем понимает; что, впрочем, он, чем может, готов
служить, по силам, но что все дальнейшее и до него не касающееся он оставляет.
В течение этого времени он окачивает себя множеством разнообразнейших знаний, но понимает только одно: что знания
служат ответом на печатные билеты, которые он должен будет брать наудачу со
стола экзаменатора.
В палатах видит свою старуху,
За
столом сидит она царицей,
Служат ей бояре да дворяне,
Наливают ей заморские вина...
Небольшой
стол помещался в углу крыльца; на нем лежала позабытая женская работа — несколько полос полотна, катушка с нитками и маленькие стальные ножницы; вместо стульев
служили небольшие скамьи, сделанные прямо из сырого дерева с неправильно обтесанными досками.
Приезжая в плодомасовский дом, муж отставной боярской барыни
служил боярину шутом и посмешищем: стоя на голове, он выпивал стопы вина и меду; ходил на кругах колесом; разбивал затылком орехи и плясал на
столе казачка перед всей барской дворней.
Служили панихиду утром и вечером. На другой день хоронили, и после похорон гости и духовенство ели много и с такою жадностью, как будто давно не ели. Липа прислуживала за
столом, и батюшка, подняв вилку, на которой был соленый рыжик, сказал ей...
Изба, в которую рыженький ввел Антона, была просторна; по крайней мере так показалась она последнему при тусклом свете сального огарка, горевшего на
столе в железном корявом подсвечнике; один конец перегородки, разделявшей ее на две части, упирался в исполинскую печь с уступами, стремешками и запечьями, другой
служил подпорою широким полатям, с которых свешивались чьи-то длинные босые ноги и овчина.
Мавра Тарасовна. Нет, зачем же! Ты умел над Платоном шутить, так
послужи теперь у него под началом! А вот тебе работа на первый раз! Поди напиши билетец: «Мавра Тарасовна и Амос Панфилыч Барабошевы, по случаю помолвки Поликсены Амосовны Барабошевой с почетным гражданином Платоном Иванычем Зыбкиным, приглашают на бал и вечерний
стол». А число мы сами поставим.
А я к тому времени опять прихварывать начал. Перемогался изо всех сил. Случалось — подаю на
стол, вдруг как забьет меня кашель. Сначала держусь, а потом, когда не станет возможности, брошу приборы на
стол и бегом в коридор. Кашляю, кашляю, даже в глазах потемнеет. Этаких вещей ведь в хороших ресторанах не любят. Ты, скажут, или
служи, или ступай в больницу ложись. Здесь не богадельня. У нас публика чистая.
Как мы там с прислугой обращались, боже мой! Развалимся на стульях, ноги чуть не на
стол положим. «Эй, ты, лакуза! шестерка!» Других и названий не было для служащих. «Не видишь, с… сын, кому
служишь? Какой ликер принес? В морду вас бить, хамов». Тот, конечно, видит, что над ним кочевряжится свой же брат, холуй несчастный, но, по должности, молчит. И на чай при этом мы давали туго.
Тот самый
стол, на котором обыкновенно обедали трое отщепенцев деревенской жизни,
служил в этих случаях для помещения трупов.