Неточные совпадения
Всё в ее
лице: определенность ямочек щек и подбородка, склад губ, улыбка, которая как бы
летала вокруг
лица, блеск глаз, грация и быстрота движений, полнота звуков голоса, даже манера,
с которою она сердито-ласково ответила Весловскому, спрашивавшему у нее позволения сесть на ее коба, чтобы выучить его галопу
с правой ноги, — всё было особенно привлекательно; и, казалось, она сама знала это и радовалась этому.
Губернаторша, сказав два-три слова, наконец отошла
с дочерью в другой конец залы к другим гостям, а Чичиков все еще стоял неподвижно на одном и том же месте, как человек, который весело вышел на улицу,
с тем чтобы прогуляться,
с глазами, расположенными глядеть на все, и вдруг неподвижно остановился, вспомнив, что он позабыл что-то и уж тогда глупее ничего не может быть такого человека: вмиг беззаботное выражение
слетает с лица его; он силится припомнить, что позабыл он, — не платок ли? но платок в кармане; не деньги ли? но деньги тоже в кармане, все, кажется, при нем, а между тем какой-то неведомый дух шепчет ему в уши, что он позабыл что-то.
Пока ее не было, ее имя
перелетало среди людей
с нервной и угрюмой тревогой,
с злобным испугом. Больше говорили мужчины; сдавленно, змеиным шипением всхлипывали остолбеневшие женщины, но если уж которая начинала трещать — яд забирался в голову. Как только появилась Ассоль, все смолкли, все со страхом отошли от нее, и она осталась одна средь пустоты знойного песка, растерянная, пристыженная, счастливая,
с лицом не менее алым, чем ее чудо, беспомощно протянув руки к высокому кораблю.
Через четверть часа он, сидя на стуле, ласточкой
летал по комнате и говорил в трехбородое
лицо с огромными глазами...
— Поди
с ним! — говорил Тарантьев, отирая пот
с лица. — Теперь лето: ведь это все равно что дача. Что ты гниешь здесь летом-то, в Гороховой?.. Там Безбородкин сад, Охта под боком, Нева в двух шагах, свой огород — ни пыли, ни духоты! Нечего и думать: я сейчас же до обеда
слетаю к ней — ты дай мне на извозчика, — и завтра же переезжать…
Она мгновенно подалась на шаг назад; торжественное сияние, краски
слетели с лица; кроткие глаза заблистали грозой.
Веселье
слетело с лица у ней, уступив место испугу.
Все засмеялись. Райский поцеловал ее в обе щеки, взял за талию, и она одолела смущение и вдруг решительно отвечала на его поцелуй, и вся робость
слетела с лица.
Турманом
слетел Чертопханов
с коня, выхватил кинжал, подбежал, растопыря ноги, к собакам,
с яростными заклинаниями вырвал у них истерзанного зайца и, перекосясь всем
лицом, погрузил ему в горло кинжал по самую рукоятку… погрузил и загоготал. Тихон Иваныч показался в опушке. «Го-го-го-го-го-го-го-го!» — завопил вторично Чертопханов… «Го-го-го-го», — спокойно повторил его товарищ.
Бледная улыбка скользнула на мгновение на губах Конона: слова матушки «без тебя как без рук», по-видимому, польстили ему. Но через секунду
лицо его опять затянулось словно паутиной, и
с языка
слетел обычный загадочный ответ...
— Постой, Катерина! ступай, мой ненаглядный Иван, я поцелую тебя! Нет, дитя мое, никто не тронет волоска твоего. Ты вырастешь на славу отчизны; как вихорь будешь ты
летать перед козаками,
с бархатною шапочкою на голове,
с острою саблею в руке. Дай, отец, руку! Забудем бывшее между нами. Что сделал перед тобою неправого — винюсь. Что же ты не даешь руки? — говорил Данило отцу Катерины, который стоял на одном месте, не выражая на
лице своем ни гнева, ни примирения.
Спокойствие и веселость снова
слетели с лица Лизы, бровки ее насупились и как будто ломались посередине.
Здесь был только зоологический Розанов, а был еще где-то другой, бесплотный Розанов, который
летал то около детской кроватки
с голубым ситцевым занавесом, то около постели, на которой спала женщина
с расходящимися бровями, дерзостью и эгоизмом на недурном, но искаженном злостью
лице, то бродил по необъятной пустыне, ловя какой-то неясный женский образ, возле которого ему хотелось упасть, зарыдать, выплакать свое горе и, вставши по одному слову на ноги, начать наново жизнь сознательную,
с бестрепетным концом в пятом акте драмы.
Но вдруг пораженная ангельской добротою обиженного ею старичка и терпением,
с которым он снова разводил ей третий порошок, не сказав ей ни одного слова упрека, Нелли вдруг притихла. Насмешка
слетела с ее губок, краска ударила ей в
лицо, глаза повлажнели; она мельком взглянула на меня и тотчас же отворотилась. Доктор поднес ей лекарство. Она смирно и робко выпила его, схватив красную пухлую руку старика, и медленно поглядела ему в глаза.
Даже половые встрепенулись и
летали по залам трактиров
с сияющими
лицами, довольные и счастливые, что наконец узы разорваны и наступило время настоящей «вольной» работы.
О, как мила она,
Елизавета Тушина,
Когда
с родственником на дамском седле
летает,
А локон ее
с ветрами играет,
Или когда
с матерью в церкви падает ниц,
И зрится румянец благоговейных
лиц!
Тогда брачных и законных наслаждений желаю
И вслед ей, вместе
с матерью, слезу посылаю.
Грустная тень давно
слетела с лица молодых. Они были совершенно счастливы. Добрые люди не могли смотреть на них без удовольствия, и часто повторялись слова: «какая прекрасная пара!» Через неделю молодые собирались ехать в Багрово, куда сестры Алексея Степаныча уехали через три дня после свадьбы. Софья Николавна написала
с ними ласковое письмо к старикам.
Воробушков стая
слетелаС снопов, над телегой взвилась.
И Дарьюшка долго смотрела,
От солнца рукой заслонясь,
Как дети
с отцом приближались
К дымящейся риге своей,
И ей из снопов улыбались
Румяные
лица детей…
— В минуту
слетаю туда! — сказала Елизавета Петровна и, проворно войдя в комнату дочери, проворно надела там шляпку и проворнейшим шагом отправилась в церковь, куда она, впрочем, поспела к тому уже времени, когда юный священник выходил
с крестом. Он, видимо, хотел представить себя сильно утомленным и грустным выражением
лица желал как бы свидетельствовать о своих аскетических подвигах.
Текут беседы в тишине;
Луна плывет в ночном тумане;
И вдруг пред ними на коне
Черкес. Он быстро на аркане
Младого пленника влачил.
«Вот русский!» — хищник возопил.
Аул на крик его сбежался
Ожесточенною толпой;
Но пленник хладный и немой,
С обезображенной главой,
Как труп, недвижим оставался.
Лица врагов не видит он,
Угроз и криков он не слышит;
Над ним
летает смертный сон
И холодом тлетворным дышит.
Челкаш крякнул, схватился руками за голову, качнулся вперед, повернулся к Гавриле и упал
лицом в песок. Гаврила замер, глядя на него. Вот он шевельнул ногой, попробовал поднять голову и вытянулся, вздрогнув, как струна. Тогда Гаврила бросился бежать вдаль, где над туманной степью висела мохнатая черная туча и было темно. Волны шуршали, взбегая на песок, сливаясь
с него и снова взбегая. Пена шипела, и брызги воды
летали по воздуху.
Точно такие же впечатления переживал и Володя. Несмотря на то что он старался не поддаваться скуке и добросовестно занимался, много читал и не оставлял занятий
с матросами, все-таки находили минуты хандры и неодолимого желания
перелететь в Офицерскую и быть со своими… Длинный переход
с вечно одними и теми же впечатлениями, в обществе одних и тех же
лиц казался ему под конец утомительным. И ему, как и всем, хотелось берега, берега.
Струятся по
лицу неслышные ему слезы, и сама собой
слетает с уст его пустынная песня...
Ответа не последовало. Слепень продолжал
летать и стучать по потолку. Со двора не доносилось ни звука, точно весь мир заодно
с доктором думал и не решался говорить. Ольга Ивановна уже не плакала, а по-прежнему в глубоком молчании глядела на цветочную клумбу. Когда Цветков подошел к ней и сквозь сумерки взглянул на ее бледное, истомленное горем
лицо, у нее было такое выражение, какое ему случалось видеть ранее во время приступов сильнейшего, одуряющего мигреня.
Ночью я не могла спать. Что-то большое и тяжелое давило мне грудь. Мне казалось, что какая-то громадная птица
с лицом новой мамы
летает по комнате, стараясь меня задеть своими крыльями.
Он присел опять на крыльцо деревянной церкви, закрыл
лицо руками и заплакал. Та жизнь уже канула. Не вернется он к женщине, которую сманил от мужа. Не
слетит к нему
с неба и та, к кому он так прильнул просветленной душой. Да и не выдержал бы он ее святости; Бог знал, когда прибрал ее к Себе.
Добравшись до Женевы, очень утомленный и больной ревматизмом ног, схваченным под Мецом, а главное видя, что я нахожусь в решительном несогласии
с редакцией, гае тон повернулся
лицом к победителям и спиной к Франции, я решил прекратить работу корреспондента, тем более что и"театра"-то войны надо было усиленно искать,
перелетая с одного конца Франции к другому.
Вечер наволок густые тучи, в которых без грозы разыгрывалась молния. Под мраком их отправился русский отряд через горы и леса к Сагницу, до которого надо было сделать близ сорока верст. Уже орлы северные, узнав свои силы, расправили крылья и начинали
летать по-орлиному. Оставим их на время, чтобы ознакомить читателя
с лицом, еще мало ему известным.
Ни вода, ни спирт, пущенные было опять в дело матерью Досифеей, не помогали. Больная металась на постели
с раскрасневшимся
лицом,
с открытыми, устремленными в одну точку глазами. Бессвязный бред
слетал с ее уст.
Лицо Беспалова становилось все бледнее и строже. Он переступил
с ноги на ногу, немного, подался к брустверу и стал рассеянно смотреть в другую сторону. Резцов понял: справа и немного сзади, из занятой японцами деревни, к часовому пристреливались. Новая пуля
с сердитым, прерывистым жужжанием рикошетом
перелетела через окоп.
Рымба первый раз участвовал в состязаниях, и никто не мог понять, зачем он это делает и зачем вообще учится
летать: был он человек рыхлый, слабый, бабьего складу и каждый раз, поднимаясь, испытывал невыносимый страх. И теперь в глубоких рябинках его широкого
лица, как в лужицах после дождя, блестела вода, капельки мучительного холодного пота, а блеклые, в редких ресницах, остановившиеся глаза
с глубокой верой и трагической серьезностью смотрели на Пушкарева.
Поровнявшись
с гвардейскою пехотой, он заметил, что чрез нее и около нее
летали ядры, не столько потому, что он слышал звук ядер, сколько потому, что на
лицах солдат он увидал беспокойство и на
лицах офицеров — неестественную, воинственную торжественность.
Мориц взглянул, сказал: «тре бьен» и сделал такое движение бровями, от которого пенсне спало и моментально прямо
с носа
слетело в открытую левую руку. И замечательная вещь: как пенсне соскочило
с лица Морица, так словно спал
с него и весь его прежний шельмоватый вид; он точно нашел, что меня не стоит рассматривать
с особенно серьезной точки зрения, и начал пошаливать: во-первых, он сразу упростился в выражении и заговорил по-польски.