Неточные совпадения
Анна Андреевна. У тебя вечно какой-то сквозной ветер разгуливает в голове; ты берешь пример
с дочерей Ляпкина-Тяпкина. Что тебе глядеть на них? не нужно тебе глядеть на них. Тебе есть примеры другие — перед тобою мать твоя. Вот каким примерам ты должна
следовать.
Добчинский.То есть оно так только говорится, а он рожден мною так совершенно, как бы и в браке, и все это, как
следует, я завершил потом законными-с узами супружества-с. Так я, изволите видеть, хочу, чтоб он теперь уже был совсем, то есть, законным моим сыном-с и назывался бы так, как я: Добчинский-с.
Городничий (делая Бобчинскому укорительный знак, Хлестакову).Это-с ничего. Прошу покорнейше, пожалуйте! А слуге вашему я скажу, чтобы перенес чемодан. (Осипу.)Любезнейший, ты перенеси все ко мне, к городничему, — тебе всякий покажет. Прошу покорнейше! (Пропускает вперед Хлестакова и
следует за ним, но, оборотившись, говорит
с укоризной Бобчинскому.)Уж и вы! не нашли другого места упасть! И растянулся, как черт знает что такое. (Уходит; за ним Бобчинский.)
Посему о градоначальническом единовластии
следует трактовать совсем не
с точки зрения солнечного восхода или иных враждебных стихий, а
с точки зрения заседателей, советников и секретарей различных ведомств, правлений и судов.
Cемен Константинович Двоекуров градоначальствовал в Глупове
с 1762 по 1770 год. Подробного описания его градоначальствования не найдено, но, судя по тому, что оно соответствовало первым и притом самым блестящим годам екатерининской эпохи,
следует предполагать, что для Глупова это было едва ли не лучшее время в его истории.
Только тогда Бородавкин спохватился и понял, что шел слишком быстрыми шагами и совсем не туда, куда идти
следует. Начав собирать дани, он
с удивлением и негодованием увидел, что дворы пусты и что если встречались кой-где куры, то и те были тощие от бескормицы. Но, по обыкновению, он обсудил этот факт не прямо, а
с своей собственной оригинальной точки зрения, то есть увидел в нем бунт, произведенный на сей раз уже не невежеством, а излишеством просвещения.
Но к полудню слухи сделались еще тревожнее. События
следовали за событиями
с быстротою неимоверною. В пригородной солдатской слободе объявилась еще претендентша, Дунька Толстопятая, а в стрелецкой слободе такую же претензию заявила Матренка Ноздря. Обе основывали свои права на том, что и они не раз бывали у градоначальников «для лакомства». Таким образом, приходилось отражать уже не одну, а разом трех претендентш.
Ему было ясно одно: что перед глазами его дремучий лес и что
следует с этим лесом распорядиться.
Председатель вставал
с места и начинал корчиться; примеру его
следовали другие; потом мало-помалу все начинали скакать, кружиться, петь и кричать и производили эти неистовства до тех пор, покуда, совершенно измученные, не падали ниц.
Как истинный администратор он различал два сорта сечения: сечение без рассмотрения и сечение
с рассмотрением, и гордился тем, что первый в ряду градоначальников ввел сечение
с рассмотрением, тогда как все предшественники секли как попало и часто даже совсем не тех, кого
следовало.
— Про себя могу сказать одно: в сражениях не бывал-с, но в парадах закален даже сверх пропорции. Новых идей не понимаю. Не понимаю даже того, зачем их
следует понимать-с.
Точно то же
следует сказать и о всяком походе, предпринимается ли он
с целью покорения царств или просто
с целью взыскания недоимок.
Что происходит в тех слоях пучины, которые
следуют непосредственно за верхним слоем и далее, до самого дна? пребывают ли они спокойными, или и на них производит свое давление тревога, обнаружившаяся в верхнем слое? —
с полною достоверностью определить это невозможно, так как вообще у нас еще нет привычки приглядываться к тому, что уходит далеко вглубь.
Все единодушно соглашались, что крамолу
следует вырвать
с корнем и для начала прежде всего очистить самих себя.
Сзади процессии
следовала Пфейферша, без кринолина;
с одной стороны ее конвоировала Аксиньюшка,
с другой — знаменитый юродивый Парамоша, заменивший в любви глуповцев не менее знаменитого Архипушку, который сгорел таким трагическим образом в общий пожар (см.
На этот призыв выходит из толпы парень и
с разбега бросается в пламя. Проходит одна томительная минута, другая. Обрушиваются балки одна за другой, трещит потолок. Наконец парень показывается среди облаков дыма; шапка и полушубок на нем затлелись, в руках ничего нет. Слышится вопль:"Матренка! Матренка! где ты?" — потом
следуют утешения, сопровождаемые предположениями, что, вероятно, Матренка
с испуга убежала на огород…
— Сам ли ты зловредную оную книгу сочинил? а ежели не сам, то кто тот заведомый вор и сущий разбойник, который таковое злодейство учинил? и как ты
с тем вором знакомство свел? и от него ли ту книжицу получил? и ежели от него, то зачем, кому
следует, о том не объявил, но, забыв совесть, распутству его потакал и подражал? — так начал Грустилов свой допрос Линкину.
Скорым шагом удалялся он прочь от города, а за ним, понурив головы и едва поспевая,
следовали обыватели. Наконец к вечеру он пришел. Перед глазами его расстилалась совершенно ровная низина, на поверхности которой не замечалось ни одного бугорка, ни одной впадины. Куда ни обрати взоры — везде гладь, везде ровная скатерть, по которой можно шагать до бесконечности. Это был тоже бред, но бред точь-в-точь совпадавший
с тем бредом, который гнездился в его голове…
Но Прыщ был совершенно искренен в своих заявлениях и твердо решился
следовать по избранному пути. Прекратив все дела, он ходил по гостям, принимал обеды и балы и даже завел стаю борзых и гончих собак,
с которыми травил на городском выгоне зайцев, лисиц, а однажды заполевал [Заполева́ть — добыть на охоте.] очень хорошенькую мещаночку. Не без иронии отзывался он о своем предместнике, томившемся в то время в заточении.
— Мы пойдем. Не правда ли? — обратилась она к Свияжскому. — Mais il ne faut pas laisser le pauvre Весловский et Тушкевич se morfondre là dans le bateau. [Но не
следует заставлять бедного Весловского и Тушкевича томиться в лодке.] Надо послать им сказать. — Да, это памятник, который он оставит здесь, — сказала Анна, обращаясь к Долли
с тою же хитрою, знающею улыбкой,
с которою она прежде говорила о больнице.
Вместе
с этим Степану Аркадьичу, любившему веселую шутку, было приятно иногда озадачить мирного человека тем, что если уже гордиться породой, то не
следует останавливаться на Рюрике и отрекаться от первого родоначальника — обезьяны.
И, отделав как
следовало приятельницу Анны, княгиня Мягкая встала и вместе
с женой посланника присоединилась к столу, где шел общий разговор о Прусском короле.
— Ну, bonne chance, [желаю вам удачи,] — прибавила она, подавая Вронскому палец, свободный от держания веера, и движением плеч опуская поднявшийся лиф платья,
с тем чтобы, как
следует, быть вполне голою, когда выйдет вперед, к рампе, на свет газа и на все глаза.
Прошла почти неделя, а я еще не познакомился
с Лиговскими. Жду удобного случая. Грушницкий, как тень,
следует за княжной везде; их разговоры бесконечны: когда же он ей наскучит?.. Мать не обращает на это внимания, потому что он не жених. Вот логика матерей! Я подметил два, три нежные взгляда, — надо этому положить конец.
В Коби мы расстались
с Максимом Максимычем; я поехал на почтовых, а он, по причине тяжелой поклажи, не мог за мной
следовать. Мы не надеялись никогда более встретиться, однако встретились, и, если хотите, я расскажу: это целая история… Сознайтесь, однако ж, что Максим Максимыч человек, достойный уважения?.. Если вы сознаетесь в этом, то я вполне буду вознагражден за свой, может быть, слишком длинный рассказ.
Приезжие уселись. Бричка Чичикова ехала рядом
с бричкой, в которой сидели Ноздрев и его зять, и потому они все трое могли свободно между собою разговаривать в продолжение дороги. За ними
следовала, беспрестанно отставая, небольшая колясчонка Ноздрева на тощих обывательских лошадях. В ней сидел Порфирий
с щенком.
Он, глубоко вздохнув и как бы чувствуя, что мало будет участия со стороны Константина Федоровича и жестковато его сердце, подхватил под руку Платонова и пошел
с ним вперед, прижимая крепко его к груди своей. Костанжогло и Чичиков остались позади и, взявшись под руки,
следовали за ними в отдалении.
Платон Михалыч Платонов был Ахиллес и Парид [Так в рукописи.
Следует: Парис.] вместе: стройное сложение, картинный рост, свежесть — все было собрано в нем. Приятная усмешка
с легким выраженьем иронии как бы еще усиливала его красоту. Но, несмотря на все это, было в нем что-то неоживленное и сонное. Страсти, печали и потрясения не навели морщины на девственное, свежее его лицо, но
с тем вместе и не оживили его.
— Ничего, ничего, — сказала хозяйка. — В какое это время вас Бог принес! Сумятица и вьюга такая…
С дороги бы
следовало поесть чего-нибудь, да пора-то ночная, приготовить нельзя.
И, уехав домой, ни минуты не медля, чтобы не замешивать никого и все концы в воду, сам нарядился жандармом, оказался в усах и бакенбардах — сам черт бы не узнал. Явился в доме, где был Чичиков, и, схвативши первую бабу, какая попалась, сдал ее двум чиновным молодцам, докам тоже, а сам прямо явился, в усах и
с ружьем, как
следует, к часовым...
Помещики попроигрывались в карты, закутили и промотались как
следует; все полезло в Петербург служить; имения брошены, управляются как ни попало, подати уплачиваются
с каждым годом труднее, так мне
с радостью уступит их каждый уже потому только, чтобы не платить за них подушных денег; может, в другой раз так случится, что
с иного и я еще зашибу за это копейку.
Уже начинал было он полнеть и приходить в те круглые и приличные формы, в каких читатель застал его при заключении
с ним знакомства, и уже не раз, поглядывая в зеркало, подумывал он о многом приятном: о бабенке, о детской, и улыбка
следовала за такими мыслями; но теперь, когда он взглянул на себя как-то ненароком в зеркало, не мог не вскрикнуть: «Мать ты моя пресвятая! какой же я стал гадкий!» И после долго не хотел смотреться.
— Да никакого толку не добьетесь, — сказал проводник, — у нас бестолковщина. У нас всем, изволите видеть, распоряжается комиссия построения, отрывает всех от дела, посылает куды угодно. Только и выгодно у нас, что в комиссии построения. — Он, как видно, был недоволен на комиссию построенья. — У нас так заведено, что все водят за нос барина. Он думает, что всё-с как
следует, а ведь это названье только одно.
Он мне начальник, и мне ни в каком случае не
следовало так говорить
с ним.
Расспросивши подробно будочника, куда можно пройти ближе, если понадобится, к собору, к присутственным местам, к губернатору, он отправился взглянуть на реку, протекавшую посредине города, дорогою оторвал прибитую к столбу афишу,
с тем чтобы, пришедши домой, прочитать ее хорошенько, посмотрел пристально на проходившую по деревянному тротуару даму недурной наружности, за которой
следовал мальчик в военной ливрее,
с узелком в руке, и, еще раз окинувши все глазами, как бы
с тем, чтобы хорошо припомнить положение места, отправился домой прямо в свой нумер, поддерживаемый слегка на лестнице трактирным слугою.
— Такой приказ, так уж, видно,
следует, — сказал швейцар и прибавил к тому слово: «да». После чего стал перед ним совершенно непринужденно, не сохраняя того ласкового вида,
с каким прежде торопился снимать
с него шинель. Казалось, он думал, глядя на него: «Эге! уж коли тебя бары гоняют
с крыльца, так ты, видно, так себе, шушера какой-нибудь!»
Чичиков сделался совершенно не в духе и швырнул на пол саблю, которая ездила
с ним в дороге для внушения надлежащего страха кому
следует.
Ему бы
следовало пойти в бабку
с матерней стороны, что было бы и лучше, а он родился просто, как говорит пословица: ни в мать, ни в отца, а в проезжего молодца».
— Иной раз, право, мне кажется, что будто русский человек — какой-то пропащий человек. Нет силы воли, нет отваги на постоянство. Хочешь все сделать — и ничего не можешь. Все думаешь —
с завтрашнего дни начнешь новую жизнь,
с завтрашнего дни примешься за все как
следует,
с завтрашнего дни сядешь на диету, — ничуть не бывало: к вечеру того же дни так объешься, что только хлопаешь глазами и язык не ворочается, как сова, сидишь, глядя на всех, — право и эдак все.
Хотят непременно, чтобы все было написано языком самым строгим, очищенным и благородным, — словом, хотят, чтобы русский язык сам собою опустился вдруг
с облаков, обработанный как
следует, и сел бы им прямо на язык, а им бы больше ничего, как только разинуть рты да выставить его.
Но всему бывает конец, и желанная минута настала: все было готово, перед у брички как
следует был налажен, колесо было обтянуто новою шиною, кони приведены
с водопоя, и разбойники кузнецы отправились, пересчитав полученные целковые и пожелав благополучия.
На это обыкновенно замечали другие чиновники: «Хорошо тебе, шпрехен зи дейч Иван Андрейч, у тебя дело почтовое: принять да отправить экспедицию; разве только надуешь, заперши присутствие часом раньше, да возьмешь
с опоздавшего купца за прием письма в неуказанное время или перешлешь иную посылку, которую не
следует пересылать, — тут, конечно, всякий будет святой.
Все те, которые прекратили давно уже всякие знакомства и знались только, как выражаются,
с помещиками Завалишиным да Полежаевым (знаменитые термины, произведенные от глаголов «полежать» и «завалиться», которые в большом ходу у нас на Руси, все равно как фраза: заехать к Сопикову и Храповицкому, означающая всякие мертвецкие сны на боку, на спине и во всех иных положениях,
с захрапами, носовыми свистами и прочими принадлежностями); все те, которых нельзя было выманить из дому даже зазывом на расхлебку пятисотрублевой ухи
с двухаршинными стерлядями и всякими тающими во рту кулебяками; словом, оказалось, что город и люден, и велик, и населен как
следует.
Потом
следовала прихлебка чашки кофию
с трубкой, потом игра в шахматы
с самим собой.
Впрочем, если слово из улицы попало в книгу, не писатель виноват, виноваты читатели, и прежде всего читатели высшего общества: от них первых не услышишь ни одного порядочного русского слова, а французскими, немецкими и английскими они, пожалуй, наделят в таком количестве, что и не захочешь, и наделят даже
с сохранением всех возможных произношений: по-французски в нос и картавя, по-английски произнесут, как
следует птице, и даже физиономию сделают птичью, и даже посмеются над тем, кто не сумеет сделать птичьей физиономии; а вот только русским ничем не наделят, разве из патриотизма выстроят для себя на даче избу в русском вкусе.
Известный Иван Антонович управился весьма проворно: крепости были записаны, помечены, занесены в книгу и куда
следует,
с принятием полупроцентовых и за припечатку в «Ведомостях», и Чичикову пришлось заплатить самую малость.
Следовало бы тоже принять во внимание и прежнюю жизнь человека, потому что, если не рассмотришь все хладнокровно, а накричишь
с первого раза, — запугаешь только его, да и признанья настоящего не добьешься: а как
с участием его расспросишь, как брат брата, — сам все выскажет и даже не просит о смягчении, и ожесточенья ни против кого нет, потому что ясно видит, что не я его наказываю, а закон.
Вдруг раздались из залы звуки гросфатера, и стали вставать из-за стола. Дружба наша
с молодым человеком тотчас же и кончилась: он ушел к большим, а я, не смея
следовать за ним, подошел,
с любопытством, прислушиваться к тому, что говорила Валахина
с дочерью.
— Володя! Володя! Ивины! — закричал я, увидев в окно трех мальчиков в синих бекешах
с бобровыми воротниками, которые,
следуя за молодым гувернером-щеголем, переходили
с противоположного тротуара к нашему дому.
Сам
с своими козаками производил над ними расправу и положил себе правилом, что в трех случаях всегда
следует взяться за саблю, именно: когда комиссары [Комиссары — польские сборщики податей.] не уважили в чем старшин и стояли пред ними в шапках, когда поглумились над православием и не почтили предковского закона и, наконец, когда враги были бусурманы и турки, против которых он считал во всяком случае позволительным поднять оружие во славу христианства.