Неточные совпадения
— Вам следует подать объявление в полицию, — с самым деловым видом отвечал Порфирий, — о том-с, что, известившись о таком-то происшествии, то есть об этом убийстве, — вы просите, в свою очередь, уведомить
следователя, которому поручено дело, что такие-то вещи принадлежат вам и что вы желаете их выкупить… или там… да вам, впрочем,
напишут.
В показаниях Петра Ильича одно обстоятельство между прочими произвело чрезвычайное впечатление на прокурора и
следователя, а именно: догадка о том, что Дмитрий Федорович непременно к рассвету застрелится, что он сам порешил это, сам говорил об этом Петру Ильичу, пистолет зарядил при нем, записочку
написал, в карман положил и проч., и проч.
— Ночью пир горой. Э, черт, господа, кончайте скорей. Застрелиться я хотел наверно, вот тут недалеко, за околицей, и распорядился бы с собою часов в пять утра, а в кармане бумажку приготовил, у Перхотина
написал, когда пистолет зарядил. Вот она бумажка, читайте. Не для вас рассказываю! — прибавил он вдруг презрительно. Он выбросил им на стол бумажку из жилетного своего кармана;
следователи прочли с любопытством и, как водится, приобщили к делу.
— Я уже сказал вам, что это невозможно, — сухо ответил
следователь, продолжая
писать.
— Это уж мое дело, — ответил
следователь, продолжая
писать. — Господин Зыков, так вы не желаете отвечать на мой вопрос?
Наступает молчание. Денис переминается с ноги на ногу, глядит на стол с зеленым сукном и усиленно мигает глазами, словно видит перед собой не сукно, а солнце.
Следователь быстро
пишет.
Теперь же, судебным
следователем, Иван Ильич чувствовал, что все, все без исключения, самые важные, самодовольные люди — все у него в руках и что ему стоит только
написать известные слова на бумаге с заголовком, и этого важного, самодовольного человека приведут к нему в качестве обвиняемого или свидетеля, и он будет, если он не захочет посадить его, стоять перед ним и отвечать на его вопросы.
— Так уж, принимает,
пишите скорее! Вот тут и чернильница есть, — проговорил полицмейстер и, оторвавши от предписания белый поллист, положил его перед Иосафом. Тот с испугом и удивлением смотрел на него. Как мне ни хотелось мигнуть ему, чтобы он ничего не
писал, но — увы! — я был
следователем, и, кроме того, косой глаз полицмейстера не спускался с меня.
Становой расставил вокруг флигеля сторожей,
написал следователю письмо и пошел к управляющему пить чай. Минут через десять он сидел на табурете, осторожно кусал сахар и глотал горячий, как уголь, чай.
— Я притащил к вам маленькую повесть, которую мне хотелось бы напечатать в вашей газете. Я вам откровенно скажу, г. редактор:
написал я свою повесть не для авторской славы и не для звуков сладких… Для этих хороших вещей я уже постарел. Вступаю же на путь авторский просто из меркантильных побуждений… Заработать хочется… Я теперь решительно никаких не имею занятий. Был, знаете ли, судебным
следователем в С-м уезде, прослужил пять с лишком лет, но ни капитала не нажил, ни невинности не сохранил…
— А уж мою-то вещь примите, пожалуйста… Вы говорите, что несерьезно, но… трудно ведь назвать вещь, не видавши ее… И неужели вы не можете допустить, что и судебные
следователи могут
писать серьезно?
— Позвольте, одно только слово, — сказал я, перелистывая его толстую, исписанную мелким почерком тетрадь. — Вы
пишете здесь от первого лица… Вы, стало быть, под судебным
следователем разумеете здесь себя?
Допустим, что всё это проделано судебным
следователем спьяна или спросонок, тогда зачем же об этом
писать?
Он начал спускаться по ступенькам. Ему стало вдруг легко. Ни к кому он больше не кинется, никаких депеш и писем не желает
писать в Петербург; поедет теперь домой, заляжет спать, хорошенько выспится и будет поджидать. Все пойдет своим чередом… Не завтра, так послезавтра явится и
следователь. Не поедет он и на похороны Нетовой. Не
напишет и Пирожкову. Успеет… Никогда не рано отправиться на тот свет из этой Москвы!..
— Я вам оттуда
напишу, когда подать
следователю прошение о вашем желании принять меня снова на ваше поручительство, — заключил он свою просьбу.
Гиршфельд горячо, между тем, принялся за свое дело, стал
писать следователю обширные заявления, указывал новых свидетелей, просил о передопросе уже допрошенных, давал подробные показания.
— Совершенно достаточно, — ответил судебный
следователь, начавший снова что-то
писать. — Я сейчас кончу постановление о прекращении следствия и освобождении его из-под ареста.
Тот подтвердил, сославшись даже на кассационные решения. Князь Владимир
написал прошение и
следователю.
И Корнилий Потапович заключил Сиротинина в свои объятия. Судебный
следователь тем временем кончил
писать бумагу, запечатал ее в конверт, надписал адрес и позвонил.
Затем он
написал донесения исправнику, прокурору,
следователю и председателю мирового съезда.
Судебный
следователь, не дожидаясь обращения к нему старика Алфимова, уже
писал постановление.
Следователь стал
писать.
Писал он около часу. Гиршфельд сидел неподвижно, голова его была страшно тяжела; в виски стучало: перед глазами то появлялись, то исчезали какие-то зеленые круги. Наконец
следователь кончил
писать и стал читать написанное. Это было постановление об его аресте.