Неточные совпадения
Холод сердито щипал лицо. Самгин шел и думал, что, когда Варвара станет его любовницей, для нее наступят не
сладкие дни. Да. Она, вероятно, все уже испытала с Маракуевым или с каким-нибудь актером, и это лишило ее права играть роль невинной, влюбленной девочки. Но так как она все-таки играет эту роль, то и будет наказана.
Красота момента опьяняет его. На секунду ему кажется, что это музыка обдает его волнами такого жгучего, ослепительного света и что медные, ликующие крики падают сверху, с неба, из солнца. Как и давеча, при встрече, —
сладкий, дрожащий
холод бежит по его телу и делает кожу жесткой и приподымает и шевелит волосы на голове.
Ветхий потолок и дырявые стены карцера в обилии пропускали дождевую воду. Александров лег спать, закутавшись в байковое одеяло, а проснулся при первых золотых лучах солнца весь мокрый и дрожащий от
холода, но все-таки здоровый, бодрый и веселый. Отогрелся он окончательно лишь после того, как сторожевой солдат принес ему в медном чайнике горячего и
сладкого чая с булкой, после которых еще сильнее засияло прекрасное, чистое, точно вымытое небо и еще сладостнее стало греть горячее восхитительное солнце.
Но вскоре тело обвыкало в
холоде, и когда купальщики возвращались бегом в баню, то их охватывало чувство невыразимой легкости, почти невесомости во всем их существе, было такое ощущение, точно каждый мускул, каждая пора насквозь проникнута блаженной радостью,
сладкой и бодрой.
Нет глубже, нет
слаще покоя,
Какой посылает нам лес,
Недвижно, бестрепетно стоя
Под
холодом зимних небес.
Нигде так глубоко и вольно
Не дышит усталая грудь,
И ежели жить нам довольно,
Нам
слаще нигде не уснуть!
К тому времени с Дальнего Востока потянуло первым
холодом настоящих поражений, и стало неприятно думать о войне, в которой нет ни ясного смысла, ни радости побед, и с легкостью бессознательного предательства городок вернулся к прежнему миру и
сладкой тишине.
Я содрогнулся, оглянулся тоскливо на белый облупленный двухэтажный корпус, на небеленые бревенчатые стены фельдшерского домика, на свою будущую резиденцию — двухэтажный, очень чистенький дом с гробовыми загадочными окнами, протяжно вздохнул. И тут же мутно мелькнула в голове вместо латинских слов
сладкая фраза, которую спел в ошалевших от качки и
холода мозгах полный тенор с голубыми ляжками: «…Привет тебе… приют священный…»
С самых первых тактов стремительно-страстного allegro, начала сонаты, я почувствовал то оцепенение, тот
холод и
сладкий ужас восторга, которые мгновенно охватывают душу, когда в нее неожиданным налетом вторгается красота.
Стал ездить там, где мог пешком пройти, привык к мягкой постели, к нежной,
сладкой пище, к роскошному убранству в доме, привык заставлять делать других, что сам можешь сделать, — и нет радости отдыха после труда, тепла после
холода, нет крепкого сна и всё больше ослабляешь себя и не прибавляешь, а убавляешь радости и спокойствия и свободы.
Иван Матвеич кладет перо, встает из-за стола и садится на другой стул. Проходит минут пять в молчании, и он начинает чувствовать, что ему пора уходить, что он лишний, но в кабинете ученого так уютно, светло и тепло, и еще настолько свежо впечатление от сдобных сухарей и
сладкого чая, что у него сжимается сердце от одной только мысли о доме. Дома — бедность, голод,
холод, ворчун-отец, попреки, а тут так безмятежно, тихо и даже интересуются его тарантулами и птицами.