Боги. Истоки

Кирилл Вадимович Задырко

Повествование бога, героя верующих, знающего истоки зарождения всего сущего, встречающегося с другими сверхсуществами этого мира, проносит нас сквозь века:Древний Египет и другие эпохи…Исполненное безграничной фантазии повествование позволяет открыть завесу над тайнами истории и современности.Проникнуть в истоки создания мира и людей.

© Кирилл Вадимович Задырко, 2021

ISBN 978-5-0050-3811-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

БОГИ

ИСТОКИ

ЗАДЫРКО КИРИЛЛ

БОГИ ИСТОКИ

Часть первая

Я — бог. Я бессмертен. В том смысле, что меня нельзя убить. Старость для меня, это как для вас простуда, которую вы успешно лечите различными препаратами. Но я не принимаю таблетки и более того, не нуждаюсь в пище, воде и иных условиях, которые — тем или иным образом — согревают в морозную погоду, а в удушливую жару облегчают пребывание под лучами палящего солнца.

И так, по порядку.

В некоторых культурах, я известен как человек — нет, так правильней: как некое божество, которое дарит знания о том, как взаимодействовать с миром вокруг. На протяжении истории, корни которой уходят настолько далеко, что некоторые принципы мироздания — дошедшие до двадцать первого века — не что иное, как выдумка, быль, сказка. Я бы хотел рассказать то, что возможно, может показаться с учётом современного восприятия виденья мира не более чем легендой. Но, я очень надеюсь, что некоторые из вас, всё же найдут в себе силы и с нетерпимым интересом проникнуться написанным мной.

В двадцать первом веке, когда информация распространяется настолько же быстро, как технологично прогрессивные методы развития, нужны кардинальные перемены. Не такие радикальные конечно, какие предпринимал мой брат, когда искоренял некоторые слои населения, иногда нации, племена стирал с лица земли (мучил всепоглощающим голодом, мором бесчисленных по множеству эпидемий, войнами, которые уносили жизни лучших из вида человеческого), а те, что заставят поверить в себя; в свои силы, возможности и в то, что не до конца сформированный в ходе эволюции вектор развития, может привести человечество как вид к великому триумфу.

На протяжении недолгого времени — а именно последнего тысячелетия, — моя семья успешно (впрочем, как и в былые времена) пропагандировала историю. Ни ту, какая в действительности по моим наблюдениям имела место быть, а историю — области знаний о тех или иных событиях — какую обычно читаете вы своим детям на сон грядущий. Но такая правда, как ожидалось послужила бичом прогресса. И в этом нет ничего плохого. Напротив.

Множество достижений достояния наследия гениальности: научные открытия и изобретения. В самые противоречивые времена для человечества, они служили светилом. Как в прошлом — сей час, открывают перед учеными двери неизведанного, доселе непостижимого. Того, что в старину называли «магией», злым роком, проклятием или просто чудесным проявлением высших сил, теперь же, настолько естественно, что просто и понятно.

Люди стали настолько же умны, как если: при уровне своей развитости были бы ровней нам, богам Древнего Египта, Древней Греции (родоначальникам всех религий, к которым вы себя относите). Если бы не одно но.

Моя семья, мягко говоря, как говориться: «распоясалась». Ещё во времена Древнего Египта, когда братцы и сестра, восседали в своих дворцах из кирпича-сырца. Попивая вино, вкушали плоды свежих фруктов. И тешили себя вниманием очаровательных наложниц, цирюльников; мастеров педикюра и маникюра — я написал собрание текстов.

Эти тексты, которые и по сей день являются священными, олицетворяли и олицетворяют моё несоответствие укладу, что зародился далеко до рождения ваших дедушек, прабабушек. Как вам известно: фундамент — это основа будущей конструкции. И меня не устраивал тот фундамент, что кровью и потом тысяч человеческих душ построили они, потому как, впоследствии здание, которое возводилось тысячелетиями, в конце концов разрушится. И мне не нравятся законы, правила и устои тогдашнего и теперешней политики. Поэтому, как и Книга Мертвых, так и иные религиозные писания — это вера в лучшее, что могло бы быть.

Но эти учения давно забытых, исковерканных из поколения в поколение истин в веке информационных технологий, — на мой взгляд — не совсем уместны современному обществу, теперешнему укладу пониманию вещей. Как и тогда, я собираюсь подарить вам веру. Чтобы в самые темные времена года, она светила так же ярко, как и молодая звезда на чёрном небе, указывая путь; была союзником каждому из вас, и во всём; везде и всюду, где скупой запах смерти веет, где жадный жадного порождает, а скупой платит дважды. И постараюсь писать проще, достаточно для того, чтобы предельно-ясным, доступным и понятным языком выразить то, что необходимо услышать каждому. А как поступить, вы и сами знаете.

За ранее прошу прощение, если мой язык изложения покажется вам местами старомодным или не сочетающимся с вашими ожиданиями. И иногда, я буду обращаться к электронному словарю, чтобы перевести свой «инопланетянский» на современный, всем привычный язык. И сразу скажу, что сегодняшний уклад — стрелки моих часов показывают половину шестого вечера, а дата: 30. 06. 2019 г. — в какой-то степени, не очень сильно отличается от того, о котором пойдёт речь дальше. Поэтому, думаю вам не составит труда провести правильные ассоциации, смысловые параллели. И на основе приобретённого опыта, понять некоторые, не маловажные вещи.

Когда всё начиналась. Тогда мой Отец создал этот мир, он был чистым. Кристальные воды били из самых недр земли, омывая каждый уголок планеты. Затем воздух и зелёные, могучие леса покрыли земную гладь. А солнце, яркое девственное солнце, лучи которого пробивались сквозь верхушки покачивающихся на ветру деревьев, словно ласковые пальцы ребёнка, щекотали мои налитые краской щёки.

Я сидел на голой земле и слушал как вдали, где пение птиц, рокот водопада приглушал крики; звонкие или тихие, они казались чем-то вовсе не сочетающимися с общей царящей вокруг атмосферой. И вспоминал, как Отец «бросил нас» — так бы, в унисон, как два сведенца выразились бы мои братья, а сестра в немом молчании только подтвердила бы их недовольство угрюмым кивком. Конечно, нет — он нас не бросал, если под этим словом понимать: оставил одних в совершенно новом мире, которых в галактике не сосчитать много. В мире, где мы — первые люди, первопроходцы, новаторы совершенно уникальных идей и возможностей открывать что-то новое, непостижимое ранее, не изведано-прекрасное.

Отец, так же позаботился о том, чтобы у нас были только те технологии, которые помогут в благоустройстве и создании мира, а не способствуют его моментальному прогрессу. Конечно, такие технологичные устройства нам бы пригодились. Например, в создании привычной нами еды, более вкусной и насыщенной, а не той которой приходится питаться теперь. Это ягоды, листья — всё живое, что растёт на деревьях и по замыслу съедобное. Или в строительстве домов, стены которых бы укрывали ночами, а солнечными днями спасали в жару. В общем, многое из того, что мы считали естественным, в мгновение одного дня изменилось.

По праву родства на планете, которая находиться за приделами этой галактики, мы удостоились чести пройти испытание, своего рода обряд (да, наверное, это более понятное название, судя по значению из словаря: «Обряд»). Он предусматривает создание низшей формы организмов; с последующей эволюцией, которая и должна, спустя некоторое время оправдать надежды нашего отца по формированию нового, другого и совершенно не похожего на наш мир людей. Но чтобы стать богами этого мира и удостоиться чести быт частью нашего, нам предстояло хорошенько потрудиться. И плоды этого труда, появились так же долгожданно, как и первые дети — будущее, уже немалочисленного населения людской расы.

Сто человек. Эта цифра, которую мы взяли за основу в создании себе подобных людей, которые, сначала, вместе с нами обитали в горах (об этом речь пойдёт чуть позже). Не потому что нам так захотелось, а потому, как больше не было возможность воссоздать. Тот генетический материал, который был в информационной базе данных планшета, мы израсходовали. И так же быстро поняли: нет права на ошибку, потому что второго шанса не будет.

Понимая это, мы начали с малого и в последствии пришли к великому. К тому, как научили людей практически всему, что они готовы были понять. Как любящий родитель вкладывает своему ребёнку жизненные основы, так и мы — всем сердцем благоволили любым начинаниям, а после и проявлениям самостоятельного мышления.

Впоследствии, не было необходимости наставлять людей, учить или же указывать на то, как правильно так, или иначе поступить. Они знали, как приготовить еду, изготовить материалы, изделия, орудия труда или; зачем они рождены и выполняют правила, которые я так старательно обдумывал. Уже тогда, я понимал, что вера окрыляет человека. Поэтому позаботился, чтобы люди, которые не до конца осознавали те знания — вот уже на протяжении столетий мы так старательно вкладывали в их умы — выполняли божественные заповеди.

Те основы и азы, помогающие человеку из гусеницы превратиться в прекрасную бабочку, со временем, чудеснейшим способом образовались в мантры. Так появилась первая музыка, а вместе с ней — творчество. Как сегодня помню маленький список, который я каждое столетие обновлял и дополнял новейшими выражениями, которые росли как теперешнее тесто на дрожжах. Слова, звуки — зарождение зачатков современной лексики и лексикона.

Сверх способности и уникальные навыки, которыми я владел, помогали развиваться с неимоверной скоростью. Как и сей час, так и тогда — я мог слышать за километры и видеть всё, что происходило в нашей деревне и за её приделами. Глазами птицы или любого другого животного, я был везде и повсюду. Там где просторные земли нетронутые человеком; девственные края, появившиеся незадолго до нашего с братьями и очаровательной сестрой прихода. Эти уникальные качества, заложенные в нас отцом по принципу зачатия, усиливали обыкновенное, человеческое восприятия в разы.

Обычный шёпот листьев превращался в громкий шелест. Горизонт, усыпанный тысячами огней восходящего солнца, очаровывал и завораживал красочным слиянием абстракции цветов. А обоняние контролировать было сложнее, чем резкие вкусы на языке. И со временем, я привык. Не могу, конечно, сказать, что не было моментов, когда резкий запах чьего-то пота был противен как, когда держишь в пяти аромат пахнущих цветов. Но теперь, было проще адаптироваться и контролировать себя. Это не могло не радовать. Особенно, когда наблюдаю за братом, который со временем сильно изменился не в лучшую сторону.

Он был старшим, но не самым правильным, как полагает быть старшим родственникам по праву возраста. Наставником, учителем и защитником. Напротив, мне даже иногда казалось, что его отношение к людям неоправданно. А жестокость, которая с каждым новым поколением эпох, только усиливала его гнев и недовольство от того, что отец лишил нас всех привилегий старого мира и отправил «Гнить на землю», он примерно так выражался — становилась только сильнее.

Уже в первобытную эпоху, когда численность общины популяции достигла более 500 человек, — не считая другие народы — брат захотел тотального контроля и власти, «повиновения от низших существ», ещё одно выражение из его богатого ненавистью к людям лексикона. Тогдашние люди, по уровню интеллекта, были далеко не ровней нам, как вы понимаете. Да и толком говорить не умели. Поэтому, как бы я не отговаривал брата, говоря: что поступать, таким образом, по меньшей мере, глупо — он не слушал, а ещё с большим рвением, положил основу конфликту интересов, который и по сей день, актуален.

Он начал войну, которая захлестнула каждый уголок планеты. И не была места на земле, которое не окрасилось бы кровью невинных, не осознанных людей. Племена, под страхом смерти, из чистых сердцем, созданных по нашему образу и подобию идеала, стали похожи на современных обезьян… Хотя, нет, теперешнее шимпанзе намного умнее будет, от этого вероятно, и спокойней. В немом страхе австралопитеки, действительно походили на озлобленных животных, которые от непонимания, убивали себе подобных. Так появилось утверждение, что «побеждает сильнейший». И куча однородных высказываний, которых в нашем веке не сосчитать много. Во всяком случае война пусть и самое жестокое проявление человечности, по вине моего братца, послужила развитию теперешнего разделения. Расовое, гендерное или этническое, не что иное, как последствие его безрассудства, которое с каждой эпохой развития, только крепчало.

Во времена Древнего мира (а именно в Египте), на моего брата как только не говорили. И знали, что нет божества более могучего и настолько же свирепого как он. Его уважали, но не так как чтят и помнят ушедших героев, которые из лучшего рода человеческого противостояли разного вида злу. А как одного из тех, которых в двадцать первом столетии принято считать воплощением живого кошмара: «Чикатило», «Фредди Крюгер», «Кровавая королева Bathory» — на выбор, что всё равно будет послаблением его «подвигов».

Как я уже и говорил, направление развития было предрешено: люди, которые боятся, поступают неоправданно глупо. А те, кто понимал, как губка впитывали всё плохое, порочное, что есть даже в самом идеальном существе — в Боге.

И не думайте, конечно, я пытался помешать зверствам, унижениям, которым подвергались обычные люди. Существа, которые не могут сказать за себя, заступиться или доказать обратное что-либо — тогда, они были для меня символом живого рупора, рупора из которого гулким звуком доносятся крики о помощи множества искалеченных душ. И в этом крике, было столько жизни, что когда я увидел глаза одной изнеможённой до придела возможного девушки и почувствовал её энергию, — ещё одна черта, которая отличает смертных, от бессмертных богов: чтение мыслей, энергии на расстоянии — осознал всю трагедию.

Я пытался возразить брату, но когда все остальные, как по цепочке последовали его примеру — мои надежды утонули в болоте собственных неудачных попыток что-либо предпринять, изменить; или же: доказать обратное. В какой-то степени, я мог физически вмешаться, но наша родственная, духовная связь с семьей, не позволяла предпринимать крайние меры, а только наблюдать за происходящими, коснувшихся Древних египтян изменениями далее.

Рабы — люди без воли и стремлений стать свободными. Они стали настолько обычным явлением божественной глупости, что считались естественным проявлением общественного достатка. Некоторые люди (основная масса), настолько опасались за свою жизнь, что не представляли себя вне системы тогдашнего набора законов и правил. Что возможно и к лучшему, но; не зная истиной свободы, они мнили, утешали себя тем, что и мели. И считали правильным то, что живут не по своей воле, а в угоду «Высшего Божества», великого замысла. По прихоти моей семьи, возводя дворец за дворцом, трудились в поте лица и до самой гробовой доски не знали счастья большего, чем в перерыве от изнуряющих нагрузок, маленькие радости — простое, человеческое общение.

В один из таких дней, я стоял поодаль, в тени. И всё внимание сосредоточил на компании молодых смертных, которые несмотря на полный трудовой, рабочий день вели вполне живую беседу. Хоть я и затаился, — примерно в двух ста метрах — но слышал так, как если бы они говорили совсем рядом и находились на расстоянии вытянутой руки:

— Я больше так не могу. Мы должны что-то предпринять, — молвил парнишка низкого роста. Он мне показался самым активным из двенадцати собравшихся. Он говорил на древнеегипетском языке (я перевожу, для вашего удобства).

Парни, хотели начать восстание против моей семьи и шестёрок продажной власти, вроде господ или же ими избранных прихвостней. И я не был против этого. А всеми руками и воображаемыми ногами — «За!».

То, что они так в открытую обсуждали возможность свержения нынешней власти, а именно моей семьи, поначалу, показалось мне верхом идиотизма. И самой что ни наесть неперспективной идеей последних веков. Но когда, я услышал: «Лучше умереть свободным, чем ходить в цепях», то понял, что таким людям нечего терять. Они пойдут до конца и разобьются в лепёшку лишь бы попробовать что-либо изменить в лучшую сторону. В тот момент, я испытал ни с чем несравнимое чувство гордости за этих маленьких людей, но сильных духом личностей. Они говорили достаточно искренне, от всей души так, что мне не составило труда прочитать их мысли.

Мотивы их были чистыми и преисполнены мужеством, отвагой и пониманием того, что они могут умереть — больше не увидеть родственников: жён, детей и родителей, которых так в глубине души любили, почитали. И всё ровно, порывшись в их головах, я видел четкую поставленную перед собой цель: во чтобы то ни стало, сделать всё возможное и невозможное, чтобы попытаться изменить, повлиять на своё будущее. А если вдруг не получиться — многие даже и не думали о такой возможности провала, а до мозга костей веря в свой успех, пойдут до конца.

«Смерть или победа.»

Я сделал пару тройку шагов из своего укрытия вперёд. И услышал запах страха, которого мгновение назад не было в воздухе. И сложно было не почувствовать тревогу в дрожащем голосе того паренька, который при виде меня сделал вид, что рассказывает историю отнюдь не экстремистского характера. Его можно было понять, потому что мой рост по сравнению с людьми, а так же широкие плечи, изысканно вышитая схенти и тканый синим шёлком пояс-лента — бросались в глаза.

Мне показалось, это достаточно забавным и настолько же интересным, что в предвкушении, направился уверенно так, как и разделял их смелые планы относительно свержения нынешней, отбирающей у бедняков и отдающей богатым власти.

Рабочие обернулись; и так же резко, ноги некоторых — как от невидимого удара плети — подкосились. Кто-то упал на колени, как и после, услышав мой голос — в обморок.

Их реакция была ожидаема, но как обычно бывает в таких случаях, мне стало не по себе. Не могу сказать, что я очень впечатлительный, т.к. видел столько, сколько за одну жизнь, даже будучи в страданиях физических и моральных мучениях, не переживал ни один из них. Но, я чувствовал это. Ощущение, как когда твой ребенок, которого ты любишь каждой клеточкой организма боится, словно дикий зверь жгучего огня — не понимает тебя. Вполне вероятно, что не будь я Богом, у которого все чувства обострены, то мне, была бы безразлична их реакция. Но чем больше я наблюдал за ними, тем отчётливей и ясней становилась понятной одна неопровержимая истина — чувствуя, я ощущаю, а значит: живу.

Они, как и я, были воплощением божественного начала, природы — живы. Они дышат и чувствуют так, как если бы кричали от боли или восхищаясь восходами восхитительных красок солнца — улыбались. Поэтому, я подошёл к ним насколько возможно близко. Я опасался, что меня просто-напросто не поймут: так, если бы президент вашей страны ноябрьским, субботним вечерком, прилетел к вам на вертолёте и сжимая в руках плюшевого медведя, сказал: «Ну что дружище, махнём, прокатимся с ветерком?». Я переживал, но тогда, я уже научился контролировать свои сверхспособности так, как и эмоции, которые вызывают новые впечатления.

Поэтому, не составило труда сделать вид, что меня ни коем образом не интересна их беседа. И проходя мимо, я запомнил клеймо на плече раба, который был более смышленым остальных. Более того, он выглядел испуганно, но в меру сдержанно — смело, что не могло не вызывать восхищение.

Тот раб, прекрасную речь которого я в будущем вспоминал когда придумывал слово «Ораторство», — сам того не осознавая — положил основу будущим переменам.

***

Хоть, эту разновидность патриархальной лестницы и написала моя сестра, — будучи в чине Бога — занимавшаяся покровительством библиотек, учёных, и так далее. Но не сложно догадаться, чей изощрённый ум поучаствовал в создании именно такой системы ценностей: рабской.

Ну, как бы я не хоте чтобы было по другому, нужно называть вещи своими именами: по клейму, я без труда понял кому принадлежал тот казенный раб. Учитывая моё неограниченное божественное влияние, которое я использовал, когда внушал достаточно зажитому господину передать мне во владение Ибрагима, способствовало тому, что теперь Ибрагим находился под моим покровительством. Более того, отныне, все действия его, носили — по большей мере — собирательный характер. И никто, даже одни из самых влиятельных людей в Египте не могли его пальцем тронуть. Что уж говорить о том, чтобы эксплуатировать в своих личных целях, как происходило до того, как я постановил о его «неприкосновенности» и частичной «вольности».

По моему указу, он был достаточно волен чтобы всей семьей переселиться во дворец Фараонов, чьи прекрасные залы, бассейны и пальмовые рощи — как выяснилось после — возводили его предки для моей семьи. Мне даже пришлось, сославшись на необходимость и былую важность кровного родства, начать общение с мягко говоря: «в край ошалевшим» братом, который на фоне такого события в добавок к значительному размерами дворцу, выделил тридцать рабов и вольнонаёмных слуг. И я, с благодарностью принял его презент. Конечно, как вы без труда догадались: я не приверженец рабовладельческого строя, который угнетал все лучшие качества, которые заложила природа (мы Боги), но пришлось как вы понимаете играть свою роль более чем правдоподобно. Так, чтобы моя семейка, не догадалась о зреющем восстании прямо у них под носом.

Других рабов, которых приводили люди Ибрагима, по словам его; моего поверенного, теперь уже оратора — имели толк во множестве сфер тогдашнего развивающегося социума. Не глупые люди, разных мастей и породы, но связывало их одно: стремление стать свободными. И мне не составило труда прощупать их искренние мотивы, лишь посмотрев в глаза. Заглянуть, возможно, даже глубже, чем они понимали сами, но достаточно пристально чтобы заключить: их было много и в глубине души каждому не доставляло удовольствие быть живыми мертвецами, каторжно трудящимися на износ, в угоду политическому режиму.

Да, у рабов было право на существование, но они имели многое и одновременно ничего того, что могло бы свершиться будь больше свободы и возможностей для развития. И меня, это очень сильно расстраивает, когда видишь талантливого человека, но понимаешь — что его талантам, стремлениям не суждено сбыться только потому, что Фараон (мой брат) решил, что работа это лучший пряник для «скота». А плеть, сплошные ограничения, вплоть до казни: бросить львам на растерзание или на корм крокодилам (в одно время, крокодилов даже обожествляли по причине их убийственной способности прокусывать человеческие тела как тростинки).

Это как отрезать крылья у прекрасной бабочки и наблюдать за её попытками взлететь — настолько, это для меня было дико, что с каждым днем, моя решительность испепелить его крепчала, а сестру со средним моим братом, как минимум проучить. И одновременно понимал, что спешить не стоит, потому что я не видел никого настолько же умного, насколько жестокого, как он.

Поэтому теперь, я не безуспешно прикидывался его вернейшим союзником.

Вечерами, в окружении прислуги, мы общались на различные темы, о которых при обыкновенных обстоятельствах я бы и не заикнулся. Мне не были интересные тонкости его ведения дел, потому что в большинстве случаев его интересы не совпадали с моими. Но, на протяжении нескольких месяцев я усердно делал вид, что его изощренные планы по расширению территорий силами рабочих, которые и без того гибли от перенапряжения, меня интересовали.

В один из таких дней, мы, как обычно бывает — восседали на своих тронах в большом зале аудиенции. Пили вино в окружении прислуги и художников добровольцев, которые украшали могучие колоны великолепными фресками. А ансамбль инструментальных инструментов, во главе со жрецом, который восхитительно ловил звуки ударных, гармонировал с общей атмосферой теплого освещения светильников и множества горящих кругом огней; тактовые звуки бубнов, барабанов отбивали ритм певца. Голос его был поистине настолько же чист и прекрасен, как и округлые изгибы тел девушек, танцовщиц.

Брат вскинул руку вверх. Как по команде, рабы, которые занимались каждый своим делом, как будто замерзли на месте. Словно окоченели. Они были похожи на живые статуи, настолько это было одновременно завораживающе и отталкивающе, что я не знал как реагировать на подобное проявление его бессердечия.

Он повернулся ко мне и сказал, примерно так:

— То, что мы определяем сейчас, послужит будущим, как пример и живое воплощение подобия идеала.

Мне не составило труда догадаться о том, к чему он клонит. От мысли, что человеческий род обречен на такое безвольное существование, меня удручала. Но брат, как и я — мог интуитивно считывать информацию, по-простому выражаясь: читать мысли не в прямом смысле, а на тонком, энергетическом уровне. Поэтому, стоило титанических усилий утаить моё несоответствие его взглядам и стремлениям создать мир для отдельной касты, определённого, высшего сословия, а не равный для большинства людей на планете.

Многие, с кем я общался на протяжении следующих веков времени, которое не казалось уж таким долгими, что очень интересно слышать: «это не возможно» или «вы ошибаетесь молодой человек, наивный вы молодой человек» — к ста те, выглядел я как и братья с сестрой, примерно на двадцать пять лет (и даже, были времена когда эта планка, на фоне уровня жизни общества понижалась до 18 лет). Философы, географы, архитекторы или просто странники, которые кочевали по всей необъятной земле. Многие из них принципиально утверждали, что невозможно создать жизнеспособный мир для каждого отдельного человека. Что в лучшем случае, всегда найдутся те, кто возразит и будет недоволен чем-либо.

Я не считал их лжецами или наоборот проповедниками такой идеологии, а понимал, что человек думает в меру своего восприятия и виденья мира. Равноценно тому, как лев, видит благородном олене добычу. Поэтому, винить брата в его поступках глупо, но в любом случае необходимо, потому что ответственность Бога это не только его отношение к людям, а также и поступки.

Через полгода, мы с Ибрагимом, завербовали более двух сотен человек. И более того, я понимал, что когда всё начнётся без человеческих жертв не обойтись, потому как свите сильнейших воинов Египта, было внушено во чтобы то не стало охранять «священную свиту» от всякого рода вмешательств. А каждый из отряда «Бессмертных», по тогдашним слухам считался полубогом, который способен «высушить Нил» и перебить больше сотни душ. Они изнуряли себя боевыми тренировками каждый день. И всем своим грозным видом внушали страх в глаза рабов — отсекали мысли о нападении или наглом неповиновении напрочь. Но конечно, они были не настолько могучими воинами и уж тем более, не ровней силе Бога. Но как вы понимаете, многое то, что зародилось в Древнем Египте и по сей день актуально, например: пропаганда.

Перед днём нападения, когда всё было готово, я заблаговременно позаботился о том, чтобы каждый человек в рабочей деревне и городе знал о предстоящих празднованиях в канун нового года. Это время года, как нельзя к ста те подходило для нанесения удара в самое сердце Египта. И именно поэтому, я приказал организовать празднование, подобие которому ещё мир не видел. И наказал писарям придумать рекламные тексты, которые звучали с уст моих подчиненных ораторов по всему городу и за его пределами. С утра до вечера, на протяжении семи дней долгих ночей, они, устно зазывали заинтересованных господ; или работяг, которые были не прочь, во славу великих Богов сытно поесть и испить превосходного вина.

Люди, даже одни из самых бедных запасали масла и смолы. Закупали ткани, сандалии и благовония для умащения. Наполняли сосуды священной водой прямиком из глубин чудодейственного Нила. В общем, народ бурно, в ожидании священного дня, готовился встретить его во всеоружии.

Так начались массовые приготовления к великому торжеству, которое знаменовало воистину триумфальные свершения.

Когда всё началось, тысячи смертных собрались у подножья монолитного храма. Он был вытесан в скале и имел очень внушительные (для той эпохи) пропорции. И множество — толщенной с десяток, а то и больше душ — колон. А вырезанные на стенах иероглифы, являлись, как и произведением живого искусства, так и информационным стендом, к которому мог подойти каждый гость торжества. И удовлетворить свой интерес к истории или грядущим, происходящим в Египте событиям: новостям.

В дали, где колоны подпирали широкую арку, — это был вход и одновременно выход из храма — деревянная, с ручками по краям доска, на которой стояли три трона с высокой спинкой. По шесть рабов на каждого Бога величественно восседающих на них. По наклонной эстакаде, «ехала» моя семья. Как только показалась точенная физиономия старшего брата, — он был впереди — все собравшиеся, включая меня, в немом приветствии попадали на колени. На мне была серая накидка с широким капюшоном, поэтому визуально я не очень-то выделялся; разве что, возможно рост, но не думаю, что мои метр девяносто бросался хоть кому-нибудь в глаза, потому что всё внимание было приковано к ним; и я пригибался как мог.

Когда линейная процессия состоящая из музыкантов, танцовщиц и непобедимой свиты прославленных воинов, подошла к подножью увесистой стены, я ждал подходящего момента, чтобы подать сигнал к наступлению. Стоящий рядом Ибрагим дернулся. И вопросительно покосился в мою сторону. Я отмахнулся, потому что понимал, что второго шанса может и не быть, поэтому лучше — перед сокрушительным ударом — понаблюдать, выждать достаточно удачного случая.

В этот же момент, — когда показалось, что лучшего случая и быть не может, — неожиданно, всё изменилось в худшую сторону. Моя сестра, вероятно интуитивно почуяв неладное (витающее в воздухе напряжение), как с цепи сорвалась. Я уловил её мотивы и мысленные потоки, которые она успешно послала моим братьям: «Предатель!»

— Взять его! — Скомандовала она уже вслух находившимся рядом солдатам.

Следующие минуты, которые на тот момент казались настолько скоротечными, насколько может быть волнительно, я вспоминаю часто. И вижу картину происходящего очень четко (до мельчайших подробностей).

При виде моей сестры, которая шипя как змея мечет из стороны в сторону, в правой руке держа золотой кинжал, люди, закричали очень громко. В суетливом ужасе они не понимали: чем была вызвана реакции их Богини, которая двигалась быстрее и ловчее любого смертного. Ибрагим тоже не на шутку испугался, но он понимал, что нужно делать. Как умалишенный, — по моей команде — он сорвался с места, когда свора солдат с копьями и широкими, деревянными щитами наперевес заключили Божественную свиту в полукруг. Я понимал, что одна лишь сестра может положить целое войско до зубов вооруженных солдат, поэтому действовать нужно было оперативно быстро.

Распихивая в разные стороны обезумевших людей, Ибрагим взобрался на камень. И чуть не свалившись с него, поднял красное полотно вверх. Тогда спустя мгновение, несколько стрел нашли свои цели. Солдаты, в безуспешных попытках подняться на непослушные ноги, засыпали. Яд в их крови, действовал усыпляющее, поэтому через секунды от охраны не осталось и следа: все лежали, не видя царящего вокруг хаоса — мирно спали.

Остальные (несколько рабов, которым я дал испить своей крови), были достаточно проворны, чтобы перепрыгнуть отвесную стену разделявшую эстакаду и площадь. Двадцать человек доблестно закричали и пошли в атаку, но целью их было отнюдь не причинение вреда моей семье, потому как, это бессмысленно. Ведь, даже смертоносное оружие, лезвия которых покрыто сильнодействующим ядом, не могло ранить Бога и тем более — не говоря уже о том, чтобы подобно яду гремучей змеи или любой другой гадюки: убить.

Как и ожидалась, «великие и могучие» Боги, не опустились до драки со смертными, как частенько случалось в былые времена. «Теперь, только мучить безобидных умеют», подумал я. В считанные секунды, они ловко добежали до храма и исчезли в темноте чертогов его. Оставляя после себя сгусток плотной пыли, маленького облачка, что постепенно растворилось в воздухе — как и не было: след простыл.

Мой выход.

Насколько, это вообще возможно быстро — молотя ногами и руками, я взобрался по стене и уже добежал до арки храма, когда мои товарищи — судорожно дыша, — только преодолели половину столь длинного пути. Тут, сквозь какофонию звуков, я услышал детский плач, такой искренний и одновременно безнадёжный. На ходу я обернулся и в толпе увидел девочку, навскидку лет семи, которая пыталась встать. Её маленькое тельце терялось в ногах проносящихся мимо людей, которые ещё мгновение и затоптали бы её, если бы не сильные руки Ибрагима.

С мыслью в голове, что Ибрагим не даст её в обиду, мне стоило титанических усилий, чтобы повалить одну из четырёх колон, которые были опорой. Когда все мои жилки задрожали, а вены на руках взбухли, послышался треск. Арка громко разрушилась, а вместе с ней и часть скалы обвалилась.

Проход был замурован.

Конечно, тонны груд камней не могли удержать трех могучих Богов взаперти. Я, это понимал также хорошо, как и то, что простые люди, которые были слепо уверенны в неуязвимости каждого из них, в тот день, воочию увидели обратное.

План сработал.

***

Многое из того, что на протяжении веков времени было покрыто завесой тайны, наконец-таки в глазах обычного смертного выглядело не больше чем ложью, враньем и обманом с целью манипуляции. Хоть интеллект их был ни в какое сравнение с возможностями современного человека, но каждый на подсознании, инстинктивно понимал — чувствовал слабость, когда вожак стаи даёт слабину.

После, люди, побывавшие тогда на площади, разнесли слухи по всему Египту. Из слухов, выросли легенды и сказания, которые распространились далеко за моря и океаны, превращаясь в культы. Многие начали делиться на группы. По интересам и в виду мышления, свободно создавать общины, что было не возможно во времена правления Богов; так же, в меру своей развитости собственно вольно выстраивать систему ценностей. И к моему сожалению, основы того витка развития, который существовал при правлении моей семьи, пустили корни. Да так глубоко, что и по сей день общество двигается в этом направлении самоуничтожения. Естественно, методы другие, а принципы те же.

Ну, так, по порядку.

После того дня, — задолго до нашей эры, — я отправился в паломничество к Иерусалиму, взяв с собой всех желающих пуститься в вольное путешествие по пустынным холмам и неизведанным берегам. Их оказалось много. И основная масса были свободными, обычными рабочими, но они не представляли себе — как распоряжаться этой свободой? Многие, готовы были пойти на всё лишь бы снова почувствовать себя живыми, верующими в совершенно иную реальность, да хоть во что-нибудь. И ко мне уже не относились как к Богу, что и правильно, потому что подобное притягивает подобное: народ тянулся ко мне как к лидеру, который даёт знания и защищает их от дремлющих глубоко под землей «демонов».

Ту Библию, которую я написал раньше, что бы облегчить существование рабов и подарить им отдушину в виде сочного ломтя веры в их пустой, обеденной тарелке; к моему облегчению её принципы работали как никогда правильно. Когда им было голодно или холодно, они читали молитвы. Вселяясь в тела орлов — глазами этих чудесных созданий, я наблюдал, как морозными ночами или в самые сложные моменты жизни, вера в высшую силу не давала упасть духом даже самому отчаявшемуся человеку. Они шли до конца даже тогда, когда казалось, что надежда, это всё что у них было, а всё потому, что вера — это частичка души смертного человека.

Она заставляет слепого прозреть и наконец: увидеть красоту в некрасивом. А немого, снова почувствовать себя говорящим.

Так или иначе. Пусть на тот момент мне была не известна судьба сородичей, которые оказались погребёнными под грудами обрушенной скалы, меня устраивало то, что после их вмешательства, люди встали на путь исправления. В том смысле, что они всё также воевали за свои интересы. Как и ожидалась в точности повторяли за своими идолами: обделяли нищих и прокаженных, сеяли злобу на ближнего своего и унижали, убивали себе подобных. Но среди всего этого безобразия, — начало которому было заложено с первыми всплесками гнева, слепой ненависти моего братца — чуть ли не каждый житель огромного мира, ещё больше поверил в высший суд и наивысшую преданность Богу.

Это не может не радовать, когда понимаешь, что смертные сами того не осознавая, учатся контролировать себя. Свои эмоции, действия и поступки по отношению к братьям и сёстрам, которыми они приходятся друг другу. Они придерживались правил из великих писаний, которые мне не составило труда перевести на разные языки и заложить тем самым основы культурных ценностей. Таким методом зародились зачатки всех ныне существующих религий, учений. Будь то буддизм — книга «Тора», — иудаизм или православие, не что иное как результат одного и того же писания, но только, — как вы уже поняли: в разных формах речи; чтобы максимально понятно донести мысль людям из разных уголков планеты, с их уникальной самобытной культурой ценностей и взглядов на мир.

Так появились первые правила. А вместе с ними и ограничения, которые в самые противоречивые времена были границей между добром и злом не позволяя сеять анархию и банальный хаос. Как и сей час, так и во время моего паломничества к Иерусалиму. После распада государственного Египта, люди, руководствуясь принципиальными основами из после именуемой мной «Библии», могли отличить правильное и неправильное. Вообще, Библия — это не истина, а предмет истины: возможность задуматься о фундаментальных основах мира. Но народ, к моему сожалению, эти писания понимали очень буквально. Они мыслили, что демоны — это уродливые твари, которые невидимы и злые духовные создания, обладающее сверхчеловеческими способностями. Но нет же, это вид метафоры, которую воспринимать буквально означает: поверить в реальность фантастики.

Они верили, что на небесах их страхи рассеяться. А вместе со страхом и уйдет физическая боль, которую они чувствовали при жизни. Вот, только, хотя попасть в рай, они не хотели умирать. И они знали, что если будут подчиняться и выполнять по воле Бога все заповеди из священных текстов — конец их будет сладок. В том смысле, что я, до наступления человеческой эры, когда брат ещё не пошёл в «разнос», только задумывался, чтобы написать то, что и по сей день считается святостью, понимал: человек, как и живое существо — боится смерти. Мы Боги, программировали вас на это, следовательно, заложили такое ограничение, что способствовало самосохранению. Эволюция видов, если не ошибаюсь: Чарльз Дарвин. И то, что было во благо, — если взглянуть под другим углом — уже не кажется таким уж полезным.

Но, именно, это чувство: страх. Оно заставило меня содрогнуться, когда через тысячи километров земной площади, я узнал о всплеске чумы, которая успешно развивалась на территории теперешней Турции.

После, обосновавшись в Иерусалиме, я повстречал странника, который и поведал мне все самые последние новости. По его словам, Турки и другие народы, которые населяли это государство, начали гибнуть от неизвестной ранее болезни — «Дьявольской хвори», народ именно так на неё говорил: «Дьявольская хворь» и никак иначе по-другому. Более того, ни врачи, ни просветлённые знахари, как бы не пытаясь помочь — у них не получалось: их умения, знания и навыки, не позволяли определить причины эпидемии. Что уже говорить о том, чтобы излечить заражённых. Дерья (его так звали), так же рассказал, что ему чудом удалось не заболеть, а вот его жену и ребёнка постигла участь подхвативших эту заразу — смерть.

— После смерти неприкаянная душа отправляется в Ад, — молвил Дерья. — Горе моему бедному мальчику, горе ему…

В тот вечер, я проявил к нему должное уважение и обычное, человеческое сострадание: угостил худощавого мужичка ужином и вином. А после, когда наша беседа подошла к логическому завершению, скрепив руки во взаимном рукопожатии, мы распрощались.

Ночами, днями… Я очень долго блуждал по маленьким, узким улочкам Иерусалима. Вглядываясь в сгущающуюся с разных сторон темноту, выхватывал из своей памяти всё, что мне удалось узнать, услышать и; наблюдая с высоты птичьего полёта увидеть. Но когда ничего не приходило на ум, я продолжал бесцельно переставлять ноги, избавляя себя от чувства безысходности, которое у меня вызывало незнание.

Было страшно, но я понимал, что страх не должен пугать, что у него есть обратная сторона — противостояние. Я был готов собственными руками разорвать брата, потому что только ему такое могло понадобиться (да, и, учитывая мои наблюдения — вводы касательно уровня жизни в той области земного шара, могу сказать: «простейшая антисанитария здесь не причем»). Но, как я уже говорил ранее, у нас Богов, были свои правила и одно из них: не убивай себе подобных. Конечно, я бы мог нарушить табу и пуститься «во все тяжкие», но когда на планете всего несколько человек способных повелевать природными стихиями и обладающие выдающимися способностями (острейшим интеллектом, мистической интуицией) необходимо очень хорошо подумать, перед тем как лишить человечества одного из Богов, пусть даже такого засранца как мой брат.

Мы, Боги, бессмертны для смертных, но для своих мы смертные, как люди для нас. А всё потому, что на тот момент люди не имели тех навыков и возможностей, которыми владели мы. Знания, которые каждый из нас в ходе взросления приобретал на родной планете, планете, которая находится далеко за приделами Солнечной системы — способствовали развитию невообразимой силы на Земле. Эти возможности выходили за грань человеческого понимания и восприятия мира. Грубо говоря: каждый из нас владел магией, которая была чужда людям. От этого, и невозможность обычному человеку хоть как-то причинить нам вред.

Например сестра, помимо телекинеза, обладала чудовищной интуицией. Она могла предсказывать события будущего с оглядкой на прошлое. При достаточных знаниях и фактах, — у неё действительно уникальные возможности интеллекта даже для Бога — прогнозировать развитие или упадок общественного строя. Или же, как и каждый из четырёх — включая меня — внушать менее развитым существам свою волю.

Старший Бог, — тот, у которого поехала крыша ещё в допотопную эпоху — самый «сильный» из нас. Его возможности практически безграничны. А ненависть настолько же крепка, как и безудержные намерения подчинить планету своей воли. Возможность поглощать души людей (высасывать из человеческой оболочки энергию, опыт, который накапливался после каждого перерождения) способствовала тому, что впитав достаточно сил, брат, мог воскрешать мертвых, которые были воплощением самой смерти. Бездушные и немые, глаза их черны, а движения резки. И как-то раз я вживую наблюдал за успешными экспериментами брата по созданию ходячих мертвецов. Так же, как и планета Земля, они были созданы из первозданного хаоса. Но в случае с возвращением из мира мертвых ушедших, было куда по-другому.

Когда Отец, творец всего сущего на небе и на земле, сослал нас на землю чтобы создать новый мир по своему наставлению и идеалу. Мы с братьями и сестрой провели границы, которые нарекли не нарушать. Не переходить грань дозволенного, чтобы не посеять раздор в только создававшемся и будущем мире. Брат обезумел настолько, что сам того не ведая нарушил эти границы дозволенного в последствии. Турецкая чума — это начало катастрофы, которая если не вмешаться, в скором времени поглотит планету и покроет тьмой каждый уголок земли. На суше иль на воде не будет места живым, лишь мёртвым, бездушным и бездумным существам для которых жизнь — это смерть.

Человечество как вид было на гране вымирания, что происходило и прежде. Тогда, по рассказам моего отца, у наших предшественников не вышло создать мир на этой планете. Громадные чудища величиной с современный небоскрёб заполонили Землю. И началась война, которая длилась долгие года, пока один из Отцов Основателей, через тысячи световых лет расстояния, прознал об этом. И положил конец всему, что в современной истории именуется не иначе как «Мифы древней Греции». Всё бы ничего; сославшись на неудачный опыт, я мог поверить в нереальность будущего мира во всём мире, но я напрочь не желал осознавать поражение, принимать его как есть. И тем более, довольствоваться малым — смотря: как мир катится в бездну; настолько глубокую, тёмную пропасть, что никакой свет не осветит её чертоги.

На тот момент, мне не доставляла удовольствия сама мысль о том, что жизнь на Земле исчезнет. Так же, мне были совершенно не ясны мотивы моих сородичей, которые встали на сторону брата. Но я понимал, что конец, это начало чего-то нового, также; как и смерть не более чем перерождение, изменение и преображение в иную оболочку. Поэтому держа путь до Турции, я хотел только одного: положить конец страданиям множеству не в чем ни повинных людей.

***

Я закрыл крышку ноутбука и погрузился в раздумья.

История, которая должна пробудить человечество о то сна, в котором большая часть населения планеты пребывает в неосознанном подчинении и безвольном существовании — будет закончена срок. Так же, и моё ни с чем несравнимое желание поведать вам истину, которая прольёт свет на самые темные уголки; мотивирует, во чтобы то ни стало, нее взирая на то, что нахожусь под прицелом своей семьи, меня выслеживают, за мной охотятся. И именно истина приоткроет завесу правды, правды, которую вы и так знаете.

Но я надёжно защищён и нахожусь в громадном бункере, где каждый темный уголок мониторят камеры и соответствующие приборы. Так же толстые стены помещений с диэлектрическим материалом, который не пропускает радиоволны или телепатические сигналы извне. А охрана в форме и не требуется, потому что многое — от датчиков движения, до технологий обеспечивающих полный контроль помещений — автоматизировано и работает слажено, как совершенный механизм. Более того, это то место, которое скрыто сверхтехнологичной, не поддающейся человеческому рациональному объяснению системой.

Я нахожусь в центре планеты. И одновременно меня нигде нет. Вот такой оксюморон получается, как ни крути. Ни на картах современных, а прошлых уж подавно. Ни со спутников, которые оснащены самыми передовыми технологическими устройствами, меня нельзя обнаружить и отследить.

Очень долго, — в попытках остановить свою семью — я безуспешно пытался предпринять всё новые и совершенные попытки. И как вы уже поняли: безуспешно. Но теперь, я готов как никогда прежде. Более трех столетий, я тщательно готовился к решающему моменту, который положит конец всему, краху правлению трёх. А совершенно иной мир, — без войн и человеческих страданий — откроет двери любому желающему, кто будет готов открыться новому; узнавать, учиться и познавать то, что при нынешнем положении вещей просто-напросто невозможно.

Как и те знания, что были утеряны — целенаправленные поджоги библиотек (по поручению сами знаете кого), подмена информации: изменение истории с целью манипуляциями, контроля и безграничной власти. С этим пора покончить. Настало время открыть глаза простым смертным на казалось бы очевидные и логичные вещи, доселе непостижимые, но не теперь. Ведь именно читая этот текст, вы думаете, а значит и сами прекрасно поймёте то, что является правильным, а не выдуманным с целью наживы на незнающих, дезинформированных людях.

Так же и от денежной системы, которую придумала моя семейка ещё до времён становления первых людей, — я в частности тоже, в какой-то степени поучаствовал в этом — пришла пора если не избавиться, то коренным образом изменить её. Такие методы управления массами были хороши веков пятнадцать назад, но теперь же — в двадцать первом веке наблюдая за бесконечными войнами, конфликтами я ещё больше уверен в том, что нет на свете более не жизнеспособной экономической помойки чем такая система ценностей давно изживших себя методов правления.

Общественная система рушится на глазах. Не состояние решать стоящие перед человечеством проблемы — бесконечный голод и нищета в отдельных уголках планеты, ухудшение экологической обстановки и многое другое. Всё это, коренным образом — не взирая на последствия, которые безусловно будут — нужно менять. В место того, чтобы с целью алчной наживы уничтожать природное достояние и формировавшиеся в ходе эволюции культурные ценности, необходимо рационально использовать ресурсы планеты.

Но на изменения в лучшую для общества сторону не готовы пойти Боги нового мира. Потому что каждый из двух не чувствует ровным счетом ничего из того, что ощущает обычные человек. Ни голода. Ни страха, который с каждым годом перерастает в отчаянные попытки жить, а не выживать; пытаться изменить и всё равно потерпеть крах, потому что система, располагающая изначально поступать неправильно наперекор основным, человеческим потребностям — не позволяет обычному человеку жить так, как ему угодно, а именно так, как необходимо правящим кругам.

Когда мир только зарождался в наших с семьей умах; а после и физически воплотил самые смелые ожидания относительно создания «Человека разумного» — я питал большие надежды, что будущее будет настолько же светлым, как и лучи первого солнца на заре расцвета цивилизации. Но увы: с каждым столетием ситуация только ухудшалась, что теперь, после бесконечных попыток изменить её в лучшую сторону, я пришёл к выводу: неудача — ни есть плохо, когда бесконечная вера в собственные силы, возможности, словно подпитывает тебя изнутри и не даёт опустить руки.

Во имя каждого человека — ныне живущего или ушедшего в историю — я не сдамся. А всё потому, что надежда, которая заряжает меня словно атомная батарейка, не позволяет даже при неблагоприятных обстоятельствах разочароваться в людях. Опустить руки и смирившись провозгласить: «Человечество обречено на гибель» — нет. Последний раз, как первый — я буду биться с самой смертью за возможность снова привести человечество к великому триумфу. И если у меня не выйдет, я не буду жалеть о том, что попробовал и впоследствии не вышло, потому что в этот раз битва будет и за жизнь и насмерть.

Теперь, я готов нарушить правило семейных уз.

И не важно, что будет дальше, потому что эта история если меня не станет или же получится воплотить в жизнь план, попадёт вам в руки в любом прогнозируемом мной случае. А те знания… Скрытые в строчках, которые вы читаете, помогут вам противостоять первозданному злу в лице самых смертоносных и опаснейших «людей» нашего времени…

***

Как и ожидалось Стамбул — сегодняшнее его название — поглотил ужаснейший мор, но на улицах города не было трупов. Дома. Пустые прилавки с пропавшими продуктами, над которыми витал рой мух. Хаотично перевернутые столы, выбитые ставни на окнах. Тогда город ещё не был главным торговым, промышленным и культурным центром страны, как вы понимаете. Да и странны Турции, как таковой ещё не было. Лишь маленький городок, в котором смешивались зачатки современной архитектуры. Достаточно зажитой, чтобы в нем могло уместиться не большое по численности население. И по сравнению с теперешним пятнадцати миллионным населением — исключительно мал. Так или иначе, невзирая на размер здесь было просторно. И в какой-то степени даже уютно.

Я шёл дальше маленьких домиков, по широкой площади. И ловил себя на мысли, что на улице ни души. Было такое ощущение, что город вместе с его жителями попросту вымер. Так тихо и спокойно, что интуитивно почуяв неладное, я понял, что случилось. И уже не было необходимости спасать местных жителей от беды, нависшей над их головами.

«Когда надежды нет — вера, лучший друг отчаяния».

Поднявшись по бетонной лестнице и открыв ворота храма, я увидел груду человеческих тел, которые двигались — нет, больше дергались. Люди были мертвы, если их можно таковыми назвать. Они издавали протяжные стоны, хоть от их кожи веяло сладким холодом, а сердце не билось; мышцы, словно гранит тверды.

Дот того момента, я не видел ничего ужаснее и настолько же противного зрелища как то, которое ещё — на вскидку — минут пять в немом оцепенении наблюдал. Южный свет, проникающий через оконную раму храма, освещал мертвенно бледные тела, которые издавали нечеловеческие звуки больше похожие на страшные вопли. Очень громкие и резкие, словно внутри них — а здесь было больше сотни живых мертвецов, — поселился страшный зверь нравящийся вырваться наружу.

От неожиданности я попятился к выходу, когда один из трупов резко вскочил на гнущиеся в разные стороны ноги и со звериным оскалом на лице стремительно понёсся в мою сторону. Клацая зубами и быстро перебирая ногами, оно потянулось к моему горлу. Мне не составило труда отмахнуться от него как от назойливой, жужжащей перед носом мухи. Ещё мгновение и я ощутил атмосферу царящего кругом хаоса, что словно витала в воздухе и пропитала каждый тёмный уголок громадного помещения храма.

На меня ополчились смрадом дышащие существа. Пустые и безжизненные глаза их излучали неприязнь, самую что ни на есть ненависть. В безуспешных попытках причинить мне вред, они бросались в атаку. И каждый раз их когти, острейшие зубы, трещали под моими кулаками. Головы летели с их плеч. И кровь окрасила стены храма красным.

Спустя несколько мгновений, я стоял в окружении расчленённых тел. Руки мои были в ссадинах и царапинах. А внутри смесь самых разных неожиданных чувств.

Я проследовал к выходу, навстречу свежему, чистому воздуху.

Примерно, в 1350 году до н.э. вспышки этого вируса, — а это, безусловно самая опасная разновидность бактерии, которую создали братья с сестрой дабы отомстить, тем самым уничтожив человечность в людях, сделав их на самих себя не похожих: жаждущих крови и мяса сущностей, в глазах которых нет ничего кроме холодной пустоты. И эти вирусные вспышки, имели место быть по всему миру. Словно поразит — червь, точащий прекрасное яблоко изнутри, болезнь убивала миллионы людей. Общество не в состоянии противостоять угрозе, разрушалось и терпело поражение в неравной борьбе за жизнь. Конечно, бедные люди не понимали — с чем имеют дело. Поэтому все их попытки на спасение были предрешены на провал.

В деревнях, сёлах и огромных по тогдашним меркам размеров городах, живые, обращались в мёртвых. Не потому что этого хотели. У них попросту не было выбора выбирать свою судьбу. Строить планы на будущее и радоваться жизни так, как если бы небо над их головами было чистым и не предвещало беды опасности, которая таит в сердцах злой рок.

В дальнейшем, — на протяжении вековечной истории — в большинстве случаев смертельные болезни для населения прошедших эпох, носили вполне объяснимый с научной точки зрения характер. Как например, белковые компоненты экзотоксинов, которые под воздействием человеческого вмешательства или любых других условий, — температуры, окружающей среды — мутировали и становились опасными для здоровья. Так и лихорадка — которая например в Средневековой Англии, унесла волной более половины населения — была не более чем вирусом, который шёл в ногу со временем. Но одно дело, когда с помощью современных возможностей медицины бактериальный мор можно обуздать, а другое, когда человек не в состоянии понять с чем имеет дело.

Как и современные ученные, тогдашние знахари и целители, боролись с проблемой, которую даже при сегодняшнем уровне медицины, биоинженерии не удалось бы благополучно решить так, как успешно лечится простуда и даже при дорогостоящем лечении СПИД — не столь смертелен.

Это была пандемия. Необычайно сильное по структуре, совершенное, модифицированное оружие против человечества. Против всего живого. На воде или на суше, организмы вымирали. Казалось, этого было достаточно чтобы заставить меня опустить руки. И смериться с неотвратимой участью, которую уготовила миру моя семейка во главе с в край ошалевшим братом. Более того, на тот момент, я не понимал, как такое вообще могло случиться. Меня пугал тот факт, что генетический код, который мы использовали для создания людей, был первым, но вероятно не последним катализатором жизни. И невзирая на мои опасения, необходимо было действовать пусть и с незнанием, но с великим желанием предотвратить неотвратимое для беспомощных, невинных людей бедствие.

Как и ожидалось, — в скором времени — большая часть того, что считалось из ряда вон фантастики, стало реальностью. Мир поглощала тьма, которая с каждым днём сгущая свои темные закутки, становясь сильнее. Заболевшие, нападали на мирных жителей. А те, кому все же удавалось уцелеть, создавали общины — собираясь под сводами церкви, молились всевозможным богам о благополучии и снисхождении.

Вирус, распространялся настолько быстро, что спустя пару недель от первого очага всплеска заражённых, осталось не больше тридцати процентов населения планеты. И лишь не многие выжившие взялись за оружие. Но и храбрые воины были бессильны, когда границы жизни и смерти разрушены. А само понятие жизни, как первостепенное и неоспоримое право человека на место в этом мире, размывалось красками безудержного хаоса.

На человечество обрушился громадный валун — символизирующий мор, голод и страдания, — который по истечению времени стал настолько тяжёлым, что даже самые отважные попытки живых в неравной борьбе с мертвыми, терпели фиаско. И всё же: как остановить смертельно опасный вирус, который развивается с невообразимой скоростью, видоизменяется и эволюционирует? На этот вопрос мне предстояло ответить. И настолько быстро, насколько я себе представлял возможным в кратчайшие сроки.

Мне было известно, что его источник заключался в самом человеке. Не сложно понять, что он развивался в телах живых. А после видоизменял структуру человеческого организма; как на клеточном уровне, так и впоследствии превращая его в совершенно иное. Все органы жизнедеятельность под воздействием температур работают на пределе возможного, — головокружение, слабость, вялость и ряд других симптомов, лишь тому подтверждение — изнашиваются настолько, что перестают функционировать должным образом. А когда все нормальные клетки ослабевают, бактерии создают на смену старым новые, более подходящие для изменённой среды — убийственные для нормального организма другие клетки.

Я понимал, что это последствия генной инженерии. Науки, которой на родной планете мы Боги, владели не то чтобы в совершенстве, потому что всегда есть запас для развития. Во всяком случае, достаточно хорошо чтобы создавать жизнь. В частности людей, мы воспроизвели именно по такому методу: экспериментируя, видоизменяя и скрещивая различный организмы, которые в данный момент заселили несколько сотен планет в галактике. В частности, как вы уже наверняка догадались и Земля — это наш проект по распространению этой же самой жизни.

Не буду вдаваться в мельчайшие подробности, но за время моих раздумий, которое стоило миллионам людей жизни, я нашёл из этой казалось бы на первый взгляд обманчивой ситуации выход. Ведь, как известно: на каждую силу найдётся противодействие равное этой силе или ещё сильнее.

Руководствуясь этой логикой, — после наблюдений и экспериментов над живыми мертвецами — я пришёл к логическому заключению, которое впоследствии спасло человечество от исчезновения — краху цивилизации: чеснок.

Как для меня самого это не был странно, но вирус оказался восприимчив к травянистому растению. Оказалось, что высокий процент выживших, употребляли его если не систематично, то периодически головку другую. А кто-то даже, когда слухи о чудодейственность чеснока распространились — постоянно только его и ели. Но едкий запах его, не отпугивал ходячих мертвецов, потому что они не дышали, как я уже говорил: попадая в кровь, в считанные минуты уничтожал их. Так был положен конец «Дьявольской силе», которая норовила уничтожить всё живое.

К моему сожалению, чеснок не мог восполнить ущерб, который был нанесён вирусом. Большая часть людей, — организм которых излечился от недуга после его употребления или контакта с носителями в крови свойств этого же самого чеснока — скончались. Их органы и другие жизненно важные системы настолько изменились, что когда вирус распался на клеточном уровне, организм уже был физиологически мёртв.

Были и те, которые по моим наблюдениям, после недавнего обращения и последующего приёма чеснока, — когда организм ещё пытается бороться — выживали. Более того, они возвращались с того света совершенно другими людьми. Как современному человеку требуется еда, так и им чтобы не умереть необходимо было пить человеческую кровь. Меньше одного процента от общего населения, а это очень малая часть, человек двести, четыреста — отличались высоким уровнем интеллекта и наделены возможностями сверх обычного, человеческого существа.

Сам того не осознавая, я положил конец пандемии, но создал новый подтип человека, который отличался от всех прочих людей в разы.

***

Первое, что я почувствовал когда закрыл крышку ноутбука, это витающее в воздухе напряжение. Спокойно встав из-за стола, я направился в дальнюю часть комнаты, где камер видеонаблюдения было не сосчитать много.

Пробежавшись по жидкокристаллическим экранам, я не увидел ровным счетом ничего что могло бы предвещать беду. Но интуиция подсказывала: «Что-то не так». И чтобы оно ни было, я намеревался узнать что это.

Спустя мгновение, я следовал по длинному коридору и с интересом вслушивался в громкую тишину. Конечно для обычного человека, она не была громкой, но для меня другое дело. Охлаждающая система, расположенная под обшивкой потолка цвета металик, гоняла воздух и контролировала нормальную температуру всех помещений первого и второго этажей: «Пик-Пик». Мощные пропеллеры вращались, издавая звуки взмаха крыла птицы. А саморегулирующийся механизм со встроенными реагирующими на тепло датчиками движения, автоматически отпер замок, когда я подошёл к ведущей к нижнему ярусу двери.

Толкнув массивную, железную дверь, спускаюсь по лестнице вниз. Ступеньки под ногами почти закончились. Я услышал странный запах, специфический и немного противный. До этого момента, я не вдыхал ничего подобного, похожего хотя бы приблизительно. Что не то, чтобы испугало, а немного выбило из привычной калии: когда нет ничего того, чего бы ты не попробовал на обоняние — удивляет. Мне это показалось как минимум интересным. И одновременно, я понимал что так не должно быть, потому что в здании — насколько могу знать — кроме меня никого быть не должно. Тем более, помимо всех прочих наворотов, начиная от простецкой системы безопасности (видеонаблюдение) и заканчивая ловушками: механизмы, которые составляли основную линию моей обороны в случае чего, а это лазерные лучи способные в считанные секунды разрезать пласты крепчайших сплавов, что уже говорить о живой плоти — они были невидимы для глаз обычного человека; скрыто технологией, до которой человечеству даже с современным набором возможностей, не додуматься пару десятилетий точно. И тем более понять, просто-напросто невозможно. Потому, последнее что я бы мог предполагать, что в здании действительно кто-то есть.

Но в любом случае, как бы я не старался думать о том, что это попросту невозможно факт остаётся фактом: ощущения не могут обманывать. С этой мыслью, — в считанные секунды — я развернулся и словно ветер понёсся обратно. Взобрался по ступенькам вверх.

Не прошло и пары секунд и я стоял напротив мониторов.

Громкий хлопок.

Сквозь густой, белый дым, который частично заволок глазок камеры, я различил темные фигуры. Их размытые движения терялись во вспышках белого света. Судя по звуку, который улавливаю даже на таком немалом расстоянии, — не составляет труда слышать каждый шорох, когда камеры оснащены звуковыми датчиками и передают точный звук, который преобразуют динамики — источником его вполне могут быть светошумовые гранаты. Вероятно так и было — спустя несколько секунд, я наблюдал за группой военных. Они быстро и проворно маневрировали между комнатами на первом этаже. Мимо одиноких, классических картин, некоторые их которых стоят целое состояние, но большая часть это работы неизвестных истории, но гениальных художников, авторов. Дальше стоящих в стеклянных, колбообразных витринах секир; и разного размера, мастей булавы времён каменного века; мечей, рукоятки которых были покрыты символикой и гербами различных орденов, знатных домов прошедших лет. Дойдя до игровой комнаты, — в конце которой и была спрятана первая ловушка — линейный строй, по приказу своего командира, который направлял всю группу из двенадцати человек — остановился.

Теперь, когда дым рассеялся, я отчетливо и насколько это вообще возможно в мельчайших деталях — как под микроскопом — вижу их. В полном обмундировании, но не в стандартном, которое обычно можно увидеть на морпехах или бойцах армии. А дорогостоящей, сшитой на заказ амуниции: поверх эластичной ткани крепились разного рода щитки композитного сплава, а броне жилет показался мне очень компактным и не массивным по сравнению с внушительными мечами, которые были закреплены в специальных ножнах за их спинами. Вероятно, это головорезы. Или же специальный отряд особого назначения, что вполне может быть учитывая их дорогостоящие прибамбасы.

Как обычно бывает, такие люди нанимаются за большие деньги, большими шишками. Ради того чтобы убрать конкурентов по-тихому и без лишних свидетелей. Или же для аналогичных целей, которые преследуют босы, у которых есть деньги и всласть что-либо изменить по велению «волшебной палочки». Поэтому, я догадывался по чьей прихоти и наводке они нашли это скрытое от человеческих глаз место. И сами того не осознавая, пошли на встречу смерти. Они пришли за мной.

***

Я с предвкушением наблюдал, как несколько человек двинулись вперёд. Их ноги сгибались и разгибались с каждым пройденным шагом. А топот мягких ботинок, будто отскакивал от стен узкого коридора за углом которого несколько тепловых датчиков, невидимую глазу границу которых достаточно лишь легонько задеть чтобы привести смертоносную лазерную систему в действие.

Мне было интересно, что будет дальше. Но, любопытство пересилило интерес — отряд наёмников без единой царапины преодолел первую ловушку. После вторую. И когда — вскинув автоматы на изготовку — они приблизились к лестнице, ведущей на второй этаж, я насторожился. Мне было не понятно: почему ловушки не работали? И как такое вообще может быть? Но ответ не заставил себя долго ждать. Сопоставив все факты, я пришёл к логическому выводу, что вероятно, это не люди.

Да, вы не ослышались: вероятно «это были не люди». Только присмотревшись, я заметил нехарактерно грациозные для человеческого тела движения. Все их действия отличались эластичностью, скоростью мышления и изяществом простоты, которые присуще вампирам. Теперь же, мне необходимо было что-то предпринять, потому что тепловые датчики, — как вы понимаете — работают только на теплокровных существах.

Дёрнув рубильник, я выключил электричество. Система безопасности, автоматически запечатала все входы и выходы, кроме одного, запасного. Тот, который на случай моего отступления. Но обращаться в бегство я не собирался. По крайней мере сейчас, когда вижу смысл попытаться обезвредить «шайку» вампиров и разузнать — что к чему. И я понимал, что даже титановые сплавы не удержат тринадцать человек наделённых сверх человеческой силой и с новейшими, технологическими штучками — вроде оружия последнего поколения, ныне, странами мира, в целях безопасности не афишированных, секретных — за пазухой. Тем более, у меня было предостаточно времени, чтобы основательно подумать.

Единственное верное и правильное решение, которое пришло неожиданно, возникло в моей голове на фоне звука мощного взрыва. Я повернул голову и прислушался. Было сложно сквозь толстые стены что-либо расслышать, но интуиция подпитывала мою обострённую способность чутко слышать; что один из четырёх отсеков разделяющих главный коридор ведущий сюда, уничтожен. Через некоторое время и ещё два отсека подорвали.

В считанные секунды, я прижался к стене и готовился встретить до зубов вооруженных солдат в лоб. И я не собирался причинять им вред, потому что не хотел этого. Они лишь безвольные пешки в чужой игре и не заслуживали смерти, тем более от моих рук. Мне нужна была информация и только.

За дверью, послышались тихие шаги. После, долгая тишина, что звук взрывчатки показался очень резким и достаточно громким, чтобы заставить меня рефлекторно подскочить на месте. Я приблизился на расстоянии вытянутой руки до зияющей — по левую сторону — в стене дыры. И увидел дуло автомата.

Резко вскарабкавшись на высокий потолок, я выжидал удачного момента, чтобы проучить наглых захватчиков.

Трое остались стоять на пороге. Остальные, в черных масках прочесывали каждый угол помещения. Один из них резко остановился на месте. И уже было посмотрел вверх. Когда в секундное мгновение, я оказался за его спиной. И выхватил у парня автомат из рук, который только и успел, что широко открыть глаза от удивления и безмолвно раскрыть рот: «Что?».

Остальные накинулись на меня как голодающие на фаршированную индейку. Пытались ухватить за шею, руки. В безуспешных попытках причинить хоть какой-то вред, молотили воздух. Пред глазами — в относительной темноте, — мелькали капли вампирской крови, которая окрасила стены алым. По-простому выражаясь: у них не было шансов против моей первородной и ни с чем несравнимой мощи, интеллекта и сноровки закаляющейся не одно тысячелетие. Но признаюсь, что мне ещё не доводилась ощущать что-либо подобного.

В том смысле, что они были не промах. Ловкие и быстрые движения, выверенные до педантизма навыки и стили боя, вызывающее как минимум уважение. Мои удары, которые для обычных смертных были бы уже критичными, замедляли их, но не останавливали грамотную свирепость каждого бойца в отдельности; и системно, как механизм они двигались слаженно, как и полагает настоящей команде. И я решил пойти на маленькую хитрость.

Увидев, как мои руки пылают огнём, остатки ещё стоящих на ногах вампиров, — а их было не много: четверо — обомлели. Встав с колен и прижимая рукой рваную рану, командир отдал приказ прекратить бойню. Понимая всю комичность ситуации и серьёзность последствий для себя если не проявят хоть каплю уважения, не сдадутся, в повиновении, они отступили.

— Не может быть, — один из головорезов снял маску. И уставился на меня как на самую невероятную находку в его жизни. В удивлённом и немного ошарашенном лице, на удивление я узнал Ибрагима. — Я не поверил своим глазам, пока вы не проявили милосердие. Извините господин.

Он упал на одно колено и склонил голову.

Мне стало не по себе. Никогда не любил проявление уважения в подобном роде поступке.

Остальные последовали его примеру. И лишь одна фигура, стоящая всё это время поодаль вышла на свет:

— «Елена»

***

Так появились легенды, сказания о кровососущих существах, которые под покровом ночи охотились на живых людей, испивая их кровь и забирая жизненную силу. Слухи распространялись настолько быстро, что в течение следующей сотни лет, люди, верили в существование бледнолицых нее меньше чем в вездесущих Богов. Разные народы населяющие землю, страшились, рассказывая своим детям на ночь истории о демонах крадущихся за окном. Различные суеверия, отпугивающие злых духов обряды. И конечно же чеснок, которые периодически употребляли в пищу. И из которого готовили разновидности настоек, чудодейственные снадобья, защищающие от «не чистой силы» смеси. Народ ликовал, а история, которая положила конец вспышке смертоносной инфекции, передавалась от поколения в поколение как некая реликвия.

Ученые, знахари, алхимики и странствующие по миру мудрецы, распространяли знания, дополняя их новыми, которые положили основу ценностям культурного развития общества. Но как бы они не искажали историю — истина, оставалась без изменений: укрепилась вера в высшую силу. И нарушения заветных правил священного писания, которое — с оглядкой на прошлое и будущее — я дополнял всё новыми и совершенными истинами — являлись не естественными, грубо говоря: табу.

Конечно, тогда, это было более чем актуально, потому что человеку, который как малый птенец ещё не научился летать, чтобы окрепнуть и взлететь, нужны были теоретические знания. Беря их из Библии, люди учились; понимая себя, взаимодействовать с миром вокруг. Но не теперь, когда техническая революция захлестнула умы верующих, а ученые, с каждым годом всё больше ищут веру в формулах, нежели в моём писании. А человек, становиться богоподобным существом, который по своему образу и подобию создает инновационные системы, лекарственные препараты продлевающие жизнь — роботов, вакцины от смертельных ранее болезней.

И именно тогда — задолго до «Нашей эры» — я видел светлые перспективы развития человечества, как совершенно иного существа. Того, кто откроет двери в ранее неизведанное, доселе непостижимые закономерности природы. Это было логично, потому что каждый организм со временем развивается. На это мы Боги и надеялись, когда создавали вас, людей. А как вы уже знаете: всё «пошло под откос».

Но знаете что? Даже на планете, откуда я родом не всегда было так гладко, как описывается в добрых сказках — «о мифических существах живущих бок обок с людьми». Как я и говорил ранее: ничего не бывает просто так. У всего есть причина и первоисточник. А нашим источником, — как и впоследствии вашим — стали неудачи. Они научили. Они показали как успешно эволюционировать, став сверхтехнологичной расой. И когда, после событий, которые поставили под угрозу человеческое существование; страшный вирус, унесший жизни больше половины всего населения планеты — я понимал, что никакая неудача не может сломать человека, у которого есть вера. А план моего брата по уничтожению мира, сработал частично.

Мной созданные по незнанию вампиры, обезумевшие от самой мысли о том, что они достаточно могучи чтобы вершить судьбы подобно Богам, — утратили способность контролировать себя. Свои эмоции и мысли, характер, который не от хорошей — до обращения жизни — не был добронравный. Обезумевшие от пьянящего аромата человеческой крови, они сеяли зло и погибель живым. Иссушали людей, словно сосуды с вином. Поедали младенцев, а храбрых и отважных воинов, которые пытались противостоять их жестокой свирепости — расчленяли. В безумном угаре, кровососущие продолжали искоренять малочисленное, оставшееся после восстания живых мертвецов население. Разжигая тем самым войну. И это доставляло им неописуемое удовольствие, потому как: чувствуя власть, очень сложно устоять перед искушением заполучить ещё больше власти.

Жители всего мира, воспаряли духом перед лицом угрозы. И уже через полвека, вампиров, — по сравнению с изначальной численностью — осталось не так уж и много. Я наблюдал, как жители деревень толпами сжигали их заживо. И в глазах их не было сожаления. Лишь первобытный страх, который и толкал человека на бесчеловечные поступки. Придумывая всё новые и жесточайшие методы борьбы с вампиризмом по всему миру, добровольцы, — зачастую во главе с представителем святой церкви — создавали специальные организации. Суть их была не только в отлавливании ещё оставшихся «Детей тьмы», но и укрепление веры в потусторонние силы, которая была сильна в комбинации с бесчисленными по множеству орудиями пыток. В слепой вере, живые сходили с ума от одной мысли, что где-то по городу — под покровом темноты — спокойно расхаживает питающее страсть к человеческой крови и плоти сверхъестественное существо. Поэтому то, что считалось совсем недавно необходимой мерой, превратилось в общественную паранойю, которая затянулась на долгие века.

По одному только доносу или жалобе поступившей от местного паренька, которому захотелось насолить приглянувшейся ему девушке, но не разделяющей юношеского максимализма — могли привлечь к ответственности совершенно невинного. Я помню, как несколько соседей, не поделивших между собой территорию двора, донесли друг на друга местным. На что, впоследствии, после не долгих разбирательств, были наказаны только потому, что деревенским зевакам показалось, что это проказы злых духов, которые посеяли в умы яро спорящих зло. Местные знахари и знающие толк в травах и снадобьях целительницы, тоже подвергались давлению. Их опасались, от того что не понимали таких методов лечения; шугались; как дикие животные огня — страшились.

В один из таких дней, я стал свидетелем очередного надругательства религиозных фанатиков над не виновными. В деревушке, которая располагалась в чаще; окружённая холмами и могучими лесами, простирающимися на километры к югу и на восток. Среди всех прочих населённых пунктов, могла «похвастаться» числом убитых, мирных граждан. Мертвое тело, каждого «вампира» или злющей «ведьмы», подвешивали на высокие, деревянные столбы, которые были глубоко вбивали в землю. Это делалось для устрашения и отпугивания злых духов. Как в прочем и кресты, весящие на окнах каждого дома, а также чеснок, лук, запах которых словно пропитал маленькие, грязные улочки.

Я стоял в гуще кричащей толпы. Они плевались и мокро харкались в сторону деревянного алтаря виселицы, на котором священник, перенося вес одной ноги на другую «Божим словом» судил несколько человек. Девушка, на вид лет двадцать — совсем ещё ребёнок. Несколько мужчин и седоватый старик, на лице которого было безразличие к происходящему. Он не боялся смерти, но и умирать не хотел. Двое его сыновей выкрикивали проклятья, каждый раз когда священник упоминал «проказы дьявола» и «низвергнуть в ад». Остальные люди стоящие полукругом — человек сорок на вскидку — вокруг алтаря, подтверждая правоту «посланника Божьего» (как по мне он был напыщенным индюком, которому не мешало бы припадать жизненный урок, чтобы не возникало желания обманывать людей прикидываясь человеком) взбунтовались и требовали возмездия.

Как вы понимаете, вера может не только образно выражаясь: окрылять человека, но и как оружие — очень сильна. И тогда «напыщенный индюк», зверь в обличии человека, — его сердце не билось, а запах смерти, пропитавший холодную кожу от недавно испитой крови, в смеси с притворством и ложью был мне противен — прочел молитву. На несколько минут все собравшиеся онемели, лишь звук кашля и лай дворового пса нарушал общую атмосферу, в которую погрузилась ведомая ложью толпа.

Я понимал, что так не должно продолжаться дальше. Люди, занимавшиеся самообманом; и от незнания самоистреблением, боялись каждого шороха и как умалишённое стадо, шли на поводу. Их пробуждающиеся инстинкты самосохранения, эволюционирующие, прогрессирующие с каждым поколением, не сыграли погоды тем невинным, искалеченным, которые были изуродованы или сожжены заживо. И я решил вмешаться.

Люди и вампир в шкуре священника, не знали кто я такой. Они и не догадывались, что с истоков вековечной истории идёт борьба. Битва за будущее человечества против Трёх, которая и положила основу множеству человеческих терзаний. Я винил себя за причинённый ущерб человечеству, но и понимал, что если бы не тот же чеснок, который в ходе расследования оказался лекарством, то людская раса считалась бы вымершая как и динозавры. Поэтому, не раскрывая карт, я хотел помочь каждому жителю этой маленькой деревни чем смогу.

Небо пронзила гроза, которая коснулась верхушки ветхого домишка. Возникла искра. Ветер заботливо перекинул огонь на соседние строения и вспыхнул пожар.

Людей уже не интересовали привязанные к столбам изголодавшие и отвергнутые обществом бедняги. Огонь распространялся с неимоверной скоростью, поглощая всё кругом. Крики мужчин и звонкие, полные безумия возгласы женщин, когда священник в приказном тоне, во всё горло орал: «потушить» или примерно так, на современный манер будет: «шевелите задницами» — пронзили воздух.

Дождавшись пока на площади не останется людей и убедившись, что каждый был занят тем, что пытается потушить разбушевавшуюся стихию — достаточно быстро чтобы меня не смогли заметить со стороны, — я очутился рядом со священником. Ухватил его покрепче за край богатой по тем меркам рубахи и потащил прочь. Мимо маленьких, узких улочек и ветхих, деревянных домов. Прямиком в сторону густого, темного леса.

Вампир сначала не понял, что произошло, но после на его лице я уловил недоумение. Уже не корча гримасы в истерике, он внимательно уставился на меня. И не отводил взгляда до тех пор, пока я не ослабил хватку.

— Что ты такое? — Как не странно для меня он был не агрессивен, а спокоен. Глаза его — с огроменную монету — излучали уважение, но не страх.

Его реакция мне показалась забавной. И я решил развлечься:

— Я вампир над вампирами. Не знаешь такого?

Но, почти сразу же, когда услышал крики, доносящиеся с площади, передумал.

Я притянул вампира к себе, который упал на колени и начал быстро бормотать ахинею вроде: «господин, повелитель». Посмотрел ему в глаза и сказал:

— Ты не обманываешь людей, а помогаешь им. Всё так же не сообщаешь, что ты есть, но и не используешь свои способности в корыстных целях. Питаешься кровью животных, но не убиваешь, а берёшь только необходимое количество их крови.

Я не знал, работает ли моя способность внушать свою волю на вампирах, поэтому пришлось немножко подождать перед тем, как понять: сработало. После, оставив задумчивого, будущего ярого гуманиста и лидера своей деревни размышлять о своём поведении, я понёсся обратно.

Люди, выстроившиеся в ряд, по цепочке передавали воду, которую черпали с колодца вёдрами. У деревенских не было шансов хотя бы локализовать разгоревшееся пламя, которое перекинулось на большую часть строений. Поэтому, мне не составило труда вызвать сильный ливень и помочь им.

Капельки дождя, отстукивали чечётку по крышам домов, укрывая город чудодейственной завесой. Вода, заботливо обволакивая всё кругом, вступила в схватку с разбушевавшимся огнём. Комки грязи, которые ветер невидимой рукой бросал в окна и части каркаса, перекрывали подачу кислорода огню. Но в тот момент, когда показалось что самое страшное осталось позади, пожар, уже не был настолько не контролируемым, что попытки потушить его увенчались успехом — душераздирающий крик пронзил округу.

Я и не заметил, как девушку, которая вместе с другими обвиняемыми была привязана за руки к столбу, убили местные; вероятно в порыве гнева считая её «порождением зла». Струйки крови сочились из колотых как от удара ножом ран. Её длинные, грязные, черные как смоль волосы, ниспадали до пупка. А мертвое тело неестественно, судорожно подёргивалось. Ещё мгновение и блеск бледно-голубых глаз мелькнул в темноте.

Увидев это, местный паренёк, — младший сын того старика в равных и грязных лохмотьях, который был привязан по соседству и время от времени что-то безнадёжно бормотал в пустоту — подбежал к «дьявольскому» созданию и начал тыкать в неё палкой. Наносить сильные удары по голове, которая то и дело качалась как неваляшка. Спустя пару мгновений, он остановился. И судорожно дыша, повернулся лицом к вопящей публики, которая всё также продолжала орать и свистеть в поддержку юнца.

Руки его были в крови, а не лице звериный оскал. В глазах чертики и улыбка полная безумия, показавшаяся мне слегка наигранной, чтобы быть правдоподобной — нервной.

Парень, поднял топор вверх, что заботливо ему подал молодой мужчина. И разворачиваясь к мертвой девушке, чтобы завершить начатое, закричал от боли, которая словно пронзила его насквозь — настолько громко и чувственно, что страх, как атомная бомба цепного механизма, взорвал толпу. Я хотел успокоить его пыл. Но уже было поздно что-либо пытаться предпринять… Последовал хруст ломающейся шеи, когда вампир в считанные доли секунды разорвал толстые верёвки и впился ему в горло острейшими как иглы зубами.

Причмокивая и словно испытывая самое что ни наесть блаженство, девушка заключила в крепкие объятья паренька. И не отпускала до тех пор, пока плачь младенца, который словно нутром почувствовал вытекающую жизненную силу из бедного, бледнеющего на глазах смертного — привлёк её внимание. Вены на её лице взбухли ещё явственней — нарисованные толстым, черным карандашом линии. В глазах, я не увидел ничего человечного, от того и пугающее для толпы выражение лица — пустые, бездушные, в которых читалась нездоровая агрессия, неутолимая жажда и где-то глубоко внутри проблеск света пробивающегося сквозь мрак.

Швырнув безжизненное тело как плюшевую игрушку, вампирша направилась к женщине, которая от страха прижала ребёнка к груди и закрыла глаза в ожидании худшего. Даже, учитывая то, что я приобрёл способность контролировать свои эмоции, мысли и желания, было неприятно наблюдать подобное. Да и ситуация, в любом случае требовала моего вмешательства. Иначе, только предположить: всего один новорождённый вампир способен погубить жизни стольких, хороших людей. А в конце, когда пройдет жажда; осознать, почувствовать весь вес и тяжесть своего поступка. Под эффектом вкуса крови — это не важно, как и потерянного не вернуть.

Усилием воли я, приказал ей остановиться и насколько возможно быстро следовать за мной. Оставив другого вампира в шкуре священнослужителя (как и ожидалось, он, во всю помогал бедным людям чем мог: утешал плачущих над трупом парня женщин и старух, приказал развязать ныне приговорённых «виновных» и даже распорядился приготовить котел хлебной похлебки, чтобы восполнить силы после случившегося) присмотреть за деревней и её жителями. Я повел Елену подальше от того места.

В дороге, я размышлял как правильней поступить. Я понимал, что на мне лежит огромная ответственность как за жизнь человеческую, так и за вампирскую. Вероятно, план моего брата заключался в том, чтобы показать мне то, что я не в состоянии понять: я совершенно другой человек, хоть даже и внешне мы с ним очень похожи.

Если у брата длинные волосы, который он принципиально, — даже в двадцать первом веке, когда мода прогрессирует в сторону минимализма — не хочет состригать. То у меня, зависимости от модных тенденций того или иного века по-разному. Во времена древнего Египта коротковатая, не сильно отличающаяся от прически обычного смертного. Древний Рим мог «похвастаться» более сложными и многодельными в исполнении искусных мастеров прическами, которые я носил; невзирая на свою Божественную природу, вполне человечную: не слишком бросающуюся в глаза, но и достаточно сложную по исполнению, стильную. А в эпоху средневековья, мне очень нравилось не стричься вообще, не говоря уже о бритье бороды, которая очень хорошо маскировала моё истинное лицо. Когда брат красовался перед художниками пишущими с него картины (он и сам неплохо рисует. У него грациозно получалось писать на скалах шедевры, некоторые из которых освящая историкам события, культуру и быт первых людей, существуют и по сей день), а после повелевал сжигать любое упоминание о себе. Но именно моё несоответствие брату и остальным сородичам, делает меня совершенно другим, человечным существом. И живая Елена тому подтверждение.

Конец ознакомительного фрагмента.