Неточные совпадения
Он ничего не мог выговорить. Он совсем, совсем не так предполагал объявить и сам не понимал того, что теперь с ним делалось. Она тихо подошла к нему, села на постель подле и ждала, не сводя с него глаз. Сердце ее стучало и замирало. Стало невыносимо: он обернул к ней мертво-бледное
лицо свое; губы его бессильно
кривились, усиливаясь что-то выговорить. Ужас прошел по сердцу Сони.
Его разнузданное
лицо кошмарно
кривилось, глаза неистово прыгали от страха или радости.
Но через минуту, взглянув в комнату, он увидел, что бледное
лицо Туробоева неестественно изменилось, стало шире, он, должно быть, крепко сжал челюсти, а губы его болезненно
кривились.
Он схватил Самгина за руку, быстро свел его с лестницы, почти бегом протащил за собою десятка три шагов и, посадив на ворох валежника в саду, встал против, махая в
лицо его черной полою поддевки, открывая мокрую рубаху, голые свои ноги. Он стал тоньше, длиннее, белое
лицо его вытянулось, обнажив пьяные, мутные глаза, — казалось, что и борода у него стала длиннее. Мокрое
лицо лоснилось и
кривилось, улыбаясь, обнажая зубы, — он что-то говорил, а Самгин, как бы защищаясь от него, убеждал себя...
Другим случалось попадать в несчастную пору, когда у него на
лице выступали желтые пятна, губы
кривились от нервной дрожи, и он тупым, холодным взглядом и резкой речью платил за ласку, за симпатию. Те отходили от него, унося горечь и вражду, иногда навсегда.
— Друг мой, если хочешь, никогда не была, — ответил он мне, тотчас же
скривившись в ту первоначальную, тогдашнюю со мной манеру, столь мне памятную и которая так бесила меня: то есть, по-видимому, он само искреннее простодушие, а смотришь — все в нем одна лишь глубочайшая насмешка, так что я иной раз никак не мог разобрать его
лица, — никогда не была! Русская женщина — женщиной никогда не бывает.
Вы только намереваетесь сказать ему слово, он открывает глаза, как будто ожидая услышать что-нибудь чрезвычайно важное; и когда начнете говорить, он поворачивает голову немного в сторону, а одно ухо к вам;
лицо все, особенно лоб, собирается у него в складки, губы
кривятся на сторону, глаза устремляются к потолку.
Лицо получало какой-то зеленоватый трупный оттенок, на лбу выступал холодный пот, кулаки судорожно сжимались,
лицо кривилось ужасною улыбкой.
Увидав квадратики бумаги, рассеянные по доскам, он начал хватать их, подносил к
лицу, бросал, снова хватал, челюсть у него
скривилась, борода прыгала, и он так сильно дышал, что бумажки слетали на пол.
Бабушка, сидя около меня, чесала волосы и морщилась, что-то нашептывая. Волос у нее было странно много, они густо покрывали ей плечи, грудь, колени и лежали на полу, черные, отливая синим. Приподнимая их с пола одною рукою и держа на весу, она с трудом вводила в толстые пряди деревянный редкозубый гребень; губы ее
кривились, темные глаза сверкали сердито, а
лицо в этой массе волос стало маленьким и смешным.
Лицо ее мне показалось меньше, чем было прежде, меньше и белее, а глаза выросли, стали глубже и волосы золотистее. Раздевая меня, она кидала одежду к порогу, ее малиновые губы брезгливо
кривились, и всё звучал командующий голос...
Она не могла удерживаться, и рот ее беспрестанно
кривился от радостной улыбки; ей было стыдно от того, и она закрывала
лицо рукою.
Глаза старика блестели раздраженно и злобно, губы презрительно
кривились, и морщины темного
лица вздрагивали.
Раиса медленно отодвинулась в сторону, Евсей видел маленькое, сухое тело хозяина, его живот вздувался и опадал, ноги дёргались, на сером
лице судорожно
кривились губы, он открывал и закрывал их, жадно хватая воздух, и облизывал тонким языком, обнажая чёрную яму рта. Лоб и щёки, влажные от пота, блестели, маленькие глаза теперь казались большими, глубокими и неотрывно следили за Раисой.
Лицо у него было озабоченное, глаза невесёлые, речь отрывистая, тонкие губы всё время
кривились, вздрагивали. Он позвонил, открыл дверь, высунул в коридор голову и крикнул...
Когда я говорю или читаю, рот у меня
кривится в сторону; когда улыбаюсь — все
лицо покрывается старчески-мертвенными морщинами.
Усмехнулся ли он спьяна своею скверною длинною улыбкой, или у него
скривилось что-то в
лице, — Вельчанинов не мог разобрать, но мгновение спустя Павел Павлович поднял с усилием свою дрожавшую правую руку, чтоб перекреститься; крест, однако ж, не сложился, и дрожавшая рука опустилась.
Являлся механик Павел Солнцев, чахоточный человек лет тридцати. Левый бок у него был перебит в драке,
лицо, желтое и острое, как у лисицы,
кривилось в ехидную улыбку. Тонкие губы открывали два ряда черных, разрушенных болезнью зубов, лохмотья на его узких и костлявых плечах болтались, как на вешалке. Его прозвали Объедок. Он промышлял торговлей мочальными щетками собственной фабрикации и вениками из какой-то особенной травы, очень удобными для чистки платья.
И
лицо все у него
кривится, как у дьявола: не то смеется, не то нарочно рожи строит.
Но нос был как деревянный и падал на стол с таким странным звуком, как будто бы пробка.
Лицо майора судорожно
скривилось.
…Он опять орет, и я не могу больше писать. Как ужасно, когда человек воет. Я слышал много страшных звуков, но этот всех страшнее, всех ужаснее. Он не похож ни на что другое, этот голос зверя, проходящий через гортань человека. Что-то свирепое и трусливое; свободное и жалкое до подлости. Рот
кривится на сторону, мышцы
лица напрягаются, как веревки, зубы по-собачьи оскаливаются, и из темного отверстия рта идет этот отвратительный, ревущий, свистящий, хохочущий, воющий звук…
Гром из-за тучи, зверея, вылез,
громадные ноздри задорно высморкал,
и небье
лицо секунду
кривилосьсуровой гримасой железного Бисмарка.
Глянул Василий Борисыч — у парня
лицо скривилось, побагровело, глаза огнем пышут, кулак пудовóй.
Рот его
кривился, раздираясь от одного уха до другого, ширился, рос, поглощал все
лицо; казалось, еще секунда — и в это растущее отверстие можно будет рассмотреть самые внутренности его, набитые кашей и жирными щами.
На бледном
лице Лидии появилась презрительная гримаса, зеленые глаза сузились и потемнели. Крупные яркие губы, резко выделяясь на матово-бледном
лице,
скривились в усмешке.
Петя вскакивает, вытягивает шею и глядит в упор на красное, гневное
лицо отца. Большие глаза его сначала мигают, потом заволакивают влагой, и
лицо мальчика
кривится.
Она начинает класть земные поклоны и твердит одно и то же, одно и то же по сто раз подряд. И глаза ее лихорадочно сверкают в полутьме комнаты, и губы
кривятся на бледно-желтом
лице.
Около вагона младший унтер-офицер прощался с женою и плакал, как маленький мальчик; усатое загорелое
лицо было залито слезами, губы
кривились и распускались от плача.
Ее мучило и оскорбляло: во время ласк глаза его светлели, суровые губы
кривились в непривычную улыбку. Но потом на
лице появлялось нескрываемое отвращение, на вопросы ее он отвечал коротко и грубо. И даже, хотя бы из простой деликатности, не считал нужным это скрывать. А она, — она полюбила его крепко и беззаветно, отдалась душою и телом, гордилась его любовью, любила за суровые его глаза и гордые губы, за переполнявшую его великую классовую ненависть, не шедшую ни на какие компромиссы.
Таня вернулась к себе в комнатку. Когда она осталась наедине сама с собой,
лицо ее преобразилось. Злобный огонь засверкал в ее глазах. На лбу появились складки, рот конвульсивно
скривился в сардоническую улыбку.