Неточные совпадения
День выпал хороший и теплый. По
небу громоздились массы кучевых облаков. Сквозь них прорывались солнечные лучи и светлыми полосами ходили по воздуху. Они отражались в лужах воды, играли на камнях, в листве ольшаников и освещали то один
склон горы, то другой. Издали доносились удары грома.
Бесчисленные поколения людей, как мелколесье на горных
склонах, уместились на расстоянии двадцати столетий, протекших с той ночи, когда на
небе сияла хвостатая звезда и в вифлеемской пещере нашла приют семья плотника Иосифа, пришедшего из Назарета для переписи по указу Августа.
Погода нас недолго баловала, и вскоре
небо стало заволакиваться тучами. Подвигались мы теперь медленно. На западных
склонах Сихотэ-Алиня снега оказались гораздо глубже, чем в бассейне рек Тумнина. Собаки тонули в них, что в значительной степени затрудняло наше передвижение. К вечеру мы вышли на какую-то речку, ширина ее была не более 6–8 метров. Если это Хунгари, значит, мы попали в самое верховье ее и, значит, путь наш до Амура будет длинный и долгий.
Из больших кусков пробки построены горы, пещеры, Вифлеем и причудливые замки на вершинах гор; змеею вьется дорога по
склонам; на полянах — стада овец и коз; сверкают водопады из стекла; группы пастухов смотрят в
небо, где пылает золотая звезда, летят ангелы, указывая одною рукой на путеводную звезду, а другой — в пещеру, где приютились богоматерь, Иосиф и лежит Младенец, подняв руки в
небеса.
Он долго сидел и думал, поглядывая то в овраг, то в
небо. Свет луны, заглянув во тьму оврага, обнажил на
склоне его глубокие трещины и кусты. От кустов на землю легли уродливые тени. В
небе ничего не было, кроме звёзд и луны. Стало холодно; он встал и, вздрагивая от ночной свежести, медленно пошёл полем на огни города. Думать ему уже не хотелось ни о чём: грудь его была полна в этот час холодной беспечностью и тоскливой пустотой, которую он видел в
небе, там, где раньше чувствовал бога.
Целую неделю я гляжу на полосу бледного
неба меж высокими берегами, на белые
склоны с траурной каймой, на «пади» (ущелья), таинственно выползающие откуда-то из тунгусских пустынь на простор великой реки, на холодные туманы, которые тянутся без конца, свиваются, развертываются, теснятся на сжатых скалами поворотах и бесшумно втягиваются в пасти ущелий, будто какая-то призрачная армия, расходящаяся на зимние квартиры.
Мальчик перестал читать и задумался. В избушке стало совсем тихо. Стучал маятник, за окном плыли туманы… Клок
неба вверху приводил на память яркий день где-то в других местах, где весной поют соловьи на черемухах… «Что это за жалкое детство! — думал я невольно под однотонные звуки этого детского голоска. — Без соловьев, без цветущей весны… Только вода да камень, заграждающий взгляду простор божьего мира. Из птиц — чуть ли не одна ворона, по
склонам — скучная лиственница да изредка сосна…»
Западный край
неба уже нежился в закатном сиянии, над снежными полями кое-где розовел туман, и теневые
склоны гор покрылись мягкими фиолетовыми тонами.
Утро было тихое. Туман над полыньей сгустился еще больше. Золотисто-розовые лучи восходящего солнца алели на высоких облаках в
небе и на восточных
склонах гор, покрытых заиндевелыми кедровниками. День обещал хорошую погоду.
Близился вечер. Усталое
небо поблекло, посинел воздух; снег порозовел на вершинах гор, а на темных
склонах принял нежно-фиолетовые оттенки. Тишина и сумрак спустились на землю.
Там, наверху, сшибаются вихри, чудовищные волны с ревом бросаются на
небо, земля сотрясается, валятся скалы, поросшие вековым мохом, зловеще ползет по
склонам огненная лава, — а тут, в пещерке, мирно плавают маленькие козявочки, копошатся в иле, сосут водоросли.
Я лежал на
склоне лощины, около Гремячего колодца. Перед ужином мы выпили водки, и тяжелая усталость превратилась в приятную истому. Не хотелось шевелиться, сквозь охватившую глубокую задумчивость медленно проплывали чуть сознаваемые мысли; в просторном меркнувшем
небе загорались звезды, и, казалось, никогда еще в нем не было столько тихой красоты.